Альковные секреты шеф-поваров - Ирвин Уэлш

Джойс хлопочет с чайником. Я рассматриваю ее, пытаясь представить, как она выглядела в молодости — должна же дочь откуда-то унаследовать свои прелести!— но вижу лишь тугую овечью завивку да угловатую неловкость движений.

— Чувствует он себя, конечно, получше… только в голове путаница,— сообщает миссис Кибби визгливым голосом, словно подпевая свистку чайника.

— М-да, это нехорошо. А что такое?

Джойс сыплет в заварник две ложечки чая, потом добавляет третью — на счастье. Прямо как моя старушка. Собственно, ей и лет не меньше. Хотя по виду не скажешь. Можно подумать, она так и родилась пожилой теткой. А может, вечные хлопоты наложили отпечаток.

— У него странные чувства к бывшим коллегам…— Она осекается, бросает на меня стыдливый взгляд.— Даже не знаю, как сказать… Вот вы, например, столько для него сделали, а он совсем не ценит, даже наоборот… Ужас какой-то! Не могу понять, почему он так себя ведет, откуда эта неблагодарность! Вы нам все время помогали, заботились о нем… Дурно это!..— Лицо ее пунцовеет, щеки трясутся. Она ставит передо мной чашечку.

— Джойс, поймите, Брайан столько пережил,— говорю я проникновенно.— Неудивительно, что у него в голове каша.

Чашечка не больше наперстка, на кошачий глоток. И ручка малюсенькая, не уцепишь.

— Конечно! Конечно!— с энтузиазмом соглашается Джойс.— Он ведь, знаете, такой…

Я вполуха слушаю ее сетования. Из головы не идет красавица Кэролайн — такая классная, милая, спокойная… Ничего общего с визгливой мамашей и мерзостным жалким братцем.

Кэролайн Кибби.

Брайан Кибби.

И тут на меня снисходит озарение. Ну конечно! Вот он, мой официальный пропуск в мир Кибби, возможность изнутри, с близкого расстояния наблюдать процесс! Я одной палкой — в буквальном смысле — убью двух зайцев! Да еще и у Кибби на нервах сыграю.

— Можно подумать, он злодей какой-то. Но это же не так, мистер Скиннер! Он тихий, добрый…

Кэролайн.

Божественное, светозарное имя полностью реабилитирует роковую фамилию «Кибби», отравленную гаденышем Брайаном. Кэролайн Кибби. Пускай у них в доме принято чай подавать без сахара! Я возьму себе кое-что послаще. Вот стану взаправдашним, без дураков, парнем Кэролайн — и смогу бывать здесь когда захочу. И Брайан ничего не сделает, хоть усрется. Я буду за ним присматривать — по крайней мере пока не поправится. А заодно и питаться домашней едой, мять цветок наслаждения, купаться в уважении и уюте… Отличный шанс изучать его повадки и даже, если повезет, понять наконец, откуда взялась моя необъяснимая ненависть.

— Ни мне, ни покойному отцу, царство ему небесное, никогда не доставлял хлопот…

Кэролайн Кибби.

Отличная, красивая фамилия! Надо же, как здорово звучит: Кибби. Кэролайн Кибби. Да, братишку Брайана надо поставить на ноги. А потом можно и в Сан-Франциско.

Дороти.

Сейчас это кажется далеким зыбким сном. Но я помню: все было взаправду и очень… очень правильно.

— А его отношение к вам… Необъяснимо! Не дай бог, проведает, что вы пришли,— такой скандал устроит!

— Ладно, Джойс,— прерываю я.— Я все прекрасно понимаю. Тут чем меньше рассусоливать, тем лучше. Мы ведь знаем: он еще болен. Зачем его огорчать? Я сейчас потихоньку уйду — и все. И в больнице появляться не буду. Но с одним условием: вы мне должны подробнейшим образом сообщать о его самочувствии.

— О, конечно, конечно, мистер Ск… Дэнни! Спасибо вам. Вы так хорошо все понимаете!

Она смотрит на меня грустными собачьими глазами. И мне впервые за все время думается: чем черт не шутит, может, у этой черной истории есть высокая божественная цель? Я допиваю чай и откланиваюсь, не преминув перед уходом заглянуть в гостиную и лучезарно попрощаться с Кэролайн.

— Пока,— отвечает она, повернувшись. Сквозь первичное недоумение просвечивает простая милая улыбка.

Ай да девчонка! Офигеть!

Я вылетаю из жилища Кибби как на крыльях, не замечая напутственных причитаний Джойс… и немедля приземляюсь, лишь только на ум приходит Дороти. Да уж… Хрен знает, чем все это закончится.

