Куприн — мой отец - Ксения Куприна

Собрав нас всех у себя в комнате, он предложил нам тайно вынести чемоданчики и бежать, не уплатив по счету. Манекенщицы подняли бунт: было совершенно ясно, что незаметно уехать двенадцати девушкам, одетым специально, чтобы привлечь внимание, невозможно. В конце концов все как-то устроилось, и мы уехали.

Вскоре Дом моделей пришел в большой упадок, и Поль Пуаре разорился. Много лет спустя я встретила его на юге Франции в качестве коммивояжера по продаже вина. Он был жалким, старым, руки у него тряслись, глаза слезились.

Как многие молодые девушки, я мечтала о работе в кино. Режиссеры и продюсеры мне казались высшими существами, волшебниками. Взмахнут палочкой — и я кинозвезда.

Работа манекенщицей имела одно достоинство: я могла взять на вечер какой-нибудь сказочный туалет. Однажды я была приглашена на прием, Дом моделей одолжил мне золотое платье и золотое «сорти де баль», обшитое зелеными страусовыми перьями. Вероятно, моя в общем-то еще детская мордашка в этом невероятном туалете казалась смешной, но я чувствовала себя королевой вечера. Там довелось мне познакомиться с наиболее известным тогда французским режиссером Марселем Лербье.

«Великий немой» выходил из пеленок. Лербье, Рене Клер, Дювивье, Абель Ганс были киноноваторами. Каждый в своей тайной лаборатории придумывал трюки. Каждый старался создать новое в кино. Лербье был эстетом. Его сотрудники молитвенно относились к нему. И вот я заинтересовала его, он предложил мне сделать кинопробу. Студия Лербье размещалась на окраине Парижа. Пробы оказались удачными, и Лербье предложил мне подписать договор на киносъемки.

«Дочь подписала контракт с кинематографом, будет „крутиться“. Но это меня не очень увеселяет: здоровье ее жиденькое, — писал отец Заикину 20 декабря 1926 года, удрученный семейно-бытовыми трудностями в целом. — И Елизавета извелась. Взяла на себя непосильный груз, открыла переплетную мастерскую и библиотеку. Но в переплетной компаньон оказался не только шляпой, но и ж…, дело пришлось ликвидировать с убытком. Но Е. М. пришлось столько переволноваться, столько бегать, хлопотать и разрываться на части, что не хватило бы лошадиной силы. На днях делали ей операцию уха. Исхудала до неузнаваемости. Живем скучно и скудно. Я было собрался читать лекции в Латвии, Эстонии и Литве, но меня надули. Словом: слава богу, плохо».

У режиссера Лербье я снялась в пяти фильмах: «Дьявол в сердце», «Тайна желтой комнаты», «Духи́ дамы в черном», «Императорская дорога» и «Авантюрист».

Отец всегда вместе со мной переживал мои надежды и разочарования на трудном этом поприще.

С появлением говорящего кино обратили внимание на мой русский акцент, который я долго не могла искоренить. Пришлось поступить в театральную школу.

Успех мой в кино был переменчивым. Сколько было обещаний, ожиданий в темных передних у постоянно возникавших и прогоравших частных предпринимателей. Все заработанные деньги уходили на туалеты, ведь киноактриса обязана часто показываться, быть на виду.

Сколько ночей мы с мамой провели, перешивая старые платья, поднимая петли на чулках. За мной приезжали веселые, беззаботные компании в дорогих автомашинах, а дома был выключен газ и электросвет за неуплату.

В 1927 году отец так описывает мои невзгоды Ивану Заикину:

«Дорогой Ваня.

„Хороша я, хороша, да плохо одета…“ Такая есть песенка; она-то и относится к нашей Ксении. Те великолепные костюмы, которые видел Витя Федоров (положим, только один), все это простая домоделка.

Мои дамы высмотрят в шикарном магазине мод дорогое, так тысячи на две платье, купят материю и сами сделают платье, которое им обойдется франков в 150. Ведь теперь какие костюмы? Мешок, а в нем три дыры: две для рук, одна для головы.

Черт бы побрал этот кинематограф. Никогда я его не любил, не люблю и любить не буду. Он для нас всех источник терзаний. Вот покрутилась Ксения в одной пьесе „Дьявол в сердце“. Ролишка была маленькая, эпизод. Но сумела так показаться, что обратила на себя внимание специалистов. Пошли предложения. Не то чтобы на главнейшие роли, но все-таки на настоящие. И вот, неудачи за неудачей. То жена владельца и директора посылает какую-то свою приятельницу на эту роль, даму кривобокую и некрасивую. То министр внутренних дел посылает к режиссеру свою амишку, ну, штучку, прямо с улицы, и т. д. То вдруг Ксению оттесняет сестра знаменитой звезды и т. д. Ксения нервничает, худеет, теряет аппетит, изводит нас. Я не виню ее. Театр и кино — это самые жесточайшие отравы, хуже табака, алкоголя, кокаина, морфия… Там, чтобы пробиться, нужно верблюжье здоровье, слоновые нервы, а гордости не больше, чем у голодного бродячего пса. Я с самого начала это предсказывал и против этого восставал. Но… женщины! Они всегда женщины…»

Постепенно мое имя как актрисы кино стало довольно известным. Отец всем рассказывал, как однажды шофер такси, услышав имя Куприна, спросил:

— Вы не отец ли знаменитой Кисы Куприной?

Вернувшись домой, Александр Иванович возмущался:

— До чего я дожил! Стал всего лишь отцом «знаменитой» дочери…

К тому времени я снялась еще в ряде фильмов («Последняя ночь», «Лоретта», «Женский клуб» и др.). И вот в день моего рождения папа преподнес мне красную розу и шуточное четверостишие:

Ах! Нет другого мнения,Всех краше в мире Ксения,Твердят кинематографыИ всякие фотографы,А также господин

Много раз с отцом вели переговоры об экранизации его произведений. Но мода на русских во Франции прошла, «славянская душа» надоела…

В 1927 году Голливуд заинтересовался «Поединком». Снова возникла надежда купить домик на юге Франции, избавиться от преследовавшей нас бедности. Переговоры длились почти год. Отец пошел даже на то, чтобы изменить «Поединок», сделать фильм со счастливым концом, как требовали законы Голливуда. Но все это ничем не кончилось. Последняя встреча отца с кинематографистами произошла в 1935 году. Некие довольно темные эмигрантские деятели пожелали приобрести права на экранизацию произведений Куприна. Отец решил вести переговоры самостоятельно, хотя и не имел никакого представления о гонораре и практической стороне дела. Меня и маму он отослал из дому, но я спряталась в соседней комнате.

В то время мне, связанной с кинематографом, хорошо были знакомы нравы и обычаи некоторых киножуликов. Три мало почтенные личности приехали к Куприну с закусками и водкой. Они угощали отца, которому было строго запрещено пить. Затем стали подсовывать договор на кинопостановку «Ямы» по его сценарию. В договоре значилась абсурдно малая сумма. Но еще больше меня возмутило то, что Куприну в этой картине предназначалось играть роль старого пьяницы. Тут я не выдержала, ворвалась в комнату, накричала на этих субъектов и почти выгнала их. Отец был очень сконфужен, но в душе доволен моим поступком.