Дивные пещеры - Евгений Дубровин

– Что значит «с прибылью»?

– Ну продвинулся по службе… построил сарай… родил сына… купил телевизор… вырастил на огороде хорошую картошку… Да мало ли что…

– Но это же страшно скучно.

– Так живет большинство моих знакомых, и я не знал, как надо по-другому. Я был доволен… У меня имелось все, что я хотел… Оставалось только достойно встретить и проводить старость. Мне уже пятьдесят два… А тут появилась ты… Все изменилось… Вроде бы как засверкало… Даже не засверкало… Как это сказать… Ага… переоценка ценностей… То, что раньше было ценным, – оказалось пустяком. Дом, например, сад… моя должность… деньги. А твоя улыбка, шепот ветра, заря вдруг стали очень важными – это удивительно… Вот старый дурак… Не знаю, как это и называется…

– Название известно очень давно.

– Я думал, ее нет. Выдумали такие, как ты, художники, писатели. А остальные подхватили и придуриваются. Вот мой первый опыт. Тебе он нужен?

– Нет.

– Вторая часть жизни очень короткая… С зимы… С того вечера в санатории… Безумства старого дурака… Нужно?

– Тоже нет. У меня свой опыт. Его хватит на двоих. Потому что я старше тебя.

– На тридцать лет?

– На миллионы. Ты забыл, что я женщина. Прародительница жизни.

– Ах, извини. Слушай, женщина, ты забыла свой букет.

– Я не забыла. Он больше мне не нужен. Сослужил свою службу… Знаешь что, давай поговорим о более важных вещах.

– Разве мы говорим не о важных вещах?

– О важных… Но теперь все это не имеет никакого значения.

– Почему? – удивился Рудаков.

– Да так… То все теория, а нам надо поговорить о деле.

– Говори… – Сердце Семена Петровича екнуло от нехорошего предчувствия.

– Сеня, я ждала тебя в тот вечер на танцах… В санатории.

– Как это ждала? – удивился Семен Петрович.

– Так… Я знала, что приедешь.

– Знала? Откуда?

– Меня предупредил Евгений Семенович Громов… Ваш главный инженер. Знаешь такого?

– Знаю, конечно… Почему же он тогда ничего мне не сказал? Странно…

– Ничего странного нет. Он попросил меня, чтобы я занялась тобой…

Рудаков долго шел молча.

– Как это – занялась? – спросил он наконец глухо.

– Ну, чтобы ты… влюбился в меня…

– Зачем это ему было нужно?

– Не знаю… Но мне казалось, что он хочет как-то связать тебя, сделать покладистей, ближе к себе… Ты его опасайся, Сеня… Это нехороший человек… Он устроил мою маму к себе на завод – обещал повышение, квартиру… а взамен видишь; чтобы я занялась тобой… Мама скоро умерла…

– А договор остался?

– Как хорошо, что он привез тебя… Ты меня прощаешь?

– Прощаю. Это и все твои тайны?

– Да… Остальное ты все знаешь… Я так боялась, что ты меня не простишь…

– Я прощаю. Это ерунда…

Они подошли к реке. От скалы, как на Нининой картине, через реку, через пляж, по траве тянулась к лесу длинная черная тень.

– Сеня, – сказала Нина, – спасибо за этот день. Это мой самый счастливый день.

Утром Нина сказала:

– Ты иди один загорай.

– Почему?

– Мне надо побыть одной.

– Я тебе надоел?

– Нет. Но мне надо побыть одной.

Рудаков вернулся в пещеру после полудня. Нины не было. Кровать аккуратно заправлена. Куда же она делась?

И вдруг главный бухгалтер вздрогнул: возле решетки, что загораживала ход в Пещеры, лежали Нинино пальто, платок…

Рудаков рванулся к ходу, схватил пальто, платок… Что здесь произошло? Нет, крови не видно… пальто и платок лежат спокойно, они не носят следов насилия или спешки. Их сняла сама Нина. Сняла и аккуратно положила возле решетки… Зачем? Чтобы переодеться в другое? Чепуха. И почему одежда осталась лежать на этом месте?

Семен Петрович уже знал ответ на эти вопросы. Тщательно, сантиметр за сантиметром главный бухгалтер стал исследовать пещеру. Знакомые вещи… Все знакомое, все или принесенное из дома, или сработанное его руками здесь… Но того, чего искал Рудаков, не было. Это ведь невозможно… Записка должна где-то лежать. Она не могла уйти, не оставив записки…

Нигде ни клочка бумаги… Все на своих местах… И все-таки в пещере что-то изменилось. Все было на своих местах, но что-то изменилось. Рудаков стал посередине их «комнаты», уже автоматически вновь и вновь водя лучом фонарика.

И вдруг он увидел, что изменилось. Изменилась картина над столом.

