Монреальский синдром - Франк Тилье

Шарко замолчал. Люси старательно вытирала губы бумажной салфеткой.

— Ну а если бы кто-то все-таки решился возбудить дело против Легиона, что произошло бы дальше? — наконец спросила она.

Комиссар безнадежно махнул рукой:

— Наше заключение отправили бы в министерство обороны. Допустим, что случилось невероятное, и там дали добро, — тогда для того, чтобы получить возможность допросить парней, отобранных для дачи показаний в рамках расследования, нам пришлось бы подать письменное заявление о возбуждении дела и приложить к нему еще кучу бумаг. Все это заняло бы уйму времени, тем временем слухи о том, что мы собираемся допрашивать легионеров, долетели бы до руководства Иностранного легиона, и там приняли бы меры. Предполагая по-прежнему, что удалось возбудить дело, вспомним: существует понятие «государственная тайна». А не вспомним, так нам напомнят: не приходится сомневаться, что нам предстоит общаться с кем-то из начальников, полковником или генералом, имеющим право ссылаться на необходимость сохранить государственную тайну, если не хуже того — на то, что вся их деятельность строго засекречена. Мне уже случалось несколько лет назад сталкиваться с такими людьми: с тем же успехом можно ждать ответа от якоря со дна океана… Легион — это тело, Легион — это дух. Даже если кто-то что-то видел и даже если эти люди все еще на территории Франции, никто ничего не скажет.

Люси медленно водила пальцем по ободку чашки.

— А если мы пренебрежем существующим порядком?

Взгляд Шарко заледенел.

— Об этом не может быть и речи.

— Ой, только не говорите, что сами об этом не думали!

Комиссар пожал плечами:

— Ты слишком молода, чтобы позволить себе сбиться с пути. Хочешь дружеский совет? Не навлекай на себя неприятностей. Твои дети тебе этого не простят.

— Ладно, давайте без проповедей. Мы начинаем собственное расследование. Мы едем туда и просим главного начальника принять нас: якобы нам надо с ним поговорить… например, об одном подозреваемом. Если ему будет угодно нас принять, мы осторожно переведем разговор на наше дело. И если он как-то в этом деле замешан, мы, скорее всего, сами это поймем по его реакции.

— Какой реакции? Ты что, полагаешь, он прокричит во весь голос правду?

— Нет, но, возможно, он начнет нервничать, куда-то звонить. Мы проследим за ним. Устроим засаду перед его домом с… ну, не знаю с чем… с дальнодействующими микрофонами?

Шарко обидно усмехнулся:

— Ты чересчур увлекаешься сериалами. И любимый, похоже, «Миссия невыполнима». Его кабинет, дорогая, должен быть набит детекторами хай-фай, способными уловить любой источник электромагнитных волн в радиусе десятков метров. Кроме того, у него наверняка есть закодированный телефон спецсвязи. Эти типы большей частью чистые параноики, потому их и назначают на такие должности… Вернись в реальность, милочка!

— Ну так что? Сдадимся и позволим им сбежать?

Шарко не ответил, он пристально рассматривал собственные ладони. Люси скомкала салфетку.

— Нет уж, лично я не сдамся! Не хотите идти со мной — пойду одна. Сказав «а», говори «б», а сделал шаг — иди до конца.

Мгновение — и она скрылась в ванной. Шарко вздохнул. Это девчонка вполне на такое способна, она совершенно отчаянная, хуже, чем отчаянная. Как следует подумав, он встал, вышел в коридор и остановился перед запертой дверью ванной.

— Тебе нужна виза или что там еще, чтобы лететь в Канаду? — спросил он громко.

Душ продолжал шуметь.

— Что вы спросили?

— Сначала надо отработать канадский след. Чем больше я об этом думаю, тем мне яснее, что сведения о девочках мы сможем найти в архивах. А вот если там ничего не обнаружится, тогда пойдем в атаку на Легион. Так нужна тебе виза?

— У меня есть паспорт. Иногда этого достаточно, иногда нет. Во всяком случае, так я поняла, шаря сегодня ночью по Сети. Наверное, было бы проще, будь у нас на руках официальный запрос международного образца.

Шарко говорил, едва не приклеившись губами к двери. Он чувствовал, что Энебель там, в ванной, в нескольких метрах от него, намыливается. Он невольно представил ее голой, и по животу растеклось тепло.

— Ладно, согласен… У нас хорошие отношения с канадцами, они обучают для нас специалистов-аналитиков, и у нас есть там все нужные контакты. Я добуду тебе документы через наше управление. А ты не знаешь, есть ли прямой рейс из Лилля в Монреаль?

— Да, но… Ой, мне мыло попало в глаз! Подождите!..

