КВАZИ - Сергей Лукьяненко

Ожидаемая!

Прекрасная!

С самого своего рождения разум был отравлен страхом смерти. Этот страх заставлял людей безудержно плодиться, совершать злодеяния, строить нелепые и бессмысленные памятники, пирамиды, мавзолеи. Сколько цивилизаций в своём страхе смерти и жажде бессмертия уничтожили себя, впустую потеряли материальные и человеческие ресурсы? Древний Египет, надорвавшийся в постройке пирамид, Империя Великих Моголов, растратившая казну при строительстве Тадж-Махала, жители острова Пасхи, уничтожившие леса ради строительства каменных истуканов.

А сколько преступлений было совершено во имя несуществующих богов, придуманных ради одного лишь – избавиться от страха смерти?

Наверное, человеческая цивилизация должна была переболеть всеми религиозными глупостями, как ребёнок должен переболеть детскими инфекциями. Но как ветрянка безобидна для ребёнка и смертельно опасна для взрослого, так и дурман веры простителен в первом веке, но ужасающ в двадцать первом».

– Вот же сволочь, – сказал я и глотнул рома из стакана.

Томилин писал эту статью недавно. Уже заканчивая работу над своим вирусом. И не удержался – намекнул.

Сволочь – она и есть сволочь. Живая или мёртвая.

Я пролистнул страницу.

«Мне, как и любому вирусологу, прекрасно известно, что никакого Z-вируса, превращающего мёртвых людей в восставших, а потом и в кваzи, не существует. Эта информация не является секретной, с минимальным трудом её можно обнаружить в Сети, прочитать в научных изданиях. Многолетние поиски ничем не увенчались – вируса нет. Только инерция и косность человеческого мышления, только иррациональный страх заставляют основную массу людей по-прежнему повторять бредовые теории о «вирусе» и «болезни».

Люди боятся потерять свою исключительность.

Люди боятся признать, что уже не являются венцом эволюции.

Вершина – кваzи.

Мы – лишь полуфабрикаты, заготовки, нуждающиеся в доработке, отладке и настройке. К счастью, этот мучительный и неприятный этап мы проходим в форме восставших, избавленные от необходимости нравственного выбора и следования устаревшей морали.

Но те из нас, кто пройдёт этот тяжкий путь, обретут полное бессмертие и настоящую свободу существования – в виде кваzи.

Отбор может показаться слепым и безжалостным, но на самом деле он полностью биологически детерминирован. Очевидно, что какой-то наработанный потенциал интеллекта остаётся и в форме восставшего, проявляясь в поведении и приводя особь-восставшего в состояние особи-кваzи. Общеизвестно, что большинство кваzи – это творческая интеллигенция, учёные, люди образованные и занимающиеся интеллектуальным трудом. Жестоко, но справедливо. Современному миру не нужны сильные и глупые особи».

Томилин знал. Прекрасно знал, как восставшие становятся кваzи. И подвёл под это какой-то свой людоедский идеологический базис.

– Ах ты тварь, профессор Томилин, – сказал я. – Как хорошо, что я отрубил твою грязную интеллектуальную голову…

– То есть ты сознаёшься, что сознательно убил восставшего? – спросил Маркин, входя на кухню.

Я посмотрел на него, нахмурился. Сказал:

– Мне казалось, что я запирал дверь.

– Да-да, запирал, не беспокойся, – кивнул Маркин. – Я закрыл снова. Что пьёшь?

Он, кажется, был уже слегка выпивший. Или просто его развезло от усталости и избытка кофеина.

– Ром, – сказал я.

– Пойдёт, – решил Маркин, сел, плеснул себе в стакан. – Что читаешь?

– Статью Томилина. О том, как хорошо быть кваzи.

– А, это та, что мы тормознули перед публикацией… – махнул рукой Маркин. – Знаю… С Настей пока всё в порядке. Ничего обещать не могу. Все мы можем ошибаться. Но врачи надеются, что она не заразилась.

– Спасибо, – сказал я. – Как мальчик?

– Руслан? – Маркин не ответил и выпил ром.

Я тоже выпил не чокаясь.

– Судить тебя не будут, – сказал Маркин. – Но и награждать не за что, Бедренца ты упустил. Хорошо, что у него было письмо из МВД. Ты не крайний, ты честный служака… К тому же действовал ты по моему указанию.

– Да? – вяло удивился я. Перед глазами стоял Руслан – ещё живой и здоровый, красивый умный парень, наслушавшийся гениального профессора. Не обязательно быть восставшим, чтобы убивать после смерти. Иногда это получается и у людей…

– Конечно. Как привлечённый в мою группу. Завтра тебе оформят увольнение из полиции и перевод в госбезопасность. Даже звание сохранят.

