Королева Виктория - Джин Плейди

Но самоё дорогое письмо пришло из Кёльна. «Стены увешаны твоими портретами, так что ты смотришь на меня отовсюду…» Дома все были рады видеть его. Его очень любили, и это меня не удивляло.

«Если бы ты могла видеть счастье моей семьи, когда я приехал, — писал он, — это вознаградило бы тебя за ту жертву, которую ты принесла, расставшись со мной. Мы так много говорили о тебе…

Прощай, моя любимая, и поддерживай себя мыслью о моем скором возвращении. Благослови Господь тебя и милых деток…»

Я не сомневалась, что Альберт знал, как я тосковала по нему.

Но прошли и эти дни. Тетя Луиза вернулась домой, а Альберт — в Виндзор. Какая радостная встреча! Счастье увидеться вновь стоило разлуки! Он должен посетить детскую; он должен умилиться очарованию и уму Викки, повздыхать над отсталостью Берти и порадоваться безмятежной улыбке Фатимы.

Когда мы остались одни, он рассказал мне о поездке; как все это было печально, как он горевал о покойном отце!

— А как Эрнст? — спросила я. — Ведь он теперь герцог.

— О, Эрнст такой же, как всегда.

— Я надеюсь, он счастлив в браке и оставил старые привычки.

Альберт был в этом не уверен. Его мачеха — к которой он был очень привязан — была рада видеть его. Его бабушка была вне себя от радости.

— Но ей было грустно, потому что она знала, что я скоро покину ее.

— Они все хотели услышать о наших детях, я полагаю.

— О да, мы много говорили о них, и я повторил кое-что из словечек Викки. Их это очень позабавило. Слышала бы ты, как они засыпали меня вопросами. Да, я видел Штокмара.

— Он, должно быть, был очень рад.

— О да. Я часто думаю, как многим мы ему обязаны. Он нам очень помог. Я от души согласилась.

— Он сейчас со своей семьей и очень доволен. Я намекнул ему, однако, что мы желали бы видеть его здесь. Я говорил с ним о Берти. Мальчик меня очень беспокоит.

— Леди Литтлтон о нем очень хорошего мнения.

— Мне кажется, что она слишком его любит.

— Я очень рада.

— Да, да. Но Берти необходима дисциплина. Его ожидают высокие обязанности.

— Да… в свое время.

— Однако его должны готовить уже сейчас. Удивительно, — сказал он, слегка поджав губы. — Со мной в этой стране обращаются без особого уважения.

— Таковы уж Люди.

— Здесь на меня смотрят как на чужака, на немца. Я только муж королевы. Странно сознавать, что этот глупенький малыш выше меня.

— Берти… я как-то об этом не думала.

— Ну, конечно. Принц Уэльский важнее, чем муж королевы.

— Милый Альберт, я так бы хотела, чтобы все было по-другому.

— Это не имеет значения. В этом просто есть какая-то ирония… вот и все.

Но я видела, что для него это важно. И мне было жаль, что я не могла ему дать то, что он хочет. Будь это возможно, я бы туг же сделала его королем.

— Итак, — продолжал он, — Берти нужна дисциплина. Штокмар хорошо знает, как воспитывать, чтобы подготовить его к высоким обязанностям.

— Мы должны убедить Штокмара приехать, — сказала я.

Мне исполнилось двадцать пять лет. Я старела. Скоро я буду матерью четверых детей. Альберт поздравил меня и преподнес подарок. Я вскрикнула от восторга, потому что это был его портрет. Он выглядел таким красивым — но не настолько, как на самом деле.

— Здоровья и счастья тебе, любимая, — сказал Альберт. Я поцеловала портрет, и он, довольный, рассмеялся. Это был очень счастливый день рождения.

Вскоре мы услышали, что нас собирается посетить русский император Николай I[49]. Я была поражена и немного смущена, так как была уже на седьмом месяце и в это время не имела ни сил, ни настроения принимать такого гостя. Однако сэр Роберт заметил;

— Его визит будет полезен для укрепления наших отношений с Россией. И Альберт согласился с ним.

Так что мне пришлось принять императора. Он прибыл на своем корабле «Черный Орел», и я пригласила его в Виндзорский замок, который произвел на него большое впечатление, и он сказал очень учтиво, что замок был достоин меня.

Мне всегда нравилось, когда люди восхищались Виндзором. Сначала я не любила его, но впоследствии он стал одной из моих любимых резиденций. Это чувство внушил мне Альберт. Он полюбил Виндзор с первого взгляда. Лес пленял его, как впоследствии и меня. Я улыбалась, вспоминая, как не любила уезжать из Лондона, который казался мне всегда таким полным жизни. Теперь я находила его шумным, и мне не хватало свежего воздуха.

