Десять басен смерти - Арно Делаланд

Окровавленный кончик клинка показался у него на спине.

Баснописец сплюнул.

Все собравшиеся вокруг буйволы, лягушки, журавли, вороны, лисицы, львы, ослы, быки, гепарды и сказочные звери, вся маскарадная толпа наконец зааплодировала. Так произошла и так закончилась самая красивая и самая тайная дуэль Версаля – и так была решена судьба французского королевства: под раскаты чудовищного смеха. Все смеялись, так как все еще думали, что присутствуют на комедийном представлении, пока не решила вмешаться дворцовая гвардия.

– Но… Позвольте… Дуэли запрещены! – закричал только что подоспевший швейцарский гвардеец.

Пьетро подошел к Баснописцу, который уже готов был испустить дух, как некогда на крыше он подошел к его приемному отцу.

Он поддержал ему голову и прошептал:

– Ну вот, мне кажется, мы дошли до конца нашего пути мудрости… Какова мораль этой басни? Я предлагаю следующую: «Рыбка и Рыбак». Ты помнишь, как она заканчивается? Лучше синица в руках….

Баснописец нашел в себе силы улыбнуться.

– …чем журавль в небе, – закончил он, сплевывая кровью. Его рука дрожала в руке Виравольты.

Именно на этом месте в грозовую ночь Баснописец оставил изуродованное тело Розетты и свою драгоценную книгу басен. Пропитав молчаливый паркет, его кровь сольется с кровью его жертвы.

Пьетро выпрямился. Анна выступила вперед. Звери продолжали аплодировать.

Затем одна гостья, в кошачьей маске, сделала немыслимый жест, бросив ему монетку:

– За представление.

Анна Сантамария смотрела на него сквозь свою маску львицы. Она щелкнула веером.

Пьетро перевел дух.

Из Лабиринта он вышел победителем.

Last but not least, октябрь 1775

Где королевский двор, кареты, толпы слуг?

Исчезло все. Но сердце радо

Здесь в одиночестве лесном найти усладу

Любви и творческий досуг.[55]

В королевской капелле собралось две тысячи человек. Пьетро преклонил колено перед Людовиком XVI. Над их головами Койпель провозглашал явление мессии, Ла Фосс прославлял воскресшего Христа, а Святой Дух на фреске Жувене слетал на Богоматерь и апостолов – и это было очень кстати, если учесть смысл происходящей сейчас церемонии.

Созданный 31 декабря 1578 года Генрихом III во Франции, раздираемой религиозными войнами, орден Святого Духа остался самым престижным кавалерским орденом французской монархии и одним из самых почетных в Европе. Его целью была защита короля Франции как сакральной особы. В него посвящали обычно представителей высокопоставленной знати королевства. При Людовике XIV членами ордена были Кольбер и Ле Теллье. Сотню кавалеров выбирали, как правило, среди самой высокой аристократии королевства, если они могли подтвердить три степени благородства – даже если фактически наибольшее представительство имели герцогские семьи. Так как они также были награждены орденом Святого Михаила, их чаще всего называли кавалерами королевских орденов.

Пьетро поднялся с колен. По повелению монарха ему вручили орден на шарфе. Прикрепленный к широкой лазурной муаровой ленте, он был похож на Мальтийский крест, с восемью оконечностями и четырьмя ответвлениями. Между ответвлениями располагалась геральдическая лилия; в центре находилась голубка с распростертыми крыльями. Людовик XVI улыбнулся. Пьетро смотрел на его глубоко посаженные глаза, изогнутый нос, толстые губы. Его полнота придавала ему некий парадоксальный шарм. Он внушал какое-то новое доверие; возможно, потому что со времени своей коронации в Реймсе начал всерьез следить за своими нарядами.

Король наклонился к Черной Орхидее:

– Граф де Брогли поведал мне о ваших подвигах. Он настоял на том, чтобы вам присвоили эту награду, которой отмечен и он сам. Я знаю, что мы многим вам обязаны… Когда я говорю «мы», я хочу сказать: я сам, моя супруга… и Франция, конечно.

Он опять улыбнулся, затем лукаво добавил:

– Но ведь это все одно и то же, не так ли?…

Пьетро не посмел заметить его величеству, что он знал гораздо меньше, чем ему казалось; король даже не подозревал, что Баснописец являлся его дядей – так как он был незаконным сыном его деда – и претендентом на престол. На самом деле, монарх награждал Пьетро, сам точно не зная почему, помимо того, что он действительно имел великие заслуги в деле защиты королевства. Брогли ни с кем не поделился; лишь Морпа, при посредничестве Верженна, уведомили о подробностях дела.

Людовик XVI еще раз спустился с трона:

– Вы уверены, что не желаете стать мушкетером?

