Крах тирана - Шапи Казиев

Услышав про слона и его молодого погонщика, Фируза вздрогнула. Еще не понимая, что с ней происходит, она бросилась к окну и прильнула к ставням. Внизу действительно был слон. Он смешно стоял на задних ногах, пытаясь достать связку фруктов, которую держал на конце своей длинной пики мавр – стражник гарема. Фрукты висели, как наживка на удочке, и слону приходилось кружиться, чтобы достать ускользающее лакомство. Гаремные дамы восторженно аплодировали и бросали погонщику монеты сквозь ставни. А Фируза все ждала, когда погонщик поднимет на нее глаза.

Муса-Гаджи собирал монеты, разбегавшиеся по каменным плитам, и ждал случая, когда Лала-баши отвлечется, и тогда Муса-Гаджи рискнул бы посмотреть на тех, кто так весело смеялся над проделками его слона. Но, когда это ему удалось, ставни по-прежнему оказались закрытыми. Суровые порядки гарема не допускали вольностей, по крайне мере – внешних.

– Что еще умеет твой слон? – спросил Лала-баши, явно довольный представлением.

– Много чего, мой господин, – ответил Муса-Гаджи, продолжая собирать монеты. Тут он увидел корзинки, почти уже полные сладостей, и добавил:

– Еще мой слон умеет поднимать и подавать всякие вещи. Если будет ваше высокое соизволение, слон поднимет эти корзинки прямо к окнам гарема.

Лала-баши подозрительно посмотрел на Мусу-Гаджи, продолжавшего собирать монеты, затем на слона, который уже проглотил снятые с пики фрукты, а теперь помогал Мусе-Гаджи собирать монеты.

– Такого я еще не видел, – сказал Лала-баши и крикнул служанкам гарема:

– Принесите это сюда.

Те с поклоном поставили перед своим господином корзинки, предназначенные невольницам.

– Я жду, – сказал Лала-баши Мусе-Гаджи. – Пусть это создание покажет свое искусство.

– Слушаю и повинуюсь, – ответил Муса-Гаджи и подал слону первую корзинку.

– Лейла! – крикнул Лала-баши. – Можешь открыть окно!

Ставни тут же отворились. Муса-Гаджи пикой указал слону на открытое окно, и тогда слон поднял корзинку и осторожно поставил ее куда следовало. В окне появилась головка, закрытая драгоценной чадрой, и корзинка исчезла. К ногам Мусы-Гаджи упала еще одна монета.

Так продолжалось несколько раз, но Мусе-Гаджи так и не удалось разглядеть ту, увидеть которую он так жаждал.

– Азра! – выкрикнул Лала-баши имя еще одной невольницы.

Но ставни остались закрытыми.

– Эта строптивица сведет меня в могилу! – сердито воскликнул Лала-баши. – Пора бы уже привыкнуть к новому имени! Азра!

Но ставни оставались по-прежнему закрытыми.

– Наш падишах – вместилище терпения, – покачал головой Лала-баши. – Не счесть упрямиц, красота которых давно истлела в чертогах смерти, а эта будто околдовала нашего повелителя… – У Лала-баши кончилось терпение, и он назвал невольницу ее настоящим именем: – Фируза! Да обрушится на тебя гнев повелителя!

Увидев, как открываются ставни, Муса-Гаджи сделал то, что готовился сделать с самого начала – незаметно вложил в корзинку со сладостями заветное серебряное колечко с бирюзой – то, которое он когда-то подарил Фирузе.

Слон, будто понимая, как это важно для Мусы-Гаджи, бережно поднял корзинку и осторожно вознес ее к окну Фирузы. Корзинка тут же исчезла. Затем показалась и сама Фируза. Хотя лицо ее было скрыто под чадрой, на руке ее, медленно закрывавшей ставни, Муса-Гаджи увидел свое кольцо.

Когда раздача подарков была окончена, обеспокоенный Лала-баши поднял голову на гаремные окна и замахал руками:

– Все! Скройтесь!

Дамы, вернее, их тени, нехотя скрылись в глубине своих комнат. Они бы предпочли, чтобы представление продолжилось, но ослушаться главного евнуха не смели.

– И сколько золотых ты заработал? – спросил Лала-баши, властно протягивая руку.

Муса-Гаджи поднялся и покорно вложил в ладонь евнуха горсть золотых монет.

– Это деньги великого повелителя, – объявил Лала-баши, пряча золото в свой карман за поясом. – Здесь все принадлежит великому повелителю!

Затем достал пару серебряных монет, отдал их Мусе-Гаджи и сказал:

– Твое представление им понравилось. А теперь уходи.

Муса-Гаджи приложил руку к сердцу и повел слона из дворца. Ему не было жаль золотых. Ему было жаль евнуха, не подозревавшего, какое сокровище уносил Муса-Гаджи в своем сердце.

Фируза рыдала от счастья, осыпая поцелуями свое скромное и такое драгоценное кольцо. Теперь она точно знала, что Муса-Гаджи и был погонщиком слона, он искал ее и, наконец, нашел. И если он сумел проникнуть даже в логово самого Надир-шаха, то сумеет спасти и ее. Она будет ждать этого каждое мгновение. А чтобы никто ничего не заподозрил, станет покладистой, как никогда, и тогда, может быть, сумеет упросить Лала-баши свозить их на прогулку в Дербент. Или придумает еще что-нибудь, чтобы облегчить Мусе-Гаджи то, что он непременно попытается сделать – выкрасть Фирузу и увезти ее в родные горы.

Муса-Гаджи направился на базар, где еще обсуждали, как повезло погонщику слона. Он отыскал Ширали и молча повел его за собой, держа за руку, как настоящего слепца.

– Куда ты меня ведешь? – спросил Ширали.

Но, переполненный чувствами, Муса-Гаджи не отвечал.

– Что случилось? – недоумевал Ширали, не поспевая за другом.

Муса-Гаджи опять не отвечал, будто опасался, что расскажи он о своей радости – и она исчезнет.

Так они добрались до чайханы на окраине города.

– Пришли? – удивился чайханщик. – А я уже было сказал себе: если хотя бы эти двое или трое, если считать слона, не придут до вечерней молитвы, закрою свою чайхану и переберусь на базар.

Муса-Гаджи молча сунул ему серебряную монету, и чайханщик бросился разжигать огонь, чтобы приготовить чай.

Муса-Гаджи собирался с духом, чтобы поведать другу о том чуде, которое с ним сегодня приключилось. Но Ширали и без того уже все понял.

– Ты ее нашел?

– Нашел.

– В гареме Надир-шаха?

– Да!

– Она его наложница? – осторожно спросил Ширали.

– Нет! – горячо возразил Муса-Гаджи. – Всего лишь невольница! Она ждала меня!

– И что мы теперь будем делать? – улыбнулся Ширали.

– Украдем девушку, – сказал Муса-Гаджи, хотя и представить не мог, как это возможно. – У нас в горах это обычное дело.

– У нас тоже, – похлопал его по плечу Ширали. – Лучшее мужское дело.

– А вот и чай! – спешил к ним чайханщик.

К чаю он прибавил колотый сахар, немного сладостей и стопку лепешек. От радости, что не пришлось сниматься с насиженного места, он угостил лепешкой даже слона.

Глава 56

Возведение нового дворца Надир-шах поручил Сен-Жермену, который был знаком с архитектурой. Искать подходящее место француз отправился с Калушкиным, обещавшим ему показать, где жил царь Петр, когда пребывал в Дербенте.

Увидев землянку, Сен-Жермен сначала не поверил, что могущественный государь мог жить в столь неказистом помещении. Однако из дипломатических соображений заметил:

– Великим подобает скромность.

Но для Надир-шаха требовалось кое-что получше. Сен-Жермен огляделся и решил, что место это весьма подходит для возведения дворца падишаха. Здесь было просторно, ничто не мешало развернуться архитектурной мысли. К тому же неподалеку было море, где Надир-шах намеревался построить большой торговый порт.

– Тогда и землянку снесут? – ревностно спросил Калушкин, положив руку на свод дома Петра.

– Зачем же? – возразил Сен-Жермен. – Ее следует сохранить как символ величия простоты. Если два императора выбрали для себя это место, значит, это место, где вершится история.

Сен-Жермен говорил еще много высокопарных и столь же пустых слов, а на уме у него было другое. Надир-шаху должен был понравиться его выбор. Великолепный дворец Надир-шаха, на задворках которого будет ютиться жалкая землянка царя Петра, – не это ли наглядное воплощение сокровенных мечтаний властелина мира?

Уразумев, что тут затевается, чайханщик был вне себя от радости. Теперь у него будет посетителей больше, чем в лучшей чайхане Дербента! Этих гостей, появление которых сулило большую прибыль, чайханщик угощал бесплатно лучшим чаем из своих лучших пиал, приберегаемых для особых случаев.

Калушкину затея Сен-Жермена была не по душе. Он уговаривал его поискать место получше, но француз стоял на своем.

– Я уже вижу великолепный дворец с фонтанами, как в Версале! – рисовал в воздухе руками возбужденный Сен-Жермен. – А внутри я разобью чудесный парк. Гарем станет красивее, чем в Дели.

Полет фантазии Сен-Жермена был прерван трубным ревом слона.

– Что это? – встрепенулся Сен-Жермен. – Кто посмел?

Но, увидев слона, на котором сидел Муса-Гаджи, Сен-Жермен расплылся в улыбке:

– Это знак судьбы! Только это замечательное животное сможет доставить сюда резные каменные плиты, коими я украшу фундамент дворца.

– Резные? – с тоской в голосе переспросил Калушкин.