Самосожжение - Юрий Антропов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ну и… с чего же?
И Юрик, привычно влезая к нему на колени, сказал:
— С войны.
«Вольво» последней модели стоял возле подъезда «Грандотеля».
И к «вольво», номер которого был австрийский, Гей подошел вместе с шатенкой.
Она была в джинсах и куртке, как было уже отмечено.
Хотя еще час назад ее видели в розовом платье.
Такие дела.
Информация для размышления.
И прежде чем сесть в машину, шатенка сказала Гею:
— Сюда мы больше не вернемся… Вы не хотите еще раз посмотреть церковь?
— То есть войти в нее?
— Да.
— Хочу.
И они отправились в церковь.
У Гея под мышкой была Красная Папка.
А иногда Гей встречался с господином Штирлицем и на коктейлях, которые устраивало правление концерна мало ли по какому поводу.
И можно было, казалось, взяв бокал уже не с кока-колой, а с напитком, купленным как бы на общие деньги, то есть из фондов концерна, предназначенных на представительство, подойти хотя бы и к самому господину фон Штирлицу и, сказав несколько слов, приподнять свой бокал и как бы коснуться бокала господина фон Штирлица, тем самым устанавливая на мгновение почти абсолютное социальное равенство.
Но в том-то и дело, что ни в какую пару слов не уложить весь смысл того, о чем хотел бы сказать Гей.
А на длинную речь Гей не имел права по протоколу.
По протоколу!
А не по социальным соображениям.
Протокол же сам по себе такая формальность, присущая всем странам независимо от их социального устройства, что сетовать на него, то есть на протокол, было бы в высшей степени глупо.
Протокол есть протокол.
Поэтому Гей, хотя трижды в неделю играл в теннис с господином фон Штирлицем и время от времени встречался с ним на приемах или коктейлях, которые устраивал концерн, был начисто лишен возможности поговорить с генеральным председателем по душам.
Такие дела.
Ах эти западные штучки-дрючки!..
Если не социальный барьер — то протокол.
Если не протокол — то социальный барьер…
Гей мог поговорить с Бээном когда угодно.
Хотя бы на том смородинском коктейле.
То есть на обеде после планерки.
Когда был расширенный выездной уик-энд.
Кстати заметить, это был всем коктейлям коктейль.
Бетонные помещения, еще не вставшие под крышу, казались чем угодно, особенно сверху, из космоса, только не птичником, но маленький банкетный зал уже действовал.
Функционировал.
Именно так это называется.
Зал был пристроен к рабочей столовой, с тылу.
Гей успел заглянуть в столовую в тот момент, когда остальные участники планерки, включая хозяев стройки, столпились у входа в банкетный зал.
Что ж, сказал себе Гей, столовая как столовая.
Пластмассовые столы и стулья.
Раздаточная.
Меню.
Суп гороховый.
Хек жареный с гарниром из рожков.
Кисель плодово-ягодный.
Комплекс.
И все удовольствие стоит восемьдесят семь копеек.
Ешь — не хочу, как говорится.
Гей подумал, что сегодня, наверно, рыбный день.
Точнее, рыбное воскресенье.
Он взял поднос и встал в очередь.
Но тут местный руководящий товарищ, точнее, лицо, помогающее руководящим товарищам, деликатным коршуном налетело на Гея сзади, высмотрело издали и налетело, ослепило блеском золота вставных зубов, схватило бережно под руку, поднос на стол отшвырнув, и ласково поволокло, потащило из общей залы в залу банкетную.
А как же, ведь гость, столичный гость!
И не просто столичный гость.
Гей приехал в машине самого Бээна, и все это видели.
Совсем иной разряд.
Уж в чем, в чем, а в этих тонкостях местный руководящий товарищ разбирался не хуже тех руководящих товарищей, которые там, в Лунинске, тоже не дали бы маху в такой ситуации.
Гм…
Стало быть, тоже блюли протокол?
— Пожалуйте в залу… — сияя золотой улыбкой, вкрадчиво, но твердо сказало Гею это проницательное лицо.
И Гей оказался там, где уже сидел за столом Бээн.
Рядом с ним и было место Гея, но Гей, уже знавший, по сути дела, ответ Бээна, взял да и сел рядом с Мээном, поодаль.
И начался обеденный перерыв, точнее, обед, еще точнее, маленький пир, на воссоздание которого потребовалось бы теперь чересчур много атомов и молекул.
Гей с трудом осознавал это чудо смородинской стройки.
В том и фокус, что сама стройка еще только-только набирала силу, все держалось на выездных планерках. Бээна. Мероприятие было, как говорили в Лунинске, партизанское, никакими планами не предусмотренное, ни в какие лимиты не включенное, а банкетный зал был отделан со всей мыслимой и немыслимой роскошью.
Дубовые панели.
Чеканка.
Югославские светильники.
Арабский столовый гарнитур.
Финский холодильник, даже два.
И, конечно, скатерть-самобранка.
Комплексный обед за восемьдесят семь копеек в рыбный день.
Бээн пил только квас, как бы заранее устанавливая новую традицию.
Но квас был хороший, почти коллекционный.
Кажется, из Нового Света.
Между прочим, отличный квас!
Но у Гея была на него аллергия.
Все не как у людей…
Бабушка Анисья, бывало, говорила:
БЕДНОМУ ВАНЮШКЕ ВЕЗДЕ КАМЕШКИ.
Она имела в виду абстрактного Ванюшку, но всякий раз выходило, что это как раз про Гея сказано.
И Гей улучил момент и спросил Мээна.
Насчет ядерно-лазерного оружия.
И Мээн сказал:
БЕЗУМИЕ.
Тоже всего лишь одно слово.
Скажи он хотя бы два слова — получилось бы крайне бестактно по отношению к Бээну, хотя Бээна при этом не было.
Собственно говоря, Гея уже вполне устроило это квалифицированное мнение инженерно-технического работника, то есть итээра, но как-то так вышло, что Гей спросил еще и шофера Бээна, уже на улице, после банкета.
То есть сначала не спросил, а рассказал об этой новой сатанинской затее Эдварда Теллера, потому что шофер, как выяснилось, даже не слышал о ней, никакого понятия не имел, хотя держался всегда важно, без Бээна конечно, и носил галстук и шляпу, словом, не похож был на рабочего человека ни внешностью, ни повадками, и Бээн, может, поэтому звал его Рабчелом.
В этот раз, когда Гей стал рассказывать шоферу о космических лазерах, тот странным делом занимался — давал указания местным товарищам, как половчее разместить в багажнике персональной машины Бээна большой картонный ящик, отпотевший после морозилки.
— Осторожнее, осторожнее! — говорил шофер. — Эх вы, головы садовые! Это же не бетонная плита, а картонный ящик, и в нем яички, продукт хрупкий…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});