Трое - Георгий Иванов Марков

Это ново.

«Может быть, поэтому капитан хотел, чтобы я остался на заводе?» — Иван озадачен. Это меняет его представление о капитане. Ему казалось, что капитан не мог бы жить вне казармы.

Входят в дом. Он проходит первым в квартиру, окидывает критичным взглядом обстановку и быстро возвращается, чтобы принять из ее рук пальто.

Она останавливается посреди комнаты и восклицает:

— Здесь чудесно! Совсем самостоятельная, да?

— Да, совсем самостоятельная.

Марта подходит к окнам, смотрит на улицу, возвращается знакомой танцующей походкой и садится на диван, закидывает ногу на ногу. Иван видит ее колени.

— Так я себе и представляла! — говорит она. — А где твоя лаборатория? Где ты работаешь?

— В институте!

— А здесь у тебя ничего нет? — она удивлена.

— Ничего. Здесь я лодырничаю, слушаю музыку, пью кофе, читаю романы, играю в шахматы и принимаю женщин.

Марта заметно разочарована.

— Думала, ты много работаешь. Думала, что ты переутомлен, упал духом, хотелось, чтобы ты несколько дней отдохнул со мной!

— Вовсе нет, — отвечает он. — Мне продолжили отпуск. Я еще не решил, чем заняться и, откровенно говоря, чувствую себя совсем неплохо!

— Может быть, рана измучила тебя?

— Вообще не болела! Делал все, что мне вздумается! Но теперь уже хочется работать! Немного погодя, — ты уж извини меня, — я должен пойти в институт. Завтра мой первый рабочий день. Хочу повидаться с директором.

— И я пойду с тобой, — подпрыгивает она. — Можно?

— Можно!

— Или, — колеблется она, — может быть, там подумают что-нибудь о тебе…

— Не беспокойся!

Марта роется в сумочке.

— Вот письмо капитана!

Иван вскрывает конверт. Знакомый почерк, крупный, прямой, грубый.

«Приступил к работе на заводе. Нам очень нужен физик. Работа серьезная. Писали в ваш институт. Приезжай. Если не сможешь, помоги подобрать для нас подходящего человека. Привет».

— Что пишет?

— Приглашает меня работать на вашем заводе.

— Ты поедешь? — Марта с любопытством смотрит на него.

— Не знаю… — задумчиво отвечает он. — Если хочешь, останься здесь, отдохни, а я пойду в институт? К обеду вернусь!

— Нет, нет! И я пойду с тобой!

На улице она ему говорит:

— Я решила учиться.

— На кого? — рассеянно спрашивает он. Мысли его заняты письмом капитана. И в самом деле, почему бы ему не поехать?

— Поступлю в университет, на химический! — говорит Марта.

— Гениальная химичка, открывающая новую электронную или суперядерную реакцию; сама, подобно мадам Кюри, перетаскивающая мешки с рудой, посвящающая науке дни и ночи… удостаиваемая высоких наград, мировой славы, держащая пламенные речи на конгрессах, облачающая докторскую мантию и гордящаяся тем, что она не такая женщина, как все… Слушай, Марта, — он поворачивается к ней, — боюсь, что этого тебе будет мало!

Она обижена. Ожидала, что он обрадуется, похвалит ее решение, будет помогать, подготовит ее к вступительным экзаменам, поможет ей во всем, и она будет учиться, учиться…

Он смеется.

— Жалко превращать такую красавицу в химика!

Еще миг, и она побежит. Он чувствует ее боль. Ему становится жаль ее, но не зная, как выйти из положения, он молчит.

«Почему, — думает он, — я должен поощрять ее в начинаниях, которые ей не подходят!»

Молчат. Так приближаются к зданию института. Колманов из окна машет Ивану. Хочет сказать «Где подцепил такую красотку!»

— Чем здесь занимаются? — холодно спрашивает Марта.

Иван объясняет ей тоном опытного экскурсовода.

— Долго задержишься у директора?

