Sindroma unicuma. Finalizi (СИ) - Блэки Хол

       - О! - взглянул он удивленно. - Оказывается, у меня есть имя.

       - Егорчик...

       Парень фыркнул.

       - Жорик?

       Он шутливо шлепнул меня, выражая недовольство.

       - Гошик?

       Мэл скривился.

       - Твое имя никак не уменьшается, - надулась я.

       - И не нужно меня уменьшать, - рассмеялся он.

       - А мне хочется. Чем плох Гошик, к примеру?

       - Вроде бы ничем, - задумался Мэл. - Но как-то... По-детски, что ли...

       - Сам ты дитё, - обиделась я. - А "Егор" звучит официально и по-взрослому.

       Мимика Мэла выдала нечто невообразимое.

       - Ладно. Как тебе хочется меня называть?

       Я задумалась.

       - Гошик... - мяукнула томно, поцеловав его. - Или Егор! - перешла на повышенный тон и возмущенную интонацию.

       - Лучше быть Гошиком, - согласился он. - Эва, я давно хотел спросить...

       - О чем? - обняла его, разве что не размурлыкавшись.

       - Понимаешь... - замялся Мэл. - Ты же девушка...

       - Логично, - хмыкнула я на верное замечание.

       - Ну, и когда мы с тобой... в квартире... словом...

       Мне стало смешно от его невнятности и явного смущения.

       - Словом?

       - Ну... у тебя же был кто-то до меня...

       Благодушие слетело, и я, отбросив руку парня, села на кровати, прикрывшись простынкой.

       - Значит, вот как, - сказала глухо.

       Выходит, всё это время Мэлу не давала покоя мысль, о том, кто оказался первым, опередив его. А также был ли второй, третий и так далее по нарастающей.

       - Это плохо? - В моем голосе прозвучал вызов. - Ты тоже не похож на невинного ангелочка.

       Мэл сел рядом.

       - У парней другое отношение к этому. Проще, что ли... А когда девушка решается впервые, значит, она... Черт! - взъерошил он волосы. - Для каждой девушки этот шаг важен... как и человек, с которым она... И, наверное, этот человек до сих пор важен для тебя... Наверное, он много значил в твоей жизни. Ты... - застопорился Мэл, - часто думаешь о нем?

       Что ответить? Сказать, что не важен - значит, признать свою распущенность, мол, потеряла девичью честь с тем, кто попался под руку. Сказать, что важен - значит, предать себя. Я шагаю по жизни с грузом однажды принятого решения, которое не забуду никогда.

       - Наверное, постоянно сравниваешь его со мной, - продолжал Мэл, и в его голосе сквозила неуверенность. - С ним было круто?

       - Круто с тобой, - ответила, внезапно устав от разговора. Радости утра померкли. - Тебя никто не переплюнет... Егор. А с тем... с ним было всего лишь раз. И я ненавижу и тот единственный раз, и его, - сказала, отвернувшись к окну.

       - Эва! - Мэл опустился передо мной на корточки, всматриваясь в мое лицо, а я изучала цветочки на шторке, избегая встречаться взглядами. - Эва! - сжал он мои ладони. - Я убью его, - заключил он, придя к каким-то своим выводам. - Даже если не скажешь, кто, я сам найду его.

       - Не надо никого искать, - сказала глухо. - Он умер.

       - То есть? - растерялся Мэл. - А как же...? Значит, это ты его?... Тьфу, что несу! - стукнул себя по лбу. - В смысле, взял и умер? Сам по себе?

       - Сам по себе. Проехали.

       Мэл пересел на кровать, по-прежнему не отпуская мою ладонь, и гладил её.

       - Я рад, - признался, но не стал развивать тему и объяснять причину внезапного оптимизма.

       Мы сидели и молчали. Расспросы парня разворошили неприятные воспоминания, пробудив угрызения совести, и мое настроение упало вниз.

       - А каким был твой первый раз?

       - Обычным. Так себе. Плохо помню, - пожал плечами Мэл.

       Еще бы. У него этих разов - первых и вторых и последующих - бесконечная лента Мебиуса.

       - Будешь завтракать?

       - Буду, но кашу можешь сразу выбросить в помойку.

       - Привереда, - обиделась я за неприготовленную кашу. Хотя крупа закончилась, но все равно было делом принципа оскорбиться за свой вполне питательный рацион.

       Завтрак состоялся в пищеблоке. Мэл крутился поблизости, изучив все уголки общежитского закутка, и лицо парня излучало скепсис. Извините, нам не до стерильности, - насупилась я, водружая сырный ломтик на бутерброд.

       - Жаль, нет зубной щетки и станка, - подосадовал Мэл, изучая ветхую оконную раму, и отковырнул кусок отслаивающейся краски.

       - Купи и носи с собой.

       - Я бы носил, но ты ведь подумаешь: "Ага, если у него при себе щетка, значит, ему не впервой ночевать вне дома".

       Точно! Я и не догадалась взглянуть на ситуацию в ракурсе, расписанном Мэлом. Невинная зубная щетка и заодно станок тут же были отнесены в разряд неопровержимых улик. Если замечу, что парень носит их с собой, значит, есть основание для подозрений и ревнивых обвинений.

       - Тогда купи и оставь у меня, - предложила ему.

       - Зачем, если ты и так ко мне переедешь? - пожал плечами Мэл, чем вызвал мое смущение. Как он догадался, что его предложение заочно принято?

       Пока закипал чайник, Мэл успел сходить в душ, воспользовавшись моим полотенцем и содержимым пары флаконов из числа расставленных на тумбочке, и теперь от него пахло смесью шоколада и лимона. Парень вел себя прилично и не вышел из общественного места голым или с полотенцем, намотанным на бедрах. Покуда он плескался в душевой, я успела изучить себя в зеркало и порадовалась уплаченным не зря денежкам за косметический чудо-гель: темные следы на шее исчезли за ночь.

       Пить чай со сгущенным молоком пришлось из одного стакана с подстаканником-грифоном. Как ни странно, Мэл покривился не из-за того, что совместное питие некультурно и невоспитанно, а потому что привык употреблять по утрам приличную порцию крепкого молотого кофе со сливками и тремя кусочками сахара, который выдавал специальный автомат на его кухне - лишь засыпай ингредиенты и подставляй кружку.

       - Откуда у тебя это? - я коснулась небольшого шрама над бровью.

       - Брат оставил на память.

       Ничего себе, любящий родственничек. Получается, кроме сестры Басты у моего парня есть брат.

       - Ого! Не поделили машинку?

       - Нет, он уже вышел из детского возраста, когда я играл в игрушки. Мне тогда было четыре. Теперь уж не помню точно: то ли я разозлил Глеба чем-то, то ли случайно рассказал отцу, не сообразив, что наябедничал, но брат пришел в мою комнату и дал хорошего пенделя, а за то, что сопротивлялся, добавил паровозиком от железной дороги. Кровищи было немерено. Мать перепугалась, да и брат струхнул. Это позже я понял, что мог потерять зрение, а тогда воспринимал больницы и врачей как новую игру.

       - А почему не убрали шрам? При наличии денег удалить его проще простого.

       - Отец не разрешил. Специально оставил как напоминание Глебу, что тот поднял руку на единокровного родственника.

       Да уж. Папаша у моего парня - жесткий воспитатель.

       - Но сейчас-то вы с братом живете мирно?

       - Нет, - ответил Мэл. - Он умер.

       - Как так? - рука с бутербродом замерла у рта. - То есть... прости. Я не знала.