Эликсир жизни - Вера Крыжановская

Наше путешествие длилось целые недели. Оно мне показалось таким продолжительным, что по временам я думала, что осуждена путешествовать всю свою остальную жизнь.

Своего спасителя я увидела только через три или четыре дня. Он то появлялся на палубе, когда мне разрешалось выйти из каюты, чтобы подышать чистым воздухом, то допускал меня к своему обеду. Несколько раз наш корабль приставал к берегу и по нескольку дней стоял в гавани. Но тогда я не выходила из каюты. Иногда мы оставляли судно, несколько дней путешествовали по твердой земле, а затем снова садились на корабль и продолжали наш путь.

Чем чаще я видела моего спасителя, чем больше я слушала его всегда интересные и поучительные разговоры, открывавшие мне новые и широкие горизонты, тем больше я восхищалась им и боготворила его, а образ Креона все более и более бледнел в моем сердце. Когда мне удавалось иногда уловить в темных глазах моего благодетеля выражение, выдававшее, что и я ему нравлюсь, мое сердце начинало усиленно биться; но я каждый раз говорила себе, что не должна ни на что надеяться, что преступная жрица Весты, бесстыдная женщина, нарушившая свой обет чистоты, недостойна любви этого высшего человека. Я знала теперь, что он был «мудрец» и жил то в Александрии, то в Афинах.

Когда однажды я осмелилась спросить его про Креона, он мне ответил:

– Он спасен, но я не могу отвезти тебя к нему, если только, – он устремил в мои глаза пытливый взгляд, – ты сама не потребуешь этого и не пожелаешь бросить меня.

Я покачала отрицательно головой и умолкла. Я не хотела оставлять его. Мне казалось, что как только я не буду находиться под его непосредственным покровительством, я снова попаду в руки моих преследователей.

Однажды корабль снова остановился. На рассвете маленькая негритянка сказала мне, что господин приказал мне нарядиться. Она вынула из корзинки, которую принесла с собой, одежды, покрой и материю которых я еще никогда не видела.

Они были сделаны из шелка и газа, расшитых жемчугом и бриллиантами. Кроме того, в корзине были еще драгоценности невероятной цены.

Когда я надела этот странный костюм, негритянка покрыла мою голову большим прозрачным покрывалом и вывела меня на палубу. Развернувшаяся перед моими глазами картина вырвала у меня крик восхищения.

Земля, представившаяся моим глазам, показалась мне чудным садом. До того я еще никогда не видала пальм и не имела понятия о роскошной тропической растительности. Я не могла оторвать глаз от громадных ярких цветов, от всей этой удивительной природы, а также от слонов, толпы людей, собравшейся

на берегу. Вдали виднелись многочисленные дома – вероятно, какого-нибудь города, и громадное строение, крыши и купола которого господствовали надо всем прочим.

Приход моего покровителя оторвал меня от созерцания. Он тоже переменил костюм. Вместо простой полотняной туники на нем было надето теперь шелковое одеяние. Шею и руки его украшали драгоценности, а на голове был надет род кисейного тюрбана. За поясом было заткнуто оружие, сверкавшее драгоценными камнями.

Лодка доставила нас на берег. При громе возгласов и криков на непонятном мне языке мы сели в золоченый паланкин, укрепленный на спине белого слона, шея, ноги, уши и даже хобот которого были украшены драгоценностями.

Как во сне, села я рядом с незнакомцем, которого начала считать царем, и шествие двинулось в путь. Я до такой степени была смущена и взволнована, что все танцевало у меня перед глазами: и странная растительность, и бронзовые люди с пылающими глазами, и наш поезд.

Я сохранила только смутное воспоминание об этой первой прогулке по Индии. Только когда мы остановились перед громадным строением, оказавшимся пагодой, мое внимание было поглощено странностью архитектуры и многорукими, многоногими статуями, казавшимися мне какими-то человеко-пауками.

Наконец, вид баядерок и голых или изувеченных факиров произвел на меня глубокое впечатление.

Мы вышли из паланкина. Мой покровитель взял меня за руку, и мы вступили в пагоду, где нас встретили жрецы и певицы, которых я приняла за жриц. Нас повели к жертвеннику, на котором горел огонь с ароматами, окропили водой, заставили пить мед и есть рис с шафраном. Незнакомец надел мне на палец кольцо, а затем, подняв меня на руки, трижды обнес меня кругом огня, пылавшего на жертвеннике.

Только мое полное невежество и смущение, в каком я находилась, помешали мне понять, что совершается брачная церемония.

