Апостол, или Памяти Савла - Павел Сутин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Обряды галилеян рациональны? Я верно вас понял?
– Рациональное присутствует во всяком каноне. Шестьсот тринадцать запретов и повелений Книги тоже регулируют телесное бытие. Раздел Книги, именуемый «Зраим», – это сельскохозяйственный регламент… Раздел «Низекин» сродни уголовному праву. «Нашим» есть установления о браке и разводе… Рациональное идет рука об руку с божественным.
– Приведите пример, – потребовал Севела. – Пример рациональной подоплеки божественных писаний.
– Да нет же ничего проще, – покладисто сказал гончар. – Под завесой торжественной ритуалистики почти всегда лежит рациональное… Когда независимый ум проникает под словесную вязь божественных писаний, то делается очевидно, что божественного-то в тех писаниях немного. Даже не знаю, какую частность сделать примером… Вы сказали, что ваш старший брат – врач?
– Сейчас он оставил врачебное дело.
– Вы с ним дружны?
– В юности был дружен, – Севела одним махом ополовинил кружку.
– Некоторые положения медицины вам понятны. Ведь так?
– Я до сих пор помню значение многих медицинских терминов.
– Превосходно. Известно ли вам хоть что-нибудь о природе ежемесячных женских кровотечений?
– Мой брат был акушером, – сказал Севела, не понимая, куда гнет Пинхор. – Мне известно, что ежемесячные кровотечения это часть женского естества. Эти кровотечения есть оборотная сторона материнства.
– Именно так! Хорошо, что вам не претит говорить о таком предмете… «А если у женщины будет кровотечение, и кровь бывает в истечение из плоти ее, то семь дней должна пребывать она в отстранении своем. А когда освободится женщина от истечения своего, она должна отсчитать себе семь дней и потом будет чиста. И семь дней до истечения женщина тоже нечиста.» Это «Ваикра», глава «Мецора»… Семь дней до, семь дней в течение, и семь дней после. Три недели из месяца женщина нечиста. Джбрим могут ложиться с женами лишь в дни, указанные Книгой, в одну лишь из недель женского месяца. Что причиной тому? Божественное? – гончар добродушно улыбнулся. – Известно, что женщина может зачать лишь в середине своего месяца. Маленький народ не может позволить себе роскоши растрачивать мужское семя. Оно должно быть принято в подходящее время, плотское желание должно служить прирастанию дома Израиля. Если же освободить от словесных кружев прочие главы, то вы найдете там и более практические руководства. А божественное значение того, что романцы называют «циркумцизио»? Это еще проще, адон Малук. Ничего богопослушного нет в усечении крайней плоти у младенцев. Лишь практицизм и санитария. Джбрим не должны жить с крайней плотью – слишком жарко на Востоке. Жара и недостаток воды для мытья. Под крайней плотью скапливается грязная слизь, усечение плоти это единственный способ избавиться от пожизненного гнойника. И единственный способ уберечь женщин джбрим от воспалительных болезней, что приводят к бесплодию. А вот кулинария…
– И кулинария тоже? – изумился Севела.
– В жарком климате Востока невозможны крайняя плоть и свинина… А все потому, что джбрим не приучены солить свинину! Ее надо уметь приготавливать, только и всего! Свинина более других пород мяса подвержена гнили. Загнившая свинина приводит к неизлечимой желудочной болезни. Между тем, мясо это питательное и мягкое. Романцы готовят из него множество блюд, и колбасы делают, и коптят. Джбрим же в благоговейном ужасе отшатываются от свинины. А свиньи неприхотливы и смышлены. Содержать их в хозяйстве прибыльно и удобно. Коптильни и знание способов засолки обезопасят мясо от загнивания и накормят тысячи крестьянских семей… Я намеренно привожу примеры самых приземленных сторон бытия, адон Малук.
– Я понял это, мастер. Вы очень убедительны, мастер.
– Вы не раз спрашивали меня: чем образованного человека смог привлечь канон братьев-галилеян? Или, от противного: что может подвигнуть образованного человека на критичное отношение к Книге? Понимаете ли, адон Малук, Книга была создана девятьсот лет тому назад. Нынешняя редакция ее несколько отличается от изначальной, но отличается несущественно. Книга это древнее писание, адон. А в древних писаниях нет и намека на юмор, и меня это пугает. Только юмор спасает от всенародного сумасшествия… У джбрим драматичная история, тяжелая жизнь… И впридачу угрюмый канон. Джбрим – народ непримиримый и воинственный. Великий Иешайя, сын Амоца, оправдывая категоричность Книги, утверждал, что только зверская доктрина может сдерживать зверский народ. Но мир меняется. Уж нет ашур, и Птолемеев нет. И рабство вавилонское больше не повторится…
– Я видел многих кохенов, мастер… И по службе имел с ними дело, и в молодости, когда учился. Ни один из них не говорил о Книге так ясно и дельно.