Шарко улыбнулся. Послышался шум раздвигаемой пластиковой занавески, потом женский голос:

— Вы со мной разве не полетите?

— Нет. Сядешь на ближайший экспресс. Насчет своего начальства не беспокойся, я сам передам твоему шефу всю информацию. Тебе забронируют электронный билет до Квебека.

— А вы?

— А я пойду к Леклерку и посмотрю, что там за список представителей гуманитарных организаций, находившихся в Каире во время убийства девушек. Может быть, в длинном списке найдется и имя убийцы.

Дверь внезапно распахнулась, и на пороге появилась завернутая в махровую простыню Люси с мыльной пеной на волосах и ушах. От нее пахло ванилью и кокосом. При виде ее Шарко почувствовал себя как-то странно и отступил на шаг.

— Почему вы хотите меня отослать? — спросила она жестко.

Шарко сжал зубы. Потом протянул руку, стряхнул кончиками пальцев с ее виска пену и сразу же резко развернулся.

— Почему, комиссар?

Но он уже, не обернувшись, исчез в конце коридора.

40

Люси вышла из квартиры в Л’Аи-ле-Роз, и все понеслось на немыслимой скорости. У нее было всего несколько часов на то, на что у другой ушло бы не меньше двух суток. Ее самолет отбывал из аэропорта Лилль-Лескен в 19.10. Международный отдел управления, в котором работал Шарко, договорился с ее начальством — и дальше все произошло как по мановению волшебной палочки: ей оформили командировку, выдали нужные бумаги, забронировали номер в гостинице, переслали электронные авиабилеты туда и обратно… А только что она распечатала полученный опять-таки электронной почтой пресловутый официальный запрос международного образца… «Боинг» приземлится в Канаде в 20.45 по местному времени. Остановится она в трехзвездочном отеле «Дельта-Монреаль», расположенном между плато Мон-Руаяль и Старой гаванью — это в двух шагах от архива. В строгих рамках расследования ей отводилось на командировку четыре дня, не считая дня прилета и дня вылета. Однако они не поскупились: целых четыре дня на поиск в архиве старых бумажек — это много!

По дороге домой Люси вспоминала последние слова Шарко, сказанные на платформе скоростного метро в Бур-ла-Рен: «Береги себя, детка, давай-ка поосторожнее там…» — и слова эти перекатывались у нее в груди, как камешки, ударяясь одно о другое. При прощальном рукопожатии его палец оказался сверху, Шарко улыбнулся ей, она ему: что ж, два-ноль — потом он, как первый раз, ушел, сгорбив плечи и не оборачиваясь. У Люси кольнуло сердце, когда она смотрела ему вслед, долго смотрела, как скрывается в толпе силуэт этого странного человека.

Она приняла душ, уложила вещи — по минимуму, только то, без чего не обойтись, закинула чемодан в багажник, вынесла мусор и, сев в машину, направилась к городскому Клиническому медицинскому центру. Волновалась она просто как никогда. Канада… международное дело… и это дело поручено ей, лейтенантишке, у которой совсем еще недавно только и было дел, что годами перекладывать туда-сюда бумажки в комиссариате Дюнкерка… В глубине души она даже гордилась таким своим взлетом.

Люси налила в два пластмассовых стаканчика кофе и вошла с ними в палату. Верная своему долгу мать конечно же была на посту: осваивала с Жюльеттой какую-то игру на видеоприставке. Кровать дочки была завалена раскрасками. Девочка, не отвлекаясь от экрана, увидела краем глаза Люси и улыбнулась, личико ее, обретшее естественный для ребенка ее возраста персиковый цвет, сияло. Врач официально объявил, что завтра Жюльетту выпишут. Люси кинулась обнимать дочку:

— Завтра с утра? Ой, как здорово!

Нацеловавшись, малышка вернулась к прерванной игре… как же давно Люси не видела ее такой веселой! Мать и дочь со стаканчиками кофе в руках смотрели на нее с порога палаты. Собравшись наконец с духом, Люси начала:

— Мам, тебе придется посидеть с Жюльеттой еще как минимум четыре дня. Ну, то есть четыре дня и четыре ночи. Мне очень жаль, но расследование оказалось дико сложным, и…

— …и куда же ты теперь?

— В Монреаль…

У Мари Энебель определенно был дар одним взглядом погружать тебя в чувство вины с головой.

— Значит, теперь за границу. Надеюсь, это, по крайней мере, не опасно?

— Нет-нет, совсем не опасно! Мне надо будет порыться в документах одного архива. Ничего особенно увлекательного, но, к сожалению, обойтись без этого нельзя, ну и надо было отправить туда кого-то, чтобы выполнить работу.