Картина, которую он не любил и боялся. То есть картина осталась, только чуть-чуть стала иной. Не было тени от скалы. Тени не было потому, что теперь на картине стоял полдень. Полдень вместо вечера. А в полдень тени не бывает…

Скала возвышалась вся освещенная солнцем, сверкающая, как айсберг, посередине голубой реки, голубого неба. Вообще-то по правилам тень уже должна зародиться у основания скалы, но ее не было. Даже намека. Сияло ослепительное солнце, сияла скала, голубело бездонное знойное небо; небо, откуда прилетают звуки детства…

И было еще одно изменение, которое сразу не бросилось Семену Петровичу в глаза. Не бросилось, ибо он не мог даже предположить, что такое возможно. Мужчина лежал на пляже один! Он лежал в свободной позе, с наслаждением отдаваясь солнцу, ветру, своим мыслям. От женщины не осталось даже следа. Ни вмятины, ни одежды, ничего. Она исчезла, вроде бы ее никогда и не было.

Семен Петрович бессильно опустил руку с фонариком. Вот почему не было записки…

– Нина! – крикнул Рудаков. Крикнул негромко. Он знал, что ничего не услышит в ответ.

Потом Рудаков попытался выломать решетку. Он бил и бил в решетку плечом, пока плечо не заныло. Стальные прутья даже не погнулись. Сделано на совесть. Все, что делал Семен Петрович, делалось на совесть.

И только потом, когда разболелось плечо, главный бухгалтер удивился. Как же она могла уйти, не повредив решетки? Он еще и еще раз осматривал заделанный проход. Нет, это невозможно… Надежная стальная решетка… Неужели она проскользнула в квадрат… Она же совсем худенькая… Сняла пальто и проскользнула между прутьев, как ласка?..

В Пещерах не надо иметь пальто… Там постоянная температура… И идет сейчас торопливым шагом по узким ходам?.. Или уже лежит на дне колодца?

Он сам замуровал ее от себя.

Рудаков закурил и вышел на улицу. Теперь можно курить…

Семен Петрович спустился к бухте Радости. На скале смутно проступало ее лицо. Рядом с его лицом. Он повернулся спиной к скале. Река тихо плескалась у берега, шуршала дождем.

Рудаков вылил остатки водки в стакан, выпил. Потом бросил стакан в реку. Постоял, не зная, что делать дальше.

Было тихо. Шорох реки сливался с шорохом неба. В небе таились какие-то звуки, звуки детства… Так что хотел сказать отец матери? Каким он хотел видеть сына? Теперь этого никогда не узнаешь…

Вдруг возник еще один звук. Со стороны хутора ветер принес звучание радио. Передавалась какая-то медленная мелодия. Семен Петрович повернулся лицом к хутору. Мелодия удивительно точно передавала его настроение, сжимала сердце…

Рудаков простоял долго на берегу, повернув мокрое от слез лицо к хутору, удивляясь новому ощущению. Раньше его никогда не трогала музыка. Она его даже раздражала. Семен Петрович всегда выключал телевизор или радио, едва раздавались первые звуки.

Мелодия затихла, словно затерялась. Главный бухгалтер постоял еще немного, напрягая слух, но так больше ничего и не услышал.

Потом он с трудом побрел в гору…

9. СУД

Семен Петрович едва вошел во двор, как через изгородь его окликнул сосед. С соседом у главного бухгалтера были добрые отношения. Они работали на одном заводе, хотя и в разных местах, сосед – слесарем-сборщиком, были приблизительно одного возраста и помогали друг другу чем могли. Сосед относился к той части петровцев, которая верила, что жена Семена Петровича сама куда-то ушла из дома, а не была убита своим мужем.

– Эй, Петрович! – окликнул сосед негромко. – Подойди, разговор есть.

Рудаков подошел к изгороди.

– На рыбалке был?

– Ага…

– Поймал что?

– Да так…

– Слушай, – сосед понизил голос. Он был маленький, толстенький, с жидкой бороденкой, с тихим голосом, похожий на гнома.

– У тебя опять рыли…

– Как? – удивился Рудаков. – В выходные они не роют.

– А вот рыли…

– Странно… – пробормотал главный бухгалтер.

– Знаешь почему? – сосед-гном оглянулся по сторонам, и голос его стал едва слышным. – Мальчишки копались у тебя в старой яме, той, что в самом углу сада, и нашли кость…

– Что еще за кость?

– Человечья…

– Да брось ты, – махнул рукой Семен Петрович. – Плетешь невесть что.

– Чтоб мне провалиться на месте! Сам видел… Берцовая, что ли. Они тут ее таскали по всей улице, а потом кто-то надоумил снести в милицию…

– Ну и что?

– Что… Те опять рыть стали и еще несколько штук нашли… Брешут, тут же в Суходольск на экспертизу отправили.

– Вот так дела… – Семен Петрович растерянно уставился на соседа. Тот отвел в сторону глаза.