– И с чего вдруг такие милости? – спросил я.

– Это не милости. У меня полно ловких ребят, умеющих работать мачете. И у меня достаточно умных ребят, способных понять, когда надо рубить головы, а когда не стоит. Но вот человек, способный принять стратегическое решение… и не выполнить приказ, который я вынужден отдавать… это большая ценность.

Я кивнул. Понятно. Маркин бы и сам отпустил Михаила с образцом вируса – если бы решился пойти наперекор приказу. Но для него это было невозможно. А вот позволить мне самому принять решение он мог.

– Как власть будем делить?

– Никак. На самом деле я не капитан, я подполковник. – Маркин плеснул себе ещё рома. Привалился к стене, закрыл глаза. – И только не надо вставать в позу: «Не хочу, люблю свою работу, я честный опер…» Ты хочешь, ты не любишь свою работу, ты не честный опер. Ты давно перерос то, чем занимаешься. Или ты снова собираешься ездить по квартирам и рубить головы восставшим старушкам?

– Старушек я не трогаю, – сказал я. – И вообще, я с тобой не спорю. Я согласен.

– Вот и славно… – пробормотал Маркин. – Слушай, а что, если я у тебя посплю? Прямо на стуле? Буквально полчаса. А то пока доеду домой, пора будет вставать.

– Это не стул, а табуретка, – сказал я. – Иди в гостиную, там есть удобное кресло. На диван не ложись, я там лягу.

– Найда оставляешь? – спросил Маркин, не открывая глаз.

– Конечно, он же мой сын.

– Молодец, уважаю, – сказал Маркин. – Но Бедренец… хитрый кваzюк… Драный Лис… Мы понимали, что он тоже охотится за вирусом. Но никаких доказательств… формально союзник… Ты не подумай, что я очень расстроен. Не захватили бы кваzи вирус Томилина – создали бы свой, да ещё неизвестно, кто именно бы его создал. Лучше уж Представитель и Драный Лис. Представитель – вменяемый дядька. Политик уровня Черчилля или Путина. Он никакой мировой войны не хочет, у него своя дурацкая мечта о покорении кваzюками, как вершиной эволюции, Вселенной…

– Почему дурацкая? – спросил я.

– Потому что это… – Маркин протянул руку и, не открывая глаз, сгрёб со стола распечатку статьи Томилина, – туфта. Мечты психопата.

Он принялся меланхолично разрывать листы; обрывки, кружась, полетели на пол.

– Не существует эволюционных механизмов, в какой-то момент приводящих к появлению бессмертных неразмножающихся существ… – вялым сонным голосом сказал Маркин. – Это матушке-природе не нужно… даже если принять как гипотезу отсутствие Бога…

– Но Томилин…

– Гениальный вирусолог. Ему бы Нобелевку вовремя дать – может, опомнился бы. Или бабу нормальную, живую… А так… привык возиться со своими вирусами… Знаешь, что такое вирус? Организм на грани жизни. Не живой и не мёртвый. Паразит. Яд, заставляющий живое воспроизводить себя… Так и кваzи. Не живые и не мёртвые. Не способные размножаться. Не способные развиваться. Даже если эволюции это нужно, то кваzи – явно не вершина. Не цель творения…

Он крякнул, сел. Посмотрел на пол.

– Намусорил я у тебя. Пришёл, выпил, намусорил… Так ты меня пустишь в кресло поспать?

– Слушай, Маркин, – сказал я. – Хватит налаживать со мной контакт. Я не Шарапов, а из тебя Жеглов никакой. Зато ты начинаешь напоминать Бедренца, а это меня злит.

Маркин скосил на меня глаза. Крякнул и начал собирать с пола мусор.

– Ты можешь сказать, кто же такие на самом деле кваzи, чего нам от них ждать и что со всем этим делать?

– Пока не могу, – ответил Маркин.

– Понял. Тогда отвали. Я тоже хочу выспаться, но вначале ещё выпью. Мне с утра надо отвезти сына в школу, а потом поехать к Насте.

– Тебя не пустят.

– Меня – пустят, – сказал я, глядя Маркину в глаза.

– Я пригреваю у себя за пазухой наглого, что неплохо, и амбициозного, что куда опаснее, сотрудника… – пробормотал Маркин.

И пошёл в гостиную.

А я остался сидеть на кухне, глядя на фотографию жены и сына.

Где-то в Замкадье шёл дождливыми просёлками, таясь от своих и чужих, мёртвый старый полицейский, пряча в кармане ампулу со смертью, которая должна была предотвратить войну.

Где-то на Рублёво-Успенском шоссе ребята Маркина упаковывали в мешок останки Виктории, которая всю последнюю неделю своего посмертного существования разрывалась между любовью к жизни во всех её формах и смертью, на которую она работала.