Константин Циолковский. Будущее земли и человечества - Константин Эдуардович Циолковский

но тоже ничего особенного, мы всё время жили на пределе бедствия, холода и голода. Я разделял участь большинства истинных мыслителей нашей эры. И в самом деле, я ничего не просил особенного: мне был нужен керосин для лампы, вокруг которой мы по вечерам собирались, хлеб да вода и немного средств для опубликования моих сочинений. Но и эти скромные потребности оказывались чрезмерными. Ради куска хлеба, ради выпуска маленьких брошюр я должен был в течение десятилетий 99 % всего моего времени тратить не на науку, а на добывание этих жалких крох. Когда сейчас вспоминаешь пройденный мною путь, невольно проникаешься жалостью к самому себе. Я всегда был несчастлив, но не замечал своего несчастья: наука для меня была первым и последним прибежищем, любящей матерью и пылкой любовницей, которым я посвятил всю свою жизнь, всю — без остатка! И мне, откровенно говоря, не хватало ни времени, ни сил для того, чтобы размышлять о своём несчастье. Ну — и к лучшему!

Следует сказать, что труд К. Э. Циолковского 1903 года застал русских просто врасплох. Даже крупнейшие специалисты авиации были совершенно не подготовлены к верному восприятию закона Циолковского и всех следующих из него выводов, причём эта неподготовленность была в такой мере большой, что понадобилось несколько десятилетий, чтобы пришла верная оценка его работ в области ракетодинамики. Даже «отец русской авиации» Н. Е. Жуковский, увы, не понял величайшего прогрессивного значения работ К. Э. Циолковского. Не оценили этих работ и многие ученики Жуковского. Владея обширными знаниями в области гидро- и аэродинамики, ни сам Н. Е. Жуковский, ни его старшие ученики не понимали того, свидетелями чего являемся мы, а именно: быстрое вытеснение винтовых двигателей реактивными. Вообще, этот факт недопонимания граничит с научным скандалом, но, к сожалению, история науки полна до краёв подобного рода историями.

Когда труды К. Э. Циолковского были уже признаны академической наукой, тем не менее, многие учёные старались деликатно обходить это имя и тем самым упорно поддерживать почти полувековой период заговора молчания.

Это явление, конечно, нельзя признать нормальным. Мало того, оно антипатриотично. У всякого честного и мыслящего человека заговор молчания вызывает тяжелую моральную реакцию. Значит, людям, стоящим на верху иерархической лестницы науки, разрешается всё, а людям, стоящим вне этой лестницы, не разрешается иметь даже собственных мыслей и мнения.

Явления подобного рода имели самое широкое распространение в прошлом. Общественность должна круто бороться со всякого рода заговорами молчания и предоставлять учёному право выражать свободно научные взгляды независимо от того, нравятся ли они тому или иному учёному, стоящему на верху иерархической лестницы, или нет.

Каждый учёный волен высказывать то или иное мнение, каждый волен давать тот или иной отзыв, но никому не разрешается и не может быть разрешено организовывать заговоры молчания, писать подмётные письма или поносить человека, научные идеи которого почему-либо не нравятся или противоречат чьим-либо убеждениям.

Н. Е. Жуковский дал, как известно, единственный и то словесный отзыв о работах К. Э. Циолковского в области аэродинамики в конце прошлого века. Однако в многотомных собраниях сочинений Н. Е. Жуковского, появившихся в свет в последние десятилетия, имя К. Э. Циолковского даже не упоминается. После смерти Николая Егоровича его ученики и редакторы изданий его трудов также постарались не допустить имя К. Э. Циолковского в печать.

Автору этих строк пришлось в течение ряда лет изучать мировую литературу по гидродинамике, дабы решить некоторые важнейшие вопросы динамики крови и в конце концов создать структурный анализ движущейся по сосудам крови, — труды, которые публиковались Академией наук СССР с 1953 по 1960 год и Академией медицинских наук СССР за 1951 год. Мне пришлось ещё в 30-х годах изучать или во всяком случае прочесть ряд многотомных изданий трудов профессора Н. Е. Жуковского. В них я не нашёл ни единого указания на работы К. Э. Циолковского, ни единой ссылки среди многих тысяч страниц текста.

Неужели никто до сих пор не заинтересовался этой темой: отчего же на многих тысячах страниц сочинений Н. Е. Жуковского для идей К. Э. Циолковского не нашлось места? А у С. А. Чаплыгина или у В. П. Ветчинкина? В чём же дело? Это исключительно «богатая» тема, к исследованию которой необходимо подойти не только с технической, но и с социальной стороны. Не доказывает ли этот истинно трагический для науки заговор молчания, что «всякое новое открытие и изобретение пробивает себе дорогу к практическому применению, лишь предварительно поборов скептицизм, временами доходящий до враждебности»? (Г. Уэллс)

Необходимо особенно отметить, что против трудов и идей К. Э. Циолковского в течение многих десятилетий шла упорная, но скрытая борьба. Учёные в области воздухоплавания систематически вычёркивали его имя из своих лекций, как будто бы не существовало ни К. Э. Циолковского, ни его печатных работ. Ни в одной из книг, содержащих лекции по воздухоплаванию и аэродинамике, не упоминалось имя К. Э. Циолковского, даже в тех случаях, когда шла речь о различных видах дирижаблей. Большие авторитеты не признавали каких-либо заслуг К. Э. Циолковского в этой области и считали ниже своего достоинства говорить или писать о нём. На ракетодинамику смотрели свысока, как на очередное чудачество, очередную фантазию калужского самоучки. И вообще, о чём тут говорить! Брошюрки по 5–10 страничек, которые печатал на собственные средства Константин Эдуардович, ничего общего с академической наукой не имели и служили предметом насмешек и злопыхательства со стороны видных и виднейших представителей учения об аэродинамике и воздухоплавании.

— Да, — говорил Константин Эдуардович, — Н. Е. Жуковский блестяще владеет математическим аппаратом, но ведь дело не в этом. Математика обязательна во всяком научном исследовании, даже в биологии, как вы видели в моих старых работах. Дело в идее. У Николая Егоровича было много злобы. Он злился на меня за работы с воздуходувкой и, возможно, за работы с ракетой. Он не выдал себя ничем. Но везде и всегда он тормозил мои идеи, кривил рот, когда речь шла обо мне, и молчал. Это было знаком отрицания моих работ. И его ученики верно следовали работам своего учителя. Надо отдать ему должное, — он был большим учёным, но… он питал злобу ко всему новому и выходящему из рамок его представлений. И он, хотя и был знаменитым профессором, не мог дотянуться до тех идей, которым я посвятил всю свою жизнь.

Профессор Н. Е. Жуковский, бесспорно, был одним из крупнейших специалистов. Он был великий знаток аэро- и гидродинамики, решивший ряд сложнейших задач, написавший в общей сложности много томов сочинений и создавший прекрасные курсы лекций, почти не утративших своего значения до нашего времени. Он был механиком и математиком, свободно владеющим необходимыми областями этих наук. Русская авиация ему многим обязана. Он имел все полагающиеся звания, степени и отличия, а от некоторых он даже отказывался. Он был строгий, но благожелательный