Знать и помнить - А Самсонов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Где же его отношение к происходящему?
Впрочем, тут же следует новый риторический вопрос, не менее загадочный, чем первый: "Разве из этого диалога нельзя понять внутреннее состояние маршала Шапошникова, оказавшегося один на один со всеми членами Политбюро?" Почему же не понять. Не хватило человеку мужества противостоять "мудрости" вождя, как не хватало его и в других, еще более трагических ситуациях, связанных с судьбами не нескольких военачальников, а сотен тысяч людей.
О Шапошникове. У нас закрепился чуть ли не исполненный умиления образ этого действительно выдающегося военного деятеля, крупного теоретика. Но ведь он проявил полную несостоятельность на посту начальника Генштаба в самый критический период войны! И не потому, что не сознавал пагубности принимаемых Сталиным решений, а потому, что не обладал мужеством им противостоять. Так было в Киевском оборонительном сражении 1941 года. Сознавал, видел грозную беду, не верил в возможности Еременко, но послушно выполнял волю Сталина. Для человека честного это была трагедия. Истоки ее коренились в очень близком для того времени прошлом, в уничтожении военного руководства в 1937 году.
Роковые последствия сталинских репрессий, столь неожиданно и внешне немотивированно обрушившихся на военное руководство, не только в том, что армия встретила войну фактически обезглавленной, но и в той обстановке страха, подозрительности, боязни всякой инициативы, которая установилась в Вооруженных Силах. Поразительно, что в приказах Сталина, его выступлениях во время войны нельзя найти даже упоминания о необходимости проявлять инициативу, разумную самостоятельность со стороны командного состава. Это, кстати, почувствовали еще авторы "плана Барбаросса", отмечавшие накануне войны, что слабость Красной Армии "заключена в неповоротливости командиров всех степеней, привязанности к схеме, недостаточном для современных условий образовании, боязни ответственности..." (Дашичев В. Банкротство стратегии германского фашизма. М., 1973, т. 2, с. 91).
Главный упор Сталин делал на дисциплину, строгое и точное выполнение приказов. Слов нет, и дисциплина, и исполнительность - необходимые условия успеха, но только в сочетании с творчеством, смелостью в принятии решений.
Страх перед гневом "вождя" буквально парализовал волю Кирпоноса в самые критические дни. Трагическая судьба его соседа по фронту, Павлова, наверное, не раз вставала перед ним, хотя собственная судьба оказалась не менее страшной.
Если сегодняшний читатель не видел фронта, пусть прочитает правдивейшие повести писателей-фронтовиков, к примеру Кондратьева, Генатуллина... Отношение к Сталину было совсем не таким однозначным, как это представляется, например, водителю Карасеву. И одним лозунгом его, конечно, не охарактеризуешь. И при чем здесь "кощунство по отношению к миллионам павшим в боях за Родину"? Если уж о кощунстве, то оно - в неправде о великом испытании народа, какими бы соображениями эта неправда ни диктовалась. Но это, полагаю, все же не главное в полемике: где и кто провозглашал лозунг "За Сталина!"?
Гораздо сложнее проблема самого Сталина. К ней историки, как мне представляется, еще серьезно не подступились, отдавая информационное "поле боя" зарубежным исследователям. Трагический отсвет культа на судьбах армии, событиях войны еще ждет своего анализа - как научного, так и художественного. Но не это, похоже, волнует нашего писателя. Его раздражает, казалось бы, весьма скромная фраза в статье Самсонова: "По моему убеждению, Сталин не был ни гениальным вождем, ни великим полководцем..."
Очень мягко сказано. О какой там гениальности можно говорить, если практически ни в одной серьезной военной ситуации не подтвердились его стратегические прогнозы. К чему это приводило, хорошо известно и Стаднкжу. Не допускаю мысли, что писатель, неплохо знающий историю войны, продолжает оставаться во власти давно отживших штампов. Но тогда к чему этот залп из фамилий столь разных мемуаристов? Да и могут ли одни мемуары, да еще с учетом тех условий, в которых они издавались, являться решающим доказательством? О том, как в действительности оценивал Сталина Жуков и насколько эта оценка не совпадает с приведенной в его же мемуарах, хорошо видно из недавно опубликованных заметок Е. Ржевской.
Но далее следует совсем уж сомнительный, даже с точки зрения этики, прием. Приведя стандартные для периода культа личности характеристики Сталина из старых работ историка, Стаднюк вопрошает: "Как после всего этого можно именовать вашу "научную" деятельность и совместима ли она с высоким званием академика?"
Совсем уж перебор получается. Выходит, научная без кавычек деятельность, звание академика совместимы не с творческим поиском, не с отказом от устаревших, неправильных концепций, а, наоборот, с упрямым следованием им наперекор здравому смыслу! Удивительная для нашего времени мысль.
Да, многое мы сейчас должны переосмысливать, искать новые подходы. Я полностью согласен с мыслями, высказанными в последних публикациях А. М. Самсонова. Особенно мне близки они в той части, которая относится к истории Великой Отечественной войны. Это великое событие, полное такого трагизма, пока не получило достойного отражения ни в историческом повествовании, ни в мемуарной литературе. Написано, конечно, много, а воспоминаний искренних, не скованных меняющимися тенденциями и конъюнктурными соображениями, - сколько их? Даже гражданская война (я беру публикации 20-х годов у нас и за рубежом) оказалась в этом отношении счастливее. Победно-героический тон, принятый в описании Великой Отечественной, считался единственно подходящим с точки зрения воспитательной. А эффект, увы, оказался противоположным.
Потому что в конечном счете воспитывает не история, а правда об истории. Облегченное же, выпрямленное представление о войне способствовало падению доверия, а то и откровенному историческому нигилизму у части молодежи.
Усилиями И. Стаднюка и ему подобных возник миф о Сталине как великом полководце, изрекающем истины в перерывах между затяжками трубки. Но в действительности Сталин часто настаивал на своих грубо ошибочных прогнозах, что порой приводило к роковым последствиям. Увы, у него не хватало мужества признать свою полководческую несостоятельность.
О приказе No 227. Этот документ действительно навсегда остался в памяти каждого фронтовика. Странно, что полный его текст не публиковался... В чем сила этого приказа?
В том, что впервые была сказана правда о создавшемся положении, рассеивались иллюзии об "активной обороне", долженствующей привести к обескровливанию врага и конечной победе. Звучал приказ грозно и необычно откровенно. Но была в нем и другая сторона, на которую как-то не обращают внимания. В качестве причин неудач выдвигались малая стойкость в бою, низкая дисциплина, невыполнение приказа о запрете отхода. Отсюда и создание пресловутых заградотрядов с правом применения оружия к бегущим. Но ведь не недостаток мужества и стойкости был главной причиной неудач на юге во второе лето войны! Об истинных причинах, естественно, тогда говорить было нельзя.
Но и сводить их к вине тех, кто сражался с врагом, расплачиваясь кровью и жизнью за допущенные просчеты, представляется нечестным, несправедливым. Да и разве не научил 1941 год, что безынициативное выполнение требования "ни шагу назад", без учета обстановки, приводило к неисчислимым, неоправданным жертвам в окружениях? К счастью, в большом масштабе таких бед в 1942 году удалось избежать, и прежде всего потому, что научились кое-чему за год войны. "Ни шагу назад" - не всегда благо. Не отразилась ли на приказе No 227 новая попытка Сталина перенести вину за неудачи, за грубый просчет - теперь уже на рядовых войны? Заградотряды, к счастью, не сыграли той роли, какая им предназначалась. Чаще всего потому, что это просто сделать было физически невозможно. Хотя наведению порядка в тылу они все же содействовали.
Что же делать? У меня сразу несколько предложений:
- создать и сохранить для потомков историю каждой дивизии действующей армии. Многое уже сделано, но есть и существенные пробелы;
- создать серию (библиотечку) книг, каждая из которых посвящена отдельному сражению, важному эпизоду войны. Главные требования - не избегать трудных страниц прошлого, максимальная, документальная достоверность, сочетаемая с яркостью изложения и объективным анализом; книжки должны быть богато иллюстрированы (фото), снабжены картами и схемами;
- издать оперативные документы войны с комментариями и схемами.
Уверен, что немало участников войны, в меру своих возможностей, на общественных началах помогут в этой работе. У некоторых имеется какой-то опыт работы над историями частей и соединений, взаимодействия с народными музеями. Было бы грешно не использовать эту возможность.
P. S. Уже после того, как было написано это письмо, произошел вот какой инцидент. У нас состоялся пленум республиканского (ТАССР) совета ветеранов войны и труда. В докладе председатель совета Н. И. Тимашева высказалась, что-де выступления академика Самсомова являются "вредными для военно-патриотического воспитания молодежи", поставив их, по сути дела, в один ряд с известным заявлением эмигрантов-диссидентов. Я при поддержке других ветеранов показал полную бездоказательность этого заявления и всю важность воспитания молодого поколения на правде истории. Мое выступление поддержало большинство присутствующих. В заключительном слове тов.