Император показался мне очень странным. Внешность его внушала страх: у него были совершенно белые ресницы, а когда он смотрел на вас, то глаза его были абсолютно неподвижны. Это придавало ему вид не совсем нормального человека. Я слышала, что в молодости его считали красавцем, но поверить в это было просто невозможно.

Он походил на грубого вояку, но со мной он был в высшей степени обходителен. Кроме внешности, странными были и его привычки. Несмотря на то, что ему предоставили в замке парадную спальню, он послал своего камердинера в конюшню за сеном. Он привез с собой кожаный матрац, который набивали сеном, и на нем спал. Он был в высшей степени эксцентричным.

Сэр Роберт говорил, что мы должны оказывать ему почести, потому что это было важно в политическом отношении. Поэтому я пыталась его развлекать. Он сопровождал меня на парад в Виндзорском парке, и я пригласила его на скачки и в оперу. В Букингемском дворце был устроен в его честь концерт.

Однако справедливо заметить, что, несмотря на его странные привычки, я не встречала более учтивого гостя, чем император; Альберт произвел на него большое впечатление, и он сказал мне, что не видел более красивого молодого человека, чья наружность выражала благородство не только внешнее, но и внутреннее. Ничто не могло доставить мне большего удовольствия, чем подобное признание достоинств Альберта.

Вскоре император уехал. Но этот визит был всеми признан успешным. Это был еще один пример того, что, когда ты королева, твои королевские обязанности должны быть выше всяких личных обстоятельств.

Наступил август, удушающе жаркий. И в августе родился мой четвертый ребенок, еще один мальчик. Мы назвали его Альфред и Эрнст — в честь отца и брата Альберта — и еще Альберт, в честь его собственного отца. Теперь уж я отдохну от этого утомительного занятия.

Не прошло и месяца, как нас посетил еще один высокий гость. На этот раз это был принц Прусский, брат короля. Я еще не знала тогда, что ему предстояло стать первым германским императором. Мы очень расположились друг к другу. У него с Альбертом было так много общего, что они сразу же подружились. Он интересовался детьми, и Викки произвела на него очень хорошее впечатление. Все поражались ее внешности и уму. Альберт все больше гордился ею.

Когда принц отбыл, Альберт решил, что мне нужен отдых. В тот год мы приобрели Осборн-хаус — небольшой домик, так понравившийся мне еще в те дни, когда мы с мамой останавливались в замке Норрис на острове Уайт. Мы давно хотели иметь небольшой дом, где мы могли бы хоть иногда проводить время в уединении. Премьер-министр нашел, что это был прекрасный выбор. Правда, было одно обстоятельство, которое несколько омрачало мою радость от приобретения; дело в том, что некогда дом принадлежал сэру Джону Конрою. Но, поразмыслив, я примирилась с этим, ведь этот ужасный человек уже давно его продал, так что это не имело такого уж значения, и потом, дом мне очень нравился.

Альберт сразу же увлекся идеей его реконструировать. Он говорил, что дом так прекрасно расположен, что очень жаль, что он так мал и недостоин меня. Но прошло довольно много времени, пока нам удалось воплотить его мечту, перестроив Осборн.

Предложение Альберта отдохнуть тут же навело меня на мысль о поездке в Осборн, наш маленький дом, однако у Альберта были другие планы.

— Ты помнишь, любовь моя, как мы хорошо провели время в Шотландии? Почему бы нам не посетить еще раз эту прекрасную страну? Помимо всего, тебе следует лучше познакомиться с твоими подданными на севере. Когда Викки услышала о нашем отъезде, она заявила, что тоже поедет.

— О нет, милочка, — сказала я. — Поедут только папа и мама.

— И Викки, — заявила она повелительно.

Альберт взял ее на колени и объяснил ей, что маме нужен отдых, а папа будет за ней ухаживать.

— Я тоже буду ухаживать за мамой, — премило сказала Викки, и Альберт был покорен.

Она совсем не боялась его, как бедный Берти. Его речь никогда не отличалась четкостью, а теперь он начал заикаться, и заикание еще более усиливалось в присутствии Альберта.

Викки обняла Альберта за шею, и, почти касаясь губами его уха, она стала умоляющим тоном просить: — Пожалуйста, папа… разреши мне поехать.

— Мне очень жаль, Liebchen… — сказал он, улыбаясь и гладя ее по голове.

Глаза Викки наполнились слезами. Удивительно, что слезы не портили ее прелестного личика.