Меч на ладонях - Андрей Муравьев

Паренек-проводник болтал, не умолкая. Поняв, что добиться каких-нибудь рассказов от нанимателей-иностранцев ему не удастся, он вовсю расписывал местные достопримечательности, трепался о местных феодалах, их замках, неурожае, который небеса посылают на погрязшую в грехе землю, новом приходском священнике, назначенном из Рима взамен местного, женатого на дочке главы цеха бочарников Йены.

К леску подъехали, когда словоохотливый отрок распинался о том, как он собирался в дружину рыцаря Конрада фон Цаппельзина, но не прошел по конкурсу. Горовой, ехавший с ним рядом, внезапно остановил лошадь и приказал проводнику замолчать. Тот обиделся и затих.

– А что, Захар, не кажется тебе, что вроде кричат где и рог трубит? – обратился казак к подъехавшему Пригодько.

Тот прислушался.

– Точно, Тимофей Михайлович. – Сибиряк был помоложе и слух имел отменный. – Там дерутся, – он махнул в сторону от пути, по которому следовал их караван.

Подъесаул повернулся к проводнику, который обиженно надулся и сидел на лошади вполоборота.

– Что там? – Казак владел немецким вполне сносно, но все еще не мог избавиться от чудовищного акцента.

Паренек ожил.

– Там та дорога, новая, где Черный Згыля и Торчеты любят прохожих досматривать. – Он победно осмотрел подъехавших полочан. – Я же говорил, что знаю дороги, по которым они не ходят.

Казак помотал головой:

– Нехорошо гэта, не по-хрыстиански. – Он долго подбирал слова. – Там лиходеи кого-сь живота лишають, а мы в сторонке як бы.

Костя пожал плечами. Он не разделял устремлений подъесаула.

– Нам-то что? Пускай немцы между собой разбираются. Поехали!

Но Захар присоединился к Горовому:

– И то правда. Может, там люди хорошие сейчас гибнут. А мы стороной поедем?

Костя вспотел. Только всплеска героических настроений не хватало их маленькому отряду, обремененному раненым и предполагаемой погоней!

– Да вы что? У нас уже один в повязках. А если еще кого подранят? А если убьют? Да на кой вам это надо? На рысях через лес и вдоль Майнца до Макаронин. А там – море, фрукты. Всю жизнь мечтал побывать!

Но Горовой, похоже, уже принял решение.

– Мы с Захаром тильки едным глазком… Ежели шо, то сразу взад.

Костя выматерился.

Пригодько и Горовой повернули лошадей и скрылись в лесу. Чуть погодя, виновато взглянув на Малышева, вслед за ними полетел проводник. Паренек не мог упустить возможности посмотреть на настоящее сражение.

– Блин, не пожар, так наводнение, – прошептал Малышев, отворачивая коня в сторону небольшого подлеска.

– Там этих спайдерменов ждать будем, – добавил он не понимающему всех нюансов чужой речи Валиаджи. – Ослабь подпруги у лошадей, пусть пасутся, пока можно.

Надо было хоть с толком использовать эту вынужденную остановку.

К месту Пригодько и Горовой подъехали минут через пять. На опушке было протоптано много лесных троп, по которым лошади могли бы скакать при необходимости даже галопом.

С лету выскочить на место боя не дал опытный Горовой. Подъехав к поляне, на которой разворачивалось сражение, они сделали полукруг, забравшись в тыл нападавшим, и осторожно приблизились туда, откуда уже видно, кто воюет и с кем.

Новая дорога от старой отличалась только меньшим количеством лопухов у обочины. В месте, где произошло нападение, колея выныривала на небольшую полянку, заросшую по краям густыми кустами шиповника и малины. У края лужайки стоял развесистый дуб. Под сводами этого дерева сейчас и разворачивались основные события.

Небольшой возок с убитой лошадью стоял, приткнувшись к мощному стволу лесного великана. На возке попеременно то верещал, то трубил в рог худой молодой паренек с длинными белыми волосами. Еще один размахивал разряженным арбалетом, а возле убитой лошади держал оборону приземистый воин в полной кольчуге, с широким варяжским щитом, часто по незнанию называемым византийским. Воина атаковали два конных кряжистых тяжеловеса в схожих полных кольчугах до колен, но с короткими щитами и в шлемах-ведрах с узкими прорезями. Один размахивал длинным мечом, второй пробовал достать обороняющегося обломком копья или длинным цепом. Вокруг крутились еще несколько пехотинцев, одетых в разномастные брони, в том числе двое с луками и один с арбалетом. Чуть в стороне на поляне лежали трупы двух мертвых воинов в зеленых плащах. Один был зарублен, а второй нашпигован стрелами, как подушечка для булавок. Тут же валялись или ползли, придерживая раны и выпадающие внутренности, трое или четверо налетчиков.