– Кохены живут Книгой, она в них как кровь. Можно ли ясно и дельно говорить о своей крови?
– А вы? Что думаете о Книге вы?
– Я восхищаюсь Книгой! Вижу в ней великую литературу и строгую юстицию… Книга есть величайшее подытоживание. Она еще станет фундаментом всечеловеческой морали. Мы с вами этого уже не увидим, но будущие поколения людей, выстрадав общую мораль и совершенный канон, поклонятся Книге!
– Первочередным кохенам надо бы поучиться у вас любви к Книге.
– Кохены учат тому, что Книга исходит от Предвечного, – со снисходительной усмешкой сказал Пинхор. – Кохены ежедневно сносятся с Книгой, но не осознают ее величия. Они зачарованно повторяют древние установления, а изощренного рационализма Книги не понимают! И красоты ее не понимают, и смятения ее, и милосердия! Книга для них – что гарнизонный устав для романского триария. Осознать совершенство Книги может лишь тот, кто ходит рядом с богодерзкостью… Книгу сотворили живые люди! Талантливые и безжалостные. Добрые и упрямые. Неуверенные, страшащиеся своей малости и необоримости природы… Приписывать авторство Книги Предвечному – это отрицать чудо человеческого разума!
– Так может быть, могущество человеческого разума дозволено Предвечным?
– А может быть, могущество Предвечного это создание человеческого разума, мой насмешливый капитан? Ведь если оставить нерассуждающую покорность Предвечному, то вокруг себя можно видеть лишь два явления – Книгу и мир. Книгу создали люди…
– Но кто создал мир?
– Люди мир не создавали, – лукаво сказал гончар. – И непонимание происхождения мира – это и есть начало любого канона, мой любезный капитан! А галилеяне говорят: мир существует, и того достаточно. Надо жить в сем мире разумно и радостно. Канон галилеян оставляет человеку право исследовать происхождение мира. А Книга отказывает в этом праве.
– Простите меня, мастер, но я совершенно запутался, – сказал Севела. – Я простой капитан Службы. Я вырос в захолустном городке и только по случайности из него вырвался… Я не готов к таким изощренным умопостроениям.
– Тогда станем пить кносское! – гончар вскинул голову. – Знали бы вы, как я вам благодарен за этот ужин, адон Малук! Я живу одиноко, такие вечеринки для меня – настоящий праздник.
– Последнее, о чем хочу вас спросить, мастер… А во что верите вы? Анализ и скепсис… Литература и юстиция… Но вера?! Невозможно существовать без веры! Сам-то я богодерзок… Но и я верую в высшую силу, в Предвечного верую, хоть иной раз подозреваю, что сущность и облик Предвечного не таковы, какими их речет Книга. И разговоры с вами лишь умножили сумятицу в моей голове. Теперь мне видится в Предвечном что-то от эллинических божеств, а иной раз думаю, что Предвечный есть некая вездесущая субстанция… Так скажите мне: вы-то во что верите?
– Я верю в то, что мир становится добрее, адон Малук, – с очаровательной готовностью ответил гончар. – Продолжается течение жизни, и мир становится добрее. Вот моя вера, адон Малук. Наполним кружки.
– Это ваша вера? – возмущенно сказал Севела. – Вы говорите мне, что верите в добрый мир?! Мастер, вы порой кажетесь мне ребенком, который заблудился на шумном и грязном рынке!.. Смышленым, ухоженным ребенком, которого может ушибить разносчик, обобрать вор, укусить шелудивый пес! Вы неделю провели в крепости, вас не пытали лишь потому… Словом, вас по случайности не пытали. Вы живете в стране, где распятие привычно, а побитие камнями – обыденное развлечение толпы! Вы живете в стране, которая кишит зелотами! Здесь каждый пятый сочувствует этим ублюдкам, а каждый десятый хоть когда-то, да побывал среди них!
– Не горячитесь, друг мой, прошу вас…
– Какое неумное прекраснодушие!.. «Мир становится добрее»… Да мир настолько переполнился ложью и жестокостью, что иногда мне кажется… Мне кажется, что однажды этот мерзкий мир захлебнется в злобе, крови и нечистотах! Захлебнется и сдохнет… Канет. Погибнет в своей блевотине. Злоба этого мира меня пугает, а меня, поверьте, испугать трудно…