Перекрестный галоп - Дик Фрэнсис

Фары все еще ярко горели в конце стойл, освещали навозную кучу, но самого меня там больше не было. Я находился примерно в сорока ярдах, там, где дорожка от ворот сливается с асфальтированным кругом у входа в дом. С этого места было хорошо видно машину, по крайней мере ее фары.

Как же привлечь к себе внимание?

Я вскинул стволы дробовика и выстрелил в машину, потратил один из драгоценных патронов. С этого расстояния корпус автомобиля не пробить, а вот стекло можно высадить запросто. Одно я знал наверняка: сидящий в машине Алекс Рис поймет, что стреляли по нему.

Я услышал крик Джексона. Возможно, он оказался в опасной близости от моей мишени. А мне не все равно? Зато теперь они точно знают, где я, — машина тотчас двинулась в мою сторону.

Я нарочно выждал на секунду дольше, чтобы фары высветили мою удаляющуюся спину. Промелькнул в этом луче на миг, а затем снова нырнул в темноту, забежал за угол дома. Грянул выстрел, но я уже был под защитой каменной стены.

Двигался я быстро и похвалил себя за то, что предварительно, во вторник на прошлой неделе, провел самую тщательную рекогносцировку местности. Я знал, что выложенная из бетонных плит тропинка, примыкающая к стенам, огибает прямоугольное здание, и единственным препятствием служит маленькая калитка на углу, в тыловой части дома.

Я быстро обежал его и снова приблизился к фасаду, но только теперь с другой стороны, и находился за машиной, фары ее продолжали светить туда, где я находился несколько секунд назад. В их свете я разглядел Джексона, он подкрадывался к углу здания, держа ружье на изготовку.

Но тут вдруг распахнулась дверца автомобиля, и из него вышел Алекс Рис. Встал рядом с машиной, спиной ко мне, видно, наблюдал за действиями Джексона.

И я медленно, осторожно, стараясь ступать как можно тише в баскетбольных бутсах по гравию, двинулся к нему. Алекс наверняка услышал бы меня, если б не оставил мотор включенным. Так что я вполне мог подобраться к нему незамеченным.

На нем был мешковатый свитер и вязаная шерстяная шапка.

Я приподнял ружье и приставил оба ствола к коже, чуть ниже левого уха.

— Только дернись, и ты покойник, — сказал я ему лучшим своим командирским голосом. Но он не послушался, тут же развернулся ко мне лицом. Увидев это лицо, я понял, что ошибался, за рулем машины был вовсе не Алекс Рис.

— Привет, Том, — сказала Изабелла.

Я был настолько потрясен, что тут же опустил ствол.

— Ты? Но почему? — воскликнул я.

— Мне страшно жаль, — ответила она.

— Так это ты тогда отперла ворота?

Она удивилась, что я знаю об этом, но потом кивнула.

— Да. Джексон был в Гибралтаре.

Стало быть, именно ее «Фольксваген Гольф» я видел той ночью. Возможно, все это время я подсознательно пытался убедить себя, что это никак не могла быть машина Изабеллы. И напрасно.

— Почему же ты не приехала и не помогла мне?

В памяти всплыли вся горечь, боль и унижение, которые пришлось претерпеть в стойле за те три дня.

Она опустила глаза.

— Да потому, что я не знала, что это ты был там, до последней недели не знала. Выяснила только тогда, когда услышала, как Питер говорит об этом. Что он не понимает, как ты мог выбраться. — Она вздохнула. — А в четверг домой позвонил Джексон и попросил меня отпереть ворота.

Мне страшно хотелось верить ей. Но тогда почему же она сегодня за рулем машины? Уж тут никак нельзя утверждать, будто она не знает, что происходит, особенно с учетом того, что Уоррен и Кэрравей прихватили с собой ружья.

— Зачем ты здесь? — спросил я. — Почему делаешь это?

Она посмотрела прямо на меня, потом — в ту сторону, куда ушел Джексон.

— Потому что я люблю его, — ответила она почти извиняющимся тоном.

Я тоже обернулся и посмотрел на Джексона — тот все еще осторожно подкрадывался к углу здания, за которым скрылся я, понятия не имея о том, что противник находится прямо у него за спиной, стоит рядом с машиной. И мне вдруг страшно захотелось убить его прямо на месте, застрелить эту тварь в отместку за его алчность и то, что он сделал со всеми нами. Ведь он не был пленным или раненым, он был врагом при оружии. А в «Ценностях и стандартах» об этом ни слова. И я вскинул ружье и выстрелил.

— Нет! — взвизгнула Изабелла и ухватилась за стволы дробовика.

Джексон обернулся на звук, но ничего не видел — слепили фары. И тем не менее направился прямо к машине.