Настала очередь Пьетро улыбнуться:

– Нет, ваше величество. Ведь лучшие места уже заняты.

Людовик XVI согласился:

– С другой стороны, тем лучше. Ведь они нам дорого стоят, представьте себе. Я подумываю их упразднить. Пусть это останется между нами, ведь… вы же умеете хранить секреты…

Они обменялись взглядами сообщников, затем король широко развел руками и проговорил:

– Друзья мои… Принимайте нового кавалера!

Черная Орхидея повернулся; под сводами капеллы раздался гром аплодисментов. В первом ряду неистово били в ладоши Анна Сантамария и Козимо. А неподалеку стоял прямо, вытянувшись по струнке, Шарль де Брогли. Он кивнул.

Как только церемония завершилась, Анна подошла к Виравольте.

Пьетро шепнул ей не без иронии:

– Видишь, мой ангел, я получил медаль…

Она обняла его. Козимо подхватил, косо улыбаясь:

– Достаточно было бы и цветка, как в старые добрые времена.

Вдруг все посторонились, вытянувшись в две шеренги и пропуская королеву.

Мария Антуанетта, блистательная в серебристом платье, зашнурованном олеандром, приблизилась со своей обычной грацией.

Все предсказания ее венского детства, казалось, сбылись; он находилась в расцвете красоты или, по крайней мере, искусно создавала такое впечатление. Она все еще была стройна, но Пьетро заметил, что она несколько округлилась. Ее серo-голубые широко расставленные глаза были все так же необычайно выразительны. Хотя она была сильно напудрена, можно было угадать, что ее волосы утратили цвет, который они имели в детстве, и стали каштановыми. Чтобы скрыть свой высокий лоб, она выбирала все более изощренные прически – на этот раз на ней сверкало бриллиантовое перо, а локоны были перевиты жемчужными нитями и лентами. Ей также не удавалось скрыть свой орлиный нос и отвислую губу, характерную для Габсбургов. Она только что отбросила шаль и накинула на платье мантию с вышитыми геральдическими лилиями и отороченную горностаем, завязав ее на груди лентой персикового цвета. Ее облику в целом всегда была свойственна гармония, даже если ее не хватало в деталях, и из-за этого ее постоянно сравнивали с наядами из античных мифов. Пьетро улыбнулся, вспоминая, что о ней говорил Гораций Уолпол: она затмевает даже звезды, а когда она появляется на балу, создается впечатление, что если она не танцует в такт, то такт ошибается.

– Наш господин из Венеции! – воскликнула она. – Сегодня вы совершенный француз… Помните ли вы тот день, когда вы были представлены мне и что я вам тогда сказала? И я была права, Орхидея. Я знала, что вы меня защитите от всего на свете…

– Бы еще более величественны, чем обычно, – произнес Пьетро задумчиво.

Он поклонился и поцеловал ей руку, как в былые времена. Королеве пришелся по душе комплимент и, окруженная кавалерами, она повернулась к Анне:

– Берегите же свою Орхидею, маркиза де Лансаль, – сказала она с легкой улыбкой, вновь надевая перчатку. – Хотя я знаю, что ее лепестки все еще… так свежи.

Они поклонились друг другу; затем Пьетро и Анна проводили ее глазами.

– Надеюсь, у тебя по-прежнему лишь одна королева? – прошептала Анна.

Пьетро улыбнулся и обнял ее за талию.

Рука об руку С королем Мария Антуанетта выходила из капеллы в окружении кавалеров и придворных. Их возвращение в Версаль после коронации вызвало подлинную эйфорию. Королевская чета вновь обрела веру в будущее. Ореол миропомазания придал Людовику чуть ли не миловидность. А королева, которой вскружили голову непрерывные овации, вновь занялась организацией балов, несмотря на ужасный испуг, в который всех повергла дуэль с Баснописцем. Обоим было по двадцать лет, и Франция лежала у их ног. Хотя наследник не спешил появляться на свет, они, казалось, стали нежнее друг к другу. Двор вновь приобрел былой блеск. Конечно, махинации королевы, направленные на возвращение Шуазеля, обернулись поражением. Но какое это имело значение? Мария Антуанетта искренне думала, что в состоянии дать народу те чудеса, которых он ожидал.

Выйдя в Зеркальную галерею, Пьетро тут же обнаружил там Шарля де Брогли. Шеф Тайной королевской службы подошел к нему. Рядом с Марией Антуанеттой раскланивался прославленный композитор Глюк, прекрасно выглядевший в черном бархатном сюртуке с кружевным жабо. А чуть дальше знаки почтения ей оказывала госпожа Виже-Лебрен; скоро ей посчастливится написать самые известные портреты королевы. Пьетро уже собирался завязать разговор со своим бывшим шефом, когда, словно комета или куколка на пружине, перед ним промелькнула Роза Бертен.