Выйдя из пагоды, мы снова заняли свои места в паланкине и отправились в окруженный громадным садом дворец, гораздо более роскошный, чем дворец Нарайяны в Бенаресе.

Там меня встретили женщины и отвели в великолепную залу, убранную с такой роскошью, что я была положительно ослеплена. Всюду виднелись золото, эмаль, драгоценные камни и никогда не виданные мною ткани, покрытые вышивками. Через широкую и резную, как кружево, аркаду виднелся сад с бьющими фонтанами и цветочными клумбами, над которыми порхали бабочки и маленькие птички, которые сами были похожи на живые драгоценные камни.

На меня, никогда ничего не видавшей, кроме бедного в ту эпоху Рима, и выросшей среди суровой простоты, налагаемой на весталок, вся эта роскошь и красота производили впечатление волшебного сна. Я начинала даже спрашивать себя, уж не умерла ли я в своей могиле и не посещает ли теперь моя душа, прощенная Вестой, блаженные поля?

Настала уже ночь, когда ко мне вошел мой спаситель. Он шел быстро и глаза его горели нескрываемой любовью. Позже я узнала, что он председательствовал на большом банкете, данном в честь его возвращения и в честь его бракосочетания.

Меня мучила одна только вещь: узнать, наконец, истину! Бросившись на колени, я протянула к нему руки и пробормотала:

Скажи мне – кто ты и где я? Скажи, умерла я или жива? Что значит все, что я вижу здесь?

Незнакомец рассмеялся весело и беззаботно, как простой смертный. Он поднял меня, посадил рядом с собой на диван и сказал, устремив на меня взгляд, который положительно обжег меня:

– Ты находишься в Индии, моем отечестве. Я – Раджа Вивашвата, а ты моя жена. Неужели ты не поняла, что в храме я надел на твой палец благословенное кольцо и разделил с тобой освященный рис и мед?

– О! – пробормотала я. – Ты избрал меня – меня, недостойную и преступную жрицу?

– Одно из самых человечных и законных чувств заставило тебя нарушить закон, и за это преступление ты заплатила ужасными страданиями. Креон более виноват, чем ты. Я обещал ему свою помощь и советовал быть благоразумным, относясь с уважением к твоему положению, пока вы не будете далеко от Рима. Вместо того, чтобы последовать моему совету, он до того отдался своей страсти, что пробрался за священную ограду и заставил тебя нарушить обет чистоты, подвергая тебя и себя опасности позорной смерти. Я с большим трудом спас его, и он находится теперь в безопасности в своем отечестве; но он потерял тебя и вполне заслужил это наказание. Итак, забудь прошлое: оно вычеркнуто и не существует более.

Правосудие храма Весты удовлетворено. Весталка Лициния умерла, а ты теперь Нара, моя жена. Твое мужество, твоя покорность и твое раскаяние сделали тебя достойной моей любви.

Я слушала как во сне. Счастье и признательность к человеку, на которого я смотрела, как на благодетельное божество, наполнили мое сердце. Я схватила руку Эбрамара – мудреца Афин и Александрии, и страстно прижала ее к губам.

– Эбрамар? – переспросил Супрамати, вскакивая с места. – Неужели человек, который тебя спас, и мудрец Эбрамар, которого я видел в Гималаях – одно и то же лицо?

– Да, это он. Видев его, ты еще лучше поймешь, что я любила его совсем особенным чувством, в котором уважение и восхищение принимали такое же участие, как и любовь. Но успокойся, садись и выслушай конец моего рассказа.

Когда взволнованный Супрамати снова занял свое место на табуретке, Нара продолжала:

– С только что описанного мною дня моя жизнь текла спокойно, без малейшего облачка. Это был какой-то волшебный сон, полный любви и занятий науками.

Эбрамар, – я буду называть его этим знакомым тебе именем, – дал мне первое понятие об оккультных науках.

Я думаю, никогда еще ни один учитель не имел такой внимательной и преданной ученицы. Сидя у его ног в большой лаборатории, я слушала его уроки и изучала древние языки. Я знаю санскритский язык Вед, ассирийский язык, древние наречия Азии, египетский язык, даже могу читать иероглифы и клинообразные надписи.

Эбрамар был учитель добрый и терпеливый, но очень строгий. Он требовал усердия и настойчивости. Я должна была совершенствоваться, а не оставаться неподвижно на месте.

Я не замечала, как шло время. Чем дальше шли мои занятия, тем больше пробуждался мой интерес к раскрывавшимся тайнам прошлого и будущего.

Однажды, когда мы по обыкновению вместе работали в лаборатории, Эбрамар привлек меня к себе и сказал: