Странствующий чародей - Лайон Де Камп

— Сажание на кол у нас более популярно, — ответил раджа, — но так как этот человек явился причиной столь многих страданий, он должен вынести более долгую смерть, и поскольку он убил так много людей, его собственная смерть должна быть как можно более болезненной.

— Но почему такой дорогой способ?

Раджа обернулся, чтобы наградить Ши ледяной улыбкой:

— Он навлек страдания на свои жертвы, и очень многих сбил с пути истинного, убедив в том, что нет ничего лучше золота, Ши. Так вот теперь пусть напьется им.

Ши пришлось признать, что наказание соответствует преступлению. Что, однако, не делает его менее чудовищным.

Вечер был еще жарким, когда Чарью повели на казнь. Вдоль улиц тянулись толпы людей, что глумились над несчастным, свистели и делали оскорбительные жесты. От суеты и топота в городе поднялось невообразимое количество пыли, которая стояла в знойном вечернем воздухе. Чарья и те, кто следовал за ним, очень скоро начали задыхаться и кашлять. Возможно, воздух и был настоян ароматами карри и кардамона, но Ши казалось, что пахнут только лошади солдат, охранявших узника на всем протяжении пути.

Процессия повернула на широкий бульвар, пролегавший под окнами домов самых богатых торговцев города — тех, кто больше всего пострадал от воров. Брань и оскорбления неслись из верхних окон, сливаясь в монотонный гул: «Это вор, который обокрал весь город! Пусть теперь трепещет, потому что Рандхир жестоко казнит его!»

К сожалению, узник не был похож на злодея, которого они описывали, — на кого угодно, но только не на злодея. В ярко-красном закатном свете он казался красивым, даже очень красивым, в нарядной одежде, верхом, прямой и гордый, он нес себя достойно и бесстрашно, встречая насмешки людей слабой презрительной улыбкой. Пусть даже он был негодяем, но каждый знал о его смелости и отваге, и в шелках и атласе, в которые король одел его, он выглядел, как сам принц. Когда он с презрением смотрел на своих палачей, его взгляд был спокойным и твердым. И все это видели, и ярость толпы усиливалась: «Заставим его трепетать! Заставим его трепетать!»

Но Чарья не трепетал; наоборот, его губы кривила сардоническая улыбка, глаза горели огнем, и глубокие складки собрались между бровями.

Громкий голос эхом разнесся над шумной толпой, голос, услышав который, многие внезапно замолчали. Все уставились вверх на окно красивого дома, мимо которого как раз проходила процессия. Там, в окне второго этажа, неподвижно стояла женщина без покрывала, очень юная, и смотрела в глаза разбойника, потому что верхом на верблюде он был всего на несколько футов ниже ее окна, и меньше, чем на дюжину футов дальше от дома. Она побледнела и задрожала так, будто его быстрый взгляд был вспышкой молнии. Потом с трудом оторвалась от очарования этого взгляда и повернулась к старику рядом с ней, которому стала очень эмоционально что-то говорить, указывая при этом на Чарью. Процессия уже продвинулась вперед, и Ши как раз в этот момент оказался рядом с окном, поэтому услышал, как она говорила:

— …Иди немедленно и сделай так, чтобы вора освободили!

Но тут Ши увидел лицо старика и выдохнул:

— Маламброзо!

Это был он или его точная копия, двойник. Ши схватил Чалмерса за плечо одной рукой, другой указывая на окно:

— Смотрите, док! Наш похититель!

— Нет, — сказал Чалмерс, глядя на женщину, — моя жена.

Ши вытаращил глаза, потом тряхнул головой и снова посмотрел на молодую женщину. Это была Флоримель — если бы не черные волосы и очень смуглое лицо. Но волосы можно перекрасить и, собственно говоря, лицо тоже — только вряд ли чародей уровня Маламброзо станет использовать такую грубую технику изменения внешности.

— Вы правы, док! Это либо точная копия Флоримель, либо сама Флоримель с черными волосами! Но зачем Маламброзо понадобилось… — Его голос сошел на нет, будто ответ, тут же всплывший в сознании, сразил его.

— Да, — сказал Чалмерс угрюмо. — Как лучше спрятать ее от нас? Мы стали бы по приметам разыскивать светлокожую женщину с каштановыми волосами!

— И, конечно, это был единственный способ сделать ее незаметной в толпе местных жителей. — Ши кивнул. — Ловко, ничего не скажешь, но, похоже, его хитрость привела к неожиданным последствиям.

Маламброзо умолял Флоримель:

— Моя дорогая Шобхани, этот негодяй разворовал целый город, и по его приказу десятки людей были убиты! Почему теперь по моей просьбе наш всемилостивый раджа Рандхир должен освобождать его?

Почти вне себя Флоримель воскликнула:

— Если, передав в казну все свое имущество, ты можешь уговорить раджу освободить его, то немедленно сделай это, потому что, если он не придет ко мне, я покончу с собой!

Она отвернулась, набросив на голову покрывало и обливаясь слезами, а у Маламброзо, глядя на нее, обливалось кровью сердце.

Как и у Чалмерса, — глядя на то, как его Флоримель любима другим мужчиной.

— Он называет ее Шобхани, — быстро сказал Ши. — Может быть, это все-таки не Флоримель, а ее двойник! — Потом его осенило: — А может быть, в каждом мире существуют аналоги людей, живущих в нашем мире! Может быть, старик — это только аналог Маламброзо!

— Нет, — сказал Чалмерс, лицо его окаменело. — Это Маламброзо, и молодая женщина — действительно моя Флоримель.

— Да? — Ши снова осенило, он развернул друга и указал ему на вора, который в упор смотрел на молодую женщину, поэтому его лицо было как раз в профиль к ним. — Представьте его без бороды и мускулов! Представьте его углубленным в себя молодым ученым! Кого он вам напоминает?

Чалмерс внимательно посмотрел и стал мертвенно-бледным.

— Это я!

— Это ваш молодой аналог, — быстро сказал Ши. — Реальный вы здесь! А это то, как вы бы выглядели, если бы родились индийским преступником! Неудивительно, что она полюбила его!

Лицо Чалмерса осунулось.

— Я чувствую себя очень старым, Гарольд!

— Вы чувствуете себя старым! Как же тогда, по-вашему, чувствует себя Маламброзо?

— Очень злым.

Чалмерс отвернулся от окна, внезапно испугавшись за Флоримель — или Шобхани, как угодно.

Без сомнения, лицо Маламброзо было искажено гневом, но как раз когда они смотрели на него, на нем отразилась вся борьба чувств — гнев сменился отчаянием. Он покорно кивнул и сказал:

— Я попытаюсь дать тебе, что ты хочешь, дитя мое. — Он отвернулся от окна, и Шобхани подняла глаза с внезапной надеждой.

— Он действительно любит ее, — удивленно сказал Чалмерс. — Для него ее счастье значит больше, чем собственное!

— Я никогда не ожидал от него такого, — согласился Ши.

Маламброзо выбежал на середину улицы и бросился на колени перед конем раджи. Раджа осадил коня — зачем терять такого хорошего налогоплательщика? — и Маламброзо воскликнул:

— О великий раджа, будь милостив, я отдам четыреста тысяч рупий за освобождение этого вора!

Но раджа ответил:

— Он ограбил целый город, он погубил мою охрану. Я не могу освободить его ни за какие деньги.

— Увы! — воскликнул Маламброзо и безнадежно побрел назад в дом, закрыв лицо руками.

— Никогда бы не подумал, что мне будет жаль его, — пробормотал Чалмерс.

Процессия двигалась дальше, но Ши опять повернулся в седле, чтобы увидеть конец семейной сцены. Маламброзо снова появился в окне и объяснил:

— Шобхани, я сказал и сделал все что мог, но все было напрасно. Теперь мы умрем, потому что я не смогу пережить тебя!

— Отец, ты не должен! — воскликнула Шобхани-Флоримель, взяв его руки в свои.

— Ты для меня дороже жизни, и я давно уже решил, каким именно способом убью себя, если тебе случится умереть раньше.

— Ты не должен! — снова закричала она. — Но я должна! Я должна следовать за моим мужем и умереть вместе с ним! — И она бросилась прочь от окна.

Маламброзо несколько мгновений стоял в шоке, потом с криком бросился за ней:

— Нет, Шобхани! Стой!

Тут Чалмерс задрожал.

«Почему муж? Как Флоримель могла иметь другого мужа? Даже если Шобхани — это только аналог Флоримель, когда она успела выйти замуж за вора?»

Шобхани выбежала из дома, чтобы занять свое место рядом с верблюдом Чарьи.

— Прочь! — крикнул охранник, гарцуя на лошади рядом с ней.

— Я не могу, — ответила она, — я полюбила его с первого взгляда.

Охранник в испуге отступил, и Рандхир печально выдохнул:

— Бедняжка!

Маламброзо упал на колени перед Шобхани:

— Нет, дитя мое! Вернись в дом!

— Прочь с дороги, старик! — Солдат угрожающе поднял над ним копье тупым концом. — Как ты смеешь отговаривать ее от благочестивого долга!

— Благочестивого долга? О чем он говорит? — спросил Чалмерс, побелев; но Ши, более практичный и менее заинтересованный, наклонился вперед, схватил Маламброзо за руку и поднял его в свое седло.