Чужие ключи - Александр Лонс

Позже выяснилось что, «вязками» называли длинные тряпичные полосы, которыми фиксировали особо беспокойных или не контролирующих себя пациентов.

— Вот и лежите тихо, не хулиганьте тут. А вам, — врач опять повернулся в мою сторону, — понадобится время и лекарства, чтобы окончательно прийти в себя.

Как потом стало известно, при поступлении нового пациента, здесь брали анализы на ВИЧ, на гепатиты и на сифилис, а также — мазок из задницы. Зараженных направляли в другие стационары.

* * *

Когда стало полегче, врач распорядился выдернуть из меня все трубки и перевести в общее отделение. После извлечения катетера некоторое время было больно мочиться. Выдали больничную пижаму: серые штаны и синюю куртку. Штаны оказались коротки, а куртка, наоборот, велика, — рукава пришлось подвернуть. В палатах свободных мест не хватало, поэтому определили на жительство в коридор.

Отделение выглядело как длинный проходной двор с палатами без дверей, столовой, и примерно посередине с помещением для всяких собраний — «рекреацией», как говорили медсестры. Там имелась небольшая библиотека, старенький японский телевизор с большой вакуумной трубкой, а в углу стоял миниатюрный православный алтарь с иконостасом. Иногда приходил батюшка справлять службу. Телевизор включали редко, чаще ночью, когда дежурные медсестры смотрели любовные сериалы и фильмы про американцев. В местах, где двери все-таки были, отсутствовали ручки, и вместо них темнели квадратные отверстия.

С дверью была только одна-единственная палата, предназначенная для особ, приближенных к императору. Ее именовали по-разному: «смотровой палатой», «ВИП-палатой» или «Випкой». Кто там жил, я так и не выяснил, но кто-то был точно: туда регулярно заходил врач, заглядывали медсестры, привозили еду. Время от времени приходили посетители: яркие разрисованные девицы, похожие на проституток. Поскольку палата имела собственный санузел, тамошний обитатель не баловал отделение своим обществом. Дверь всегда плотно затворялась. Такую закрытость было легко понять и простить: пахло в отделении мерзопакостно. Впрочем, через пару дней я уже принюхался, а потом и вообще перестал ощущать окружающую вонь. Вообще, скоро выяснилось, что все не так уж и трагично. Да, воняет, но это во многих местах у нас так… и в столовых, и в публичных сортирах, и в подъездах некоторых. Ну, долбанутые и алкоголики кругом — так я теперь в метро регулярно таких вижу. А что выйти нельзя, так на то и режим. Такова уж специфика отделения.

Для начала я попытался как-то оглядеться и выяснить, что за народ вокруг. Контингент оказался примерно такой: чуть ли не половину составляли алконавты. Угодили они сюда путями разными. Кого привезли с хроническим алкоголизмом, кто был доставлен с острым алкогольным отравлением, а кое-кто даже сам пришел, добровольно. Остальное население составляли наркоманы и токсикоманы. В разной степени наркозависимости, отравленности и жизненной активности.

Наркоманы. Сначала я полагал, что это самые интересные обитатели отделения, своего рода элита, что они прекрасно знают свои недостатки и относятся к ним с должной самоиронией. Какая глупость. Все оказалось совсем не так. Чтоб такое подумать, надо лишь в кино наркоманов видеть или Пелевина с Кастанедой обчитаться. На самом-то деле настоящий наркоман существо совершено бездушное. Даже если бы его родители лежали с пробитыми головами в окровавленной ванне или оказались подвешены крюками за сухожилия нижних конечностей, ему было бы вообще пофиг, ну или просто прикольно. Беседовать с такими оказалось необычайно скучно, да и незачем.

Запомнился один наркоман-новатор, который приспособился делать себе клизму из смеси веществ, чем очень гордился. В отделении у всех, у кого можно, он скупал или выменивал прописанные, но не принятые таблетки, толок в порошок, разводил и заправлялся.

Многие здесь лежали повторно, часто неоднократно, и отлично тут ориентировались. Так на второй неделе моего нахождения в этом месте, один мужичок, какой-то, кстати, мелкий начальник, выписывался. А уже через сутки снова угодил назад: неделю держали на вязках. Оказалось, что отмечая выписку с друзьями, мужик хватил водки с пивом, дома добавил как следует и все это заел таблетками, что выписал врач, причем употребил их сразу и все. Через пару часов этот дядя, теперь уже опять больной и абсолютно голый, в невменяемом состоянии проворно бегал по улице, вознося хулу Господу и понося президента. Около трех ночи его безжалостно изловили патрульные и снова привезли в больницу. Очень скоро он уже был как огурчик и подумывал об очередной своей выписке. Из бесед с персоналом я узнал, что он постоянный клиент: лечится уже не то третий, не то четвертый раз за этот год.

Немало в отделении было и первичных наркотических отравлений. Однако такие пациенты наркоманами себя вообще не считали. Как часто повторял один из них: «первый раз — не пидорас, второй раз — как первый раз, а потом — вжик, и уже привык».

Токсикоманы — эти были самыми молодыми и наиболее глупыми из постояльцев. Все мозги у них давно уже вытравились бензином и всякими иными органическими растворителями, что вдыхали в себя данные придурки. В качестве дополнительного бонуса почти каждый имел серьезные проблемы с легкими и печенью. Выглядели они просто ужасно: отечные, какие-то серо-зеленые с морщинами на лицах. Человеку постороннему и не приобщенному, вообще сложно понять, в чем тут кайф и главный прикол.

Еще в отделении существовали «овощи». Обычно происходили они из хронических алкоголиков или токсикоманов. Это такие особые пациенты, что ходить вообще не могли, или могли, но с трудом, да и то под себя. Иногда они издавали нечленораздельные звуки и пуки. В организме у них мало что действовало, а поскольку памперсы менялись раз в сутки, запах в ближайшем окружении стоял соответствующий.

Особую категорию составляли деды, лечившиеся от крутого алкоголизма, вызванного общим сюрреализмом окружающей нас суровой действительности. При этом деды физически весьма крепкие, лет под шестьдесят-семьдесят. Держались они обособленно. Звали их, как правило, уважительно по укороченному отчеству: «Николаич», «Михалыч», «Митрич». Обычно, между собой, они оживленно обсуждали спорт, политику, экономику, американского президента и товарища Сталина. Рассказывали, кто, где, когда сидел и за что. А сидели деды почти все. Отделение казалась им санаторием. Тут было светло, тепло, довольно-таки сытно, имелась возможность гулять в парке, говорить что угодно и чифирить по ночам. При этом не платить вертухаям и не работать на подсобном производстве.