Мое преступление - Гилберт Кийт Честертон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дворецкий, как всем известно, верен дому и хозяину, даже королевское семейство может оставить на его попечении фамильные драгоценности, но едва ли бедняга Уэльман окажется способен разобраться в сути дела. Гарриет, даже будь она здесь, – слишком безупречная молодая леди, чтобы стать хорошим детективом. В общем, моя потребность в выводах специалиста оставалась неудовлетворенной. Полагаю, и другие в какой-то мере испытывали эту потребность; и полагаю, все мы хотели бы отыскать человека, непохожего от нас, человека извне, с настолько обширным опытом, чтобы этому человеку известны были бы случаи, подобные нашему. Но увы, среди наших знакомых, конечно, таких людей не нашлось.
Я уже упоминал, что, когда отыскали тело бедной Эвелин, оно было облачено в халат поверх рубашки, как если бы ее внезапно позвал кто-то, когда она уже готовилась отойти ко сну. Дверь комнаты священника при этом оказалась открытой. Не знаю, какой импульс побудил меня ее затворить; но, по-видимому, никто не открывал эту дверь до тех самых пор, когда она вдруг распахнулась от толчка изнутри, – событие, которое, признаться, меня шокировало…
Сэр Борроу, Уэльман и я находились втроем там, где случилось убийство. Точнее, находились втроем до того момента, как перед нами появился незнакомец, даже не снявший с головы фуражку. Это был невысокий крепыш, одежда его носила на себе следы долгого пребывания в лесистой местности – в особенности гетры, испачканные глиной и илом бесчисленных ручьев. Но он не проявлял никакого беспокойства, в отличие от меня: как бы ни был он грязен и какую дерзость в поведении ни демонстрировал, мне не составило труда распознать в нем беглого каторжника Местера, чье письмо я так по-глупому переслал его другу. Вошел этот человек, не вынимая рук из карманов и насвистывая. Перестав свистеть, он сказал:
– Похоже, вы опять закрыли дверь. Думаю, вы знаете, что с этой стороны нелегко открыть ее снова.
Через разбитое окно, распахнутое в сад, я видел, как инспектор Мэтьюз неподвижно стоит среди кустов, повернувшись к дому спиной. Я подошел к окну и тоже посвистел, но уже с куда более практической целью. И все же не уверен, что это и в самом деле оказалось практично, ведь полицейский, хотя он, без сомнения, меня слышал, не повернул голову, даже не шевельнул плечом.
– Не стоит тревожить старого Мэтьюза, – с улыбкой произнес человек в фуражке, – это один из лучших полицейских, но сейчас бедняга явно измучен. Полагаю, я смогу ответить вам примерно на те же вопросы, на которые ответил бы он.
Сказав так, Местер закурил сигарету.
– Мистер Местер! – с горячностью воскликнул я. – Вот прямо сейчас я позову этого инспектора, чтобы он вас арестовал!
– Допустим, – ответил он, неторопливо выбрасывая спичку в окно. – Но делать этого он, поверьте, не станет.
Местер глядел на меня пристально и с изрядной долей бесстрастия, но все же странный намек, прозвучавший в его голосе, впечатлил меня куда меньше, чем то безразличие, которое выражала собой широкая спина полицейского.
– Собственно, я хотел сказать, – продолжал человек, которого я знал под именем Местера, – что моя роль во всем этом деле, возможно, не совсем такая, как вы предполагаете. Я помог бежать молодому человеку, это правда, но не думаю, что вы знаете, почему я это сделал. Есть такое старое правило в нашей профессии…
Он не успел договорить, как я воскликнул:
– Погодите! Кто это там за дверью?
И по губам Местера понял, что он хочет переспросить: «Какой дверью?» Но прежде, чем эта фраза прозвучала, он уже успел получить на нее ответ. За тщательно запертой дверью, ведущей в комнату священника, раздался шум, который явно производил кто-то движущийся… или, возможно, что-то движущееся.
– Что это? Вот там, в комнате священника? – закричал я и огляделся, пытаясь найти какой-нибудь предмет, которым можно было бы выломать дверь.
Поднял было изогнутую полосу железа, однако та жуткая роль, которую она сыграла ночью, заставила меня передумать. Отбросив это орудие, я устремился к двери и забарабанил по ней, твердя снова и снова: «Что в комнате священника?» Как ни ужасно мне это показалось в ту минуту, но ответ прозвучал – слабый, но все же вполне человеческий голос, и этот голос проговорил: «Священник!»
Медленно, очень медленно отворилась тяжелая дверь – рука, открывшая ее, была явно не сильней моей. Тот самый голос, который произнес: «Священник!», сказал теперь уже более будничным тоном: «А кого еще вы ожидали?» Дверь неторопливо распахнулась до самого предела, и за ней обнаружился темный силуэт коренастого, всем видом своим словно бы извиняющегося перед нами человека в широкополой шляпе и с дешевым зонтиком. Он выглядел никоим образом не романтично и был, на мой взгляд, совсем чужд такому таинственному месту, как тайник для католических священников, если не считать той малозначительной подробности, что именно католическим священником он и являлся.
Человек приблизился ко мне, прежде чем я успел воскликнуть: «Ну наконец-то вы пришли!», пожал мне руку и, не отпуская ее, глянул на меня с тем особым выражением лица – то ли грустным, то ли скорее просто задумчивым и серьезным, – которое более уместно на похоронах близкого друга, чем тогда, когда он еще только умирает и мы сидим у его постели.
– По крайней мере, я все-таки могу вас поздравить, – сказал