Я толкнул Изабеллу, она упала на землю, и снова прицелился в Джексона. Но я недооценил решимость Изабеллы, продиктованную страхом. Она обхватила мои колени, как какой-нибудь игрок в регби, и что есть силы оттолкнула к машине. Я ударился о капот и рухнул на гравий.

Одной из главных проблем одноногого инвалида является то, что ему очень трудно подняться из горизонтального положения, потому как невозможно нормально согнуть ногу в колене. Я перекатился и лежал теперь лицом вниз, затем подобрал здоровую ногу под себя, но Изабелла оказалась проворнее.

Она уже была на ногах и, наступив мне на запястье, вырывала у меня из рук дробовик.

Стыд и позор, подумал я. Женщина меня разоружила. Возможно, тот майор из министерства был все-таки прав.

Но Изабелла не стала стрелять в меня, просто отошла с ружьем в руке, пока я, ухватившись за ручку дверцы машины, с трудом поднимался на ноги.

Грянул выстрел — совсем близко, — послышался крик.

Я резко развернулся и увидел, что Джексон бежит к телу, неподвижно распростертому на земле. В свете фар были отчетливо видны длинные белокурые волосы, волосы, уже намокающие в темной, быстро расползающейся луже крови.

Для подобных случаев в армии существует эвфемизм — «огонь по друзьям». Джексон Уоррен убил свою Изабеллу.

Он опустился на колени рядом с ней, положил ружье на гравий рядом с дробовиком, что выпал из рук Изабеллы. Я наконец оторвался от капота машины, прошел несколько ярдов и подобрал оба дробовика, разрядил вторые стволы и сунул неиспользованные патроны в карман. На сегодня стрельбы достаточно. Даже можно сказать — перебор.

Джексон обернулся, взглянул на меня.

— Думал, это ты, — пробормотал он тоном, как бы предполагающим, что пристрелить меня было бы вполне нормальным, приемлемым поступком. Потом отвернулся и бережно опустил безжизненную голову жены себе на колени. — Я же говорил ей: оставайся в машине. Видел, как кто-то бежит навстречу с ружьем. — Он снова поднял на меня глаза, в них блестели слезы. — Я принял ее за тебя…

Надо было сначала проверить, убедиться.

Эпилог

Через три недели Фармацевт, обойдясь на этот раз без угощения в виде очистков зеленого картофеля, с легкостью взлетел на финишный холм и выиграл «Золотой кубок» в Челтенхеме. Для конюшен Каури это стало вторым триумфом дня — чуть раньше Орегон оправдал звание фаворита и выиграл в скачках с препятствиями. Мама так и сияла от радости.

А на пресс-конференции, сразу после соревнований на «Золотой кубок», она буквально потрясла толпы репортеров, а также самые широкие слои зрителей, смотревших репортаж по телевидению, заявлением о том, что уходит из спорта.

— Я ухожу непобежденной, — сказала она, с губ ее не сходила торжествующая улыбка. — И передаю поводья следующему поколению.

Я стоял в задних рядах и наблюдал за тем, как она непринужденно отвечает на вопросы журналистов, как шутит и хохочет вместе с ними. То была настоящая Джозефин Каури, которую знати и уважали все: уверенная в себе, полностью контролирующая ситуацию, достойная почетного звания «Женщина года».

Никогда прежде я не видел ее такой счастливой. Совсем в другом настроении я застал ее, казалось бы, совсем недавно, когда пробрался в стойла Грейстоун и нашел ее там, испуганную, изнуренную, униженную, на грани полного психического и физического истощения.

С той страшной ночи многое изменилось, и не последнюю роль в возрождении мамы сыграло устранение боязни публично опозориться и перспективы быть арестованной за уклонение от налогов. Его величество Управление по налогам и таможенным сборам разгневалось, но не сильно. Во всяком случае, не настолько сильно, как если б мы не явились туда с чеком, полностью покрывающим все наши долги перед этой службой.

Мартин Толерон сотворил настоящее чудо: предоставил целую команду опытных бухгалтеров, которые вмиг расчистили эти авгиевы конюшни, внесли порядок и прозрачность во все мамины деловые бумаги и отчеты. Настоящий подвиг с их стороны.

— Это самое меньшее, что я могу для вас сделать, — сказал Мартин и был счастлив оплатить счета за услуги нанятых им людей.

Так что в понедельник на прошлой неделе мать, Дерек и я прибыли в офис налоговой службы в Ньюбери, причем не только с чеком, покрывающим задолженность свыше чем в миллион фунтов, но и целым набором последних бухгалтерских отчетов по бизнесу, а также с пачкой подписанных и заверенных письменных показаний о том, как и почему налоги не были уплачены своевременно.