— Сначала зайдем к моему другу, там подождешь меня! — и он пропускает ее перед собой.

Марта охвачена неподдельной радостью. Портреты знаменитых ученых производят на нее сильное впечатление. Лозунгов уже нет. По приказу нового директора.

Когда Иван открывает дверь кабинета Ружицкого, она попадает в знакомую атмосферу. Ведь все лаборатории на этом свете похожи. Склянки, пробирки, колбы, электрические плитки, вакуум-насосы… и что-то огромное, покоящееся на длинном черном столе.

Ружицкий, вооруженный изоляционными клещами, соединяет кабели своей высоковольтной машины. Проскакивают искры.

— Дойчинов! — радостно восклицает он. — Как раз ты мне нужен! Прошу тебя, помоги!

— Привел еще одного помощника! — Иван представляет ему Марту.

Ружицкий смотрит на девушку рассеянно, даже с неудовольствием. Подает ей свою костлявую руку и продолжает объяснять Ивану.

— Нужно соединить эти два проводника! Только они очень тонкие! У меня не получается! Наш техник побежал в магазин. И раствор нужно приготовить! Вообще, каша! Не могу начать вовремя, а это очень важно.

Марта снимает пальто.

— Какой раствор вам нужен?

— Двунормальный раствор натриевого оксалата! — Ружицкому безразлично, кто будет помогать. — Десять литров!

— Халат?

— В шкафу!

Иван удивляется Марте. Она берет халат отсутствующего лаборанта, надевает его и возвращается к столу.

Только теперь, когда она одета в белое, Ружицкий обращает на нее внимание. Он сосредоточенно смотрит на девушку, словно проглотив язык.

Она спокойно открывает шкаф с реактивами.

— Натриевого оксалата мало! Не хватит! — учтиво обращается она к нему.

— В верхнем шкафу! — говорит он хриплым голосом.

Иван наблюдает лица обоих. Улыбается.

— Кто она? — шепотом спрашивает Ружицкий!

— Знакомая, лаборантка!

Ружицкий подозрительно смотрит на него.

— Твоя любовница?

— Нет!

Химик продолжает объяснять. Надо удлинить один из проводников. А его неловкие руки этого никак не могут сделать. И вдруг он громко говорит:

— А знаешь, с повышением вольтажа, при константной концентрации, активность кислорода нарастает не по правильной кривой, а скачкообразно… Посмотри график! Это очень интересно! Очень интересно! Вот тебе пробы! А ну-ка, проведи по стеклу! Чистый корунд!

И возбужденно, не в силах сдержать своих чувств, Ружицкий говорит о новых идеях, новых выводах, которые могут быть сделаны, о парадоксальном явлении…

Лицо его розовеет. Он говорит удивительно связно, хотя и очень быстро. Даже человек, который никогда не слыхал об этих вещах, мог бы понять их значение. Новая, живительная струя разливается по его высохшему лицу, удаляя болезненные тени, превращая его в счастливого и наивного доброго малого.

Элоксирование — это образование на алюминиевой поверхности корундовой корки. Корка эта имеет изумительную твердость, она вынослива и невероятно прочна…

В процессе изучения реакции Ружицкий наблюдает ряд интереснейших явлений. И, как прежде, он бурно пускается в построение новых гипотез о механизме химических реакций, о физико-химии процессов.

Это какой-то неудержимый фейерверк предложений, которые поражают своей оригинальностью, остроумием.

Ружицкий дрожит от волнения.

— Пора! — говорит он. — Пора!

Иван находит, что выводы Ружицкого поспешны, что все это не мешало бы сначала обдумать, хорошенько проверить. По его мнению, не приняты во внимание некоторые детали, не гарантирована стопроцентная чистота реактивов и т. д.

Ружицкий не хочет и слышать. То, что он выдвигает, для него, очевидно, сама действительность. Его воображение вторгается в эту действительность и рисует ее, осязательно, зримо.

Иван замечает, что нельзя игнорировать и закон действия масс.

— Вот тебе