35. Пизанская башня

Друзья пребывали в изумлении — не столько потому, что Дэнни Скиннер променял солнечную Калифорнию на дождливый Эдинбург, сколько потому, что с момента возвращения он плотно и недвусмысленно сидел в завязке. Работая на два фронта, он регулярно посылал е-мейлы Дороти и в то же время ежедневно звонил Джойс, чтобы справиться о здоровье Кибби. Кроме того, он время от времени встречался с Шеннон Макдауэл за чашечкой кофе. На работе Шеннон заняла его место, но лишь временно, до следующего собеседования, что ее чрезвычайно раздражало. Скиннер встречался с ней неохотно. Шеннон, помимо шовинистической натуры муниципального аппарата, без зазрения совести проводящего дискриминацию по половому признаку, интересовал только Дэсси, и к мысли о том, что бывший друг, впоследствии ставший врагом, наслаждается ролью торжествующего соперника, привыкнуть было нелегко.

С матерью Скиннер по-прежнему не виделся; общие знакомые сообщали, что у нее все хорошо. Парикмахерскую Скиннер упрямо обходил стороной, не собираясь менять принятого решения: первым словом, которое мать от него услышит, будет имя его отца. А там поглядим.

Из старых привычек Скиннер оставил лишь одну: ужинать по пятницам с Бобом Фоем в итальянском ресторане «Пизанская башня» — с той лишь разницей, что теперь он не заказывал ничего крепче минеральной воды.

Фой еще не остыл от бурных восторгов по поводу окончательного увольнения Кибби.

— Каждый раз на работу прихожу — и не нарадуюсь!— говорил он, театрально разводя руками.— Воздух в офисе чистый! Ни пота, ни дерьма, ни других выделений…

Скиннер, однако, не хотел подыгрывать.

— То, что пережил этот бедный парень,— настоящая трагедия, без дураков. Слава богу, операция закончилась удачно. Когда он поправится, вы должны взять его обратно, если по-человечески.

— Угму,— причмокнул Фой, доливая в бокал кьянти.— Через мой труп.

Они закончили ужин в неловком молчании и зашли в соседний бар освежиться, но Фой скоро уехал домой, ибо собутыльник из непьющего Скиннера был неважный. Последний не слишком огорчился и отправился прогуляться в студенческий квартал, где у него были кое-какие дела.

Улочки вокруг рынка «Грассмаркет» оживленно гудели. Скиннер протиснулся к стойке переполненного кафе-бара и заказал содовой. Рядом возникли две знакомые физиономии: Гэри Трейнор и крепыш по имени Энди Макгриллен. Парни были уже разогреты и, судя по всему, собирались оторваться по полной. Вид старого кореша со стаканом пресного лимонада их удивил и возмутил.

Макгриллен…

Скиннер припомнил злополучную рождественскую драку, когда он стушевался и не поддержал парней. Макгриллен ему никогда не нравился. В детстве они уже сталкивались — в электричке, на обратом пути с футбольного матча в Данди. Конечно, прошло десять лет, но Скиннер помнил неприятный инцидент до мелочей. Он тогда был один — отстал от Макензи и остальных,— и Макгриллен с группой приспешников на него наехал. Силы были неравны, пришлось с позором отступить. Ерунда, детские игры, но жгучая горечь унижения осталась до сих пор. Особенно досадно было видеть старого обидчика на короткой ноге с Трейнором. Правда, Макгриллен вел себя вполне корректно, с тех пор как узнал, что Скиннер среди фанатской братвы не последний человек, и даже пару раз пытался задружиться, однако оба прекрасно понимали, что прошлое бывает тяжелее чугунной гири, и почитали за лучшее держать дистанцию. Рождественская драка была исключением.

Перехватив презрительный взгляд, брошенный Макгрилленом на стакан содовой, Скиннер почувствовал в груди знакомое жжение.

Ишь ты, бейсболочку нацепил… Гондонище гребаное! Сколько ему лет, двадцать три? двадцать четыре? Как Макензи не стало, так он думает, что можно к нашей бригаде примазаться…

— Ну ты чё, Дэнни! Обижаешь! Одну кружечку можешь с нами выпить!— наступал Трейнор.

— Не, ребята. Только апельсиновый сок,— упирался Скиннер.

Трейнор, уловив черные флюиды, плывущие от Скиннера к Макгриллену, попытался разрядить обстановку и повел речь о новом католическом порнофильме.

— «Боженька все видит», самый офигенный, понял!

Макгриллен пожал плечами и с ухмылкой ушел к бару делать заказ. Народ перед ним расступался, отдавая должное хищно скроенной коренастой фигуре и репутации драчуна. Вернувшись, Макгриллен поставил на столик две кружки и стакан сока.

— Ну, за встречу! Приятно снова увидеть знакомые рожи,— салютовал Скиннер, не глядя на Макгриллена.

Сок оказался неожиданно приятным на вкус. Покусывая соломинку, Скиннер слушал Гэри Трейнора, который опять выступал в своем репертуаре: травил байки о Робе Макензи.