За всем этим наблюдал высокий плотный усач в черном плаще. Он был экипирован в длинную цельную кольчугу с бляхами на груди, небольшой шлем с наносником, который держал на руке, и стальные наручья. Сидел усач на здоровенном черном жеребце, который грыз удила и пританцовывал на месте. Узкие щелочки глаз на старом обветренном лице матерого уголовника бесстрастно отслеживали перемещения громко ругавшихся и ухавших соратников, крутившихся на конях у подножия дуба. Усач изредка криком отдавал приказы суетившейся пехоте, не желавшей лезть на последнего из охранников возка.

– Этот в плаще – Черный Згыля, он старый рубака, – тихонько пояснял проводник слушавшему Горовому. – А те двое, то Торчеты, Арнольд и Хильбранд. Молодые еще, его племянники.

– Мать его, то ж Грицько, – взревел Тимофей Михайлович, всмотревшись в мелькнувшее из-за щита лицо последнего из еще стоявших на ногах охранников двух молодых пареньков, по-прежнему бестолково топтавшихся на возке.

На голос казака обернулся Черный Згыля. Остальные были слишком заняты огрызавшимся Грицьком и содержимым кошелей убитых киевлян.

– Бей! – заревел Горовой, толчком колен посылая лошадь из кустов.

Добрый скакун взял с места в галоп, а казак на ходу крутанул над головой копье. Он летел прямо на застывшего предводителя нападавших.

Згыля оценил угрозу и ухмыльнулся. Он был старше и опытнее, его доспехи были хороши (чего не скажешь о бляхах на груди казака), копье длинней и массивней. Предводитель налетчиков так же, как и казак, коленями развернул коня навстречу уже летевшему во весь опор подъесаулу. От кучки нападавших в сторону новых врагов повернули несколько пехотинцев.

Горовой несся, громко улюлюкая и постоянно крутя копье, так что было невозможно предусмотреть, куда ударит его наконечник. Он раскачивался в седле, то приседая, то прячась за шею скакуна. Это разительно отличалось от принятой в одиннадцатом веке тактики конного удара, так что Черный Згыля сразу отнес противника к разряду молодых безумцев с ветром в голове и без гроша за пазухой, болтавшихся по дорогам Европы в поисках легкой наживы и стремившихся побыстрей попасть на небеса или заслужить лавры героя. Усач прикрылся щитом, его жеребец с места выпрыгнул метров на пять и сразу пошел галопом. В отличие от казака, рыцарь держался в седле как влитой, тяжелое копье смотрело точно в грудь нового врага, не защищенного щитом.

Когда до сшибки оставалась лишь пара мгновений, из-за спины Горового раздался сухой выстрел. Девятиграммовый кусок свинца ударил старого разбойника в грудь, вышиб из седла и бросил на подбегавших пехотинцев. Эффект был потрясающий! Ошеломленные неожиданной смертью предводителя, простые мечники разбежались перед несущимся во весь опор казаком. Тот, поменяв цель атаки, ударом копья выбил одного из Торчетов. Это было легко, так как противник практически не двигался. Копье от удара разломилось, оставив в руках Горового только обломок в метр длиной. Второго из братьев отправил на тот свет еще один выстрел Захара.

Грицько, узнав в налетевшем всаднике земляка, ринулся в атаку, зарубив одного из зазевавшихся пехотинцев. Остальные разбойники, враз потерявшие троих руководителей, замялись и начали отступать к краю леса.

Горовой ревел «Ура!» и размахивал саблей, заставляя лошадь гарцевать и совершать прыжки между мечущимися без командования противниками. Кто-то должен был дрогнуть, и лучники побежали первыми. Арбалетчик, смешавшись, разрядил свое оружие в казака, но, на счастье «полочан», не попал. Когда же из леска показались конные, Захар, размахивающий секирой и тоже орущий «Ура», и проводник, вооруженный мечом из запасов сибиряка, разбойники и вовсе дрогнули и побежали.

Разошедшийся