Сиротский Бруклин - Джонатан Литэм

– Шутовское шоу! – прокричал я кипящей морской пене. Мой крик потерялся над поверхностью океана.

– Бейли! – Этот крик тоже исчез.

– Съешьте меня! Дики-черт!

Тишина. А чего я ожидал? Фрэнка Минну, восстающего из морской пены?

– Эссрог! – кричал я.

Я подумал о Мюррее Эссроге и его жене. Они были бруклинскими Эссрогами – как и я. Интересно, они когда-нибудь подходили к этой кромке воды, чтобы встретиться с небом? Или я был первым Эссрогом, который оставил следы своих ног на побережье Мэна?

– Посвящаю всю эту воду Эссрогу! – завопил я что было мочи.

Я не просто шут – я шут природы.

Вернувшись на сухую землю автостоянки, я одернул пиджак и огляделся по сторонам, чтобы узнать, не слышал ли кто-нибудь моих криков. Какое-то движение мне удалось приметить лишь у основания рыболовецких доков, расположенных ниже уровня стоянки. Там только что пришвартовалась небольшая шхуна, и крошечные фигурки в ярко-желтых костюмах передавали через ограждение пристани ярко-голубые пластиковые ящики с уловом. Я запер машину и направился к концу пустой стоянки, а потом спустился вниз по неровной поверхности холма к людям и лодкам. Я скользил на своих кожаных подошвах, а ветер кусал мои щеки и подбородок. Дойдя до дока, я обернулся назад и увидел, что ресторан и убежище окружает изгиб холма.

– Эй!

Мне удалось привлечь внимание одного из мужчин, работавших в доке. Он повернулся, держа в руках свой ящик, а потом поставил его рядом с другими и, подбоченившись, стал ждать, пока я добегу до него. Подойдя ближе, я осмотрел шхуну. Голубые ящики были закрыты, но матросы таскали их с усилием, словно они были набиты чем-то тяжелым. И двигались они так осторожно, как будто опасались повредить ценный груз. Палуба шхуны была завалена всевозможным оборудованием для ныряния – резиновыми костюмами, ластами, масками и аквалангами.

– Ну тут у вас и холодище, – сказал я, потирая руки. – Нелегко в такой денек выходить в море, верно?

Брови моряка, как и его шевелюра, были ярко-рыжими, однако ничуть не ярче, чем обветренная кожа его щек, носа, ушей и костяшек пальцев, которые он пытался спрятать под воротник.

Я слышал и чувствовал, как днище шхуны бьется о причал. Мои мысли тут же перенеслись к замолчавшим на время винтам, скрытым под волнами. Будь я ближе к воде, мне непременно захотелось бы потрогать их, чтобы удовлетворить тик, заставляющий меня притрагиваться ко всему.

– Буксир! Букзабвение! – вырвалось у меня, и я дернул головой в сторону, чтобы ветер отнес подальше эту нелепицу.

– А ты, поди, нездешний? – спросил моряк, тщательно выговаривая слоги.

– Вообще-то нет. – Я попытался посмотреть на него как можно более светлым взором, будто говоря: просветите меня, сэр, потому что я не знаком с этими экзотическими местами! Судя по лицу, он собирался либо столкнуть меня немедленно в воду, либо просто отвернуться и прервать разговор. Я еще раз расправил пиджак и погладил свой воротник, чтобы избежать соблазна сделать то же самое с его покрытым люминесцентной краской капюшоном, потрогать его край, напоминавший мне край пристани.

Рыбак внимательно осмотрел меня.

– Морских ежей ловят тут с октября до марта, вот то будет холодная работенка. А сегодняшний лов – просто прогулка по парку.

– Морских ежей? – переспросил я, давясь словами, настолько необычными они мне показались. Эти слова наверняка бы отлично произнес Артист, Прежде Известный Под Именем Принц.

– Вокруг этого острова много морских ежей, – сообщил мне моряк. – На них большой спрос, их мы и ловим.

– Хорошо, – сказал я. – Но это же ужасно. Ну да ладно. А вам известно что-нибудь о том местечке на вершине холма – о «Йосииз»?

– Может, тебе стоит потолковать с мистером Фойблом? – Он кивнул головой в сторону небольшой хижины, из трубы которой тянулась вверх тонкая струйка дыма. – Он частенько имеет дело с этими япошками. А я что? Всего лишь на пристани работаю.

– Съешъменяморяк… Спасибо за помощь. – Я улыбнулся, приподнял в воздух руку с воображаемой рюмкой и направился к хижине. Моряк пожал плечами и повернулся, чтобы принять очередной голубой ящик.

– Чем могу помочь вам, сэр?

Фойбл тоже был, я бы сказал, красноватым, но другого оттенка. Его щеки, нос и даже лоб были покрыты паутинкой красных жилок, на которые смотреть – и то было больно. Да и в его желтоватых белках тоже краснели сосудики. Словом, как Минна любил говаривать про приходского священника церкви Святой Марии, Фойбл был «лицом жаждущим». Прямо на деревянной стойке, за которой он сидел в своем сарае, были выставлены свидетельства его неуемной жажды: целая батарея пивных бутылок с длинными горлышками и парочка четвертных бутылей из-под джина, причем в одной донышко еще было прикрыто некоторым количеством горячительного. Под прилавком светился угольный обогреватель, и когда я вошел в хижину, хозяин кивком головы указал мне на него и на дверь, давая таким образом понять, что я должен поскорее захлопнуть дверь и не выпускать тепло на улицу. Рядом с Фойблом, его обогревателем и пустыми бутылками в хижине еще был деревянный каталожный шкаф, несколько ящиков которого, как я подозреваю, были набиты проволокой и всяческими рыболовными снастями, причем наверняка покрытыми толстым слоем жира. Думаю, в своем костюме, который я не снимал вот уже два дня, я был в этом заведении самой свеженькой вещицей.

И тут я применил старый и испытанный прием, которым сыщики пользуются при расследовании: вытащил из кармана бумажник и протянул мистеру Фойблу двадцатку.

– Я угощу выпивкой любого, кто поведает мне кое-что о японцах, – пообещал я.

– И что же тебя интересует? – Его затуманенные глазки покосились на двадцатку, а потом поднялись и встретились с моим взглядом.

– Меня интересует ресторан на холме, – ответил я. – И я хочу знать, кто им владеет.

– На черта тебе это знать?

– Что, если бы я ответил, что хочу купить его? – Тут я заморгал и едва сдержал рвущийся наружу лай, но какой-то полузвук все-таки вырвался из моего горла: – Афф!

– Сынок, тебе никогда не оттяпать у них этого заведения, – заверил меня мистер Фойбл. – Так что отправляйся-ка делать покупки в другое место.

– Но что, если я сделаю им предложение, от которого они не смогут отказаться?

Фойбл с внезапным подозрением посмотрел на меня.

Я подумал о том, каким тоном детектив Семинол разговаривал с парнями Минны в стороне от Корт-стрит. Но я сомневался, подействует ли его методика в таком отдалении от Нью-Йорка.

– Можно я кое-что спрошу у тебя? – осведомился Фойбл.

– Разумеется.

– Надеюсь, ты не один из этих сайентологов?

– Нет, – удивленно покачал я головой. Мне и в голову не приходило, что я произвожу такое впечатление.

Фойбл надолго закрыл глаза, словно задумался о давней драме, которая привела его к бутылке.

– Хорошо, – наконец заговорил он. – Эти чертовы сайентологи купили старый отель в верхней части острова и устроили там что-то вроде борделя для заезжих кинозвезд. Черт возьми, я как-нибудь доберусь до этих япошек. Пусть они и одной рыбой питаются.

– На острове Масконгас? – Мне просто хотелось почувствовать это слово на языке.

– А о каком же еще острове я бы стал толковать? – Он скривил недовольную гримасу и протянул руку за двадцаткой. – Давай-ка это сюда, сынок.

Я протянул купюру. Фойбл хрипло откашлялся.

– Эти деньги свидетельствуют о том, что ты из очень далеких краев, сынок, – заявил он. – Когда сюда заваливают япошки, то меньше стольничка они не дают. Черт, да прежде чем они выловят всех морских ежей, здешний док будет полон солидных банков, из которых японцы будут брать деньги, чтобы платить моим ныряльщикам за работу.

– Расскажите об этом подробнее, – попросил я.

– Хм!

– Съешьте меня!

– Хм! – опять хмыкнул он. – Что это еще такое?

– Я попросил рассказать мне об этом подробнее. Объясните все о японцах парню, который приехал издалека.

– Ты знаешь, что такое юни, сынок?

– Прошу простить мое невежество.

– Это национальная японская еда, сынок. Из морских ежей. Вот и вся история о Масконгас-пойнте, если только не считать сайентологов, купивших тот долбаный отель. В японской семье принято есть юни хотя бы раз в неделю – для сохранения самоуважения. Вот ты, к примеру, ешь бифштексы, а им каждую неделю подавай тарелку с икрой морских ежей. А уж в Золотую неделю – это вроде Рождества у японцев, – пояснил он, – они едят только юни. Но в японских территориальных водах ежи скоро повыведутся. Ты следишь за моей мыслью?

– Конечно, – кивнул я.

– Так что японский закон теперь запрещает ловить морских ежей с аквалангом, – сообщил мне мистер Фойбл. – Все, что дозволено, так это при отливе собирать их специальными грабельками. Попробуй как-нибудь сделать это, сынок. Будешь весь день болтаться по берегу, а нагребешь не больше чем на десятицентовик.