Старые и новые истории о Простоквашино (сборник) - Эдуард Успенский
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А почему довоенный? — спросил дядя Фёдор.
— Потому, что до войны бригадиры были больно сердитые. И председатели.
— Что, совсем нет никаких привидений? — спросил дядя Фёдор.
— Ну, не совсем, чтоб никаких, — сказал дед Сергей. — Бывает порой, привидится тебе чёрт с рогами или дьявол, а оказывается, это баран в окно заглянул или козёл. Дашь ему по рогам сковородкой, вот и всё привидение. Да говорят ещё, что бабке Евсеевне нашей как-то видение было. Видела она красную птицу в небе в форме трусов мужицких.
Примерно так же говорили и остальные колхозники:
— Каки таки привидения? Так, померещится что в кустах, а это корова заблудшая.
— Нет. У нас здесь ничего интересного не бывает. Это только в кино привидения. У нас, в лучшем случае, приводы.
Бабушка Евсеевна о красной птице в виде трусов мужицких говорить категорически отказалась.
— Не буду я ничего говорить. Люди скажут, что это мне с одиночества примерещилось! И всё!
Самые интересные показания дал хромой сторож Шуряйка — гармонист с лесопилки.
Он сказал:
— Был случай, когда я привидение видел.
— Ой, расскажите, пожалуйста, — попросил дядя Фёдор.
— Отчего не рассказать. Расскажу. Помню, мне зять с тестем бинокль подарили. Я решил его опробовать. Решил я за Матвеем Зверобоевым понаблюдать с Пелагеей Капустиной. Они дружили тогда, только совсем неправильно.
— Как так неправильно?
— Ты ещё маленький, не поймёшь. У него своя жена была в Троицком, а он с Пелагеей всё время за грибами ходил. Мне всё это не нравилось. И решил я их на чистую воду вывести.
— Зачем? — спросил дядя Фёдор.
— Не зачем, а почему.
— Почему? — спросил дядя Фёдор.
— Потому что я — совесть народная. Я всё время за ними наблюдал. И вот…
Глава шестнадцатая
И вот…
— Залёг я на крыше лесопилки с биноклем, с биноклем всё видно, и смотрю.
Хромой Шуряйка подумал и предложил дяде Фёдору:
— Давай залезем на крышу, я тебе всё и расскажу.
Шуряйка вытащил из-под навеса деревянную лестницу, приставил её к крыше лесопилки, и они влезли наверх.
Им сверху было видно всё. Под голубыми небесами великолепными коврами, блестя на солнце, лежали остатки снега. Прозрачный лес один чернел голыми берёзовыми ветками. И сквозь утренний иней зеленели в лесу ёлки.
Речка Простоквашка, скрюченная как лента гимнасток, то исчезала в поле, то появлялась.
— Хорошо здесь! — сказал дядя Фёдор. — Птички! Природа!
— Хорошо, — согласился народная совесть Шуряйка. — Всё про всех видно!
Крыша лесопилки была тёплая и нагретая солнцем. За кирпичной трубой лесопилки у Шуряйки был спрятан завёрнутый в целлофан бинокль. Он дал его дяде Фёдору и стал рассказывать:
— Видишь тот берег речки?
— Вижу.
— Видишь сарай?
— Вижу.
— Точно так же всё и было в прошлый раз. Только был вечер такой затуманенный. И вижу я в свой бинокль, как Матвей и Пелагея к сараю подходят. Вдруг оттуда как выскочит привидение, как начнёт косой размахивать! Мне самому страшно стало. А уж Пелагея с Матвеем сразу наутёк бросились. Вот только что были на берегу — и уже нет, как не было!
— А что привидение? — спросил дядя Фёдор.
— Оно обратно в сарай утянулось.
— А что потом?
— А ничего потом. Потом сумерки сгустились и вечер наступил.
— И больше вы это привидение не видели? — спросил дядя Фёдор.
— Не видел и не хотел, — ответил сторож Шуряйка. — Вот, говорят, под Переславлем есть привидение так привидение — Бешеный барин называется.
Но про Бешеного барина дядя Фёдор уже слышал.
Он договорился с Шуряйкой, что будет здесь дежурить по вечерам вместе с Шариком, чтобы Шарик своим фоторужьём привидение мог сфотографировать. Скоро полнолуние приближалось, а в полнолуние привидения большую активность развивают.
Глава семнадцатая
Страусы приехали
Кот Матроскин и профессор Сёмин очень гордые приехали. Им в «Новом прогрессе» вместо трёх яиц трёх страусят выдали. Причём доплачивать совсем мало пришлось — всего лишь десять процентов.
Страусята сидели в ящике с сеном. Они были толстые, с длинными шеями и всё норовили Матроскина в чёрный нос клюнуть. Нос у Матроскина даже распух сильно, будто он боксом занимался — против мастера боксировал. А у профессора Сёмина страусята все пуговицы от пальто отклевали.
К дяде Фёдору в дом вся деревня сбежалась страусят смотреть.
— Вот это индюки!
У бедного Матроскина вместо доходов сразу расходы начались. Кроме пуговиц страусятам надо было давать яйца, сваренные вкрутую, творог, пшённую кашу, тёртую морковь и всякие витамины. Короче, всё то, что Матроскин сам бы мог преспокойно есть.
— Ничего, ничего! — говорил Матроскин. — Года не пройдёт, как вы все меня благодарить будете.
Но его благодарить стали значительно раньше. Дело в том, что страусята вовсе не собирались сидеть в ящике. Они стали как угорелые носиться по дому, склёвывая всё, что ни по́падя и производя большое количество помёта.
Помёт, он потому помётом и называется, что его метают в разные стороны. Скоро все окна, столы и полы были забросаны этим самым помётом.
Девочка Катя, которая над страусятами шефство взяла, не успевала окна и столы вытирать.
— Ну, вот что, — сказал Шарик. — Ты своим орлам в попки затычки сделай. Как в курятнике живём!
— Так они затычками стрелять начнут, — ответил Матроскин. — Думаешь, лучше будет?
— И правда, — сказал дядя Фёдор. — Есть же большой сарай у реки. Делай там себе страусятник.
— Там привидение с косой живёт, — возразил Матроскин.
— Страусы привидений не боятся, — заметил Шарик.
— А я очень боюсь, — сказала девочка Катя.
— Я не очень, но тоже боюсь, — сказал Матроскин.
— А я боюсь, что у вас не будет другого выхода, как переехать в сарай, — сказал дядя Фёдор. — Шарик прав, здесь у нас не курятник.
И тут к ним почтальон Печкин явился.
Глава восемнадцатая
С Печкиным шутки плохи
— Шарик, — сказал он. — Дай мне твоё ружьё, с которым ты по полям бегаешь.
— Зачем? — спросил Шарик.
— Я хочу кабанами заняться. Житья от них нет.
— Вам какое ружьё нужно, — спрашивает Шарик, — фотографическое или настоящее?
— Конечно, настоящее, — говорит Печкин. — То самое, из которого ты мне в шапку стрелял.
Был такой случай, когда Шарик на охоту шёл, а Печкин его на телеге подвозил. Он тогда Шарику сказал:
— Как, охотник, стреляешь — хорошо?
— Хорошо, — ответил Шарик.
— Если я шапку подброшу, ты в неё попадёшь?
Шарик на задние лапы встал:
— Бросайте, — сказал, — вашу шапку. Сейчас от неё ничего не останется, одни дырочки.
Конечно же Шарик эту шапку Печкина подстрелил. С тех пор Печкин так в этих дырочках и ходил.
— А вы кабанов не боитесь? — спрашивает дядя Фёдор.
— Чего мне их бояться, — говорит Печкин. — Пусть они меня боятся. У меня против них собака есть специальная, породы ши-цу-цы. Каштан называется.
— А если ваша собачка вас на лося выведет? — спрашивает кот Матроскин.
— Я такой горячий, — отвечает Печкин. — Я при случае и лося завалить могу.
— А охота на кабанов разрешена? — спрашивает Шарик.
— А кто его знает, — говорит Печкин. — И вообще, вы меня не отговаривайте. Я не охотиться хочу. Я хочу этих кабанов напугать и выгнать из нашего леса. Они с моим огородом чёрт-те что сделали. Одни окопы да рытвины остались.
Шарик достал Печкину ружьё из-под шкафа. Дал патроны против зайца и уток, других у него не было, и сказал:
— Кабана убить этими патронами нельзя, но напугать можно как следует. А если вам настоящие патроны нужны, идите к сторожу совхозному — Матвею Зверобоеву. У него любые патроны должны быть.
У Матвея Зверобоева патроны и вовсе безобидные были, солью заряженные, чтобы всяким хулиганам, которые яблони трясут, заднее место подстреливать.
Когда таким зарядом хулигана подстреливали, хулиган долго не мог своим солёным местом никуда присаживаться.
Кабанчику Борьке так понравился чеснок в огороде почтальона Печкина, что он снова туда залез и снова всё перепахал.
Он теперь не был такой тощий, как от таблеток Печкина, поэтому он забор между Пелагеей и Печкиным просто повалил.
Бедная Пелагея Капустина еле-еле его обратно в сарай затолкала. Он так в огороде в удобрениях перемазался, что из рук выскальзывал.
Когда Печкин пришёл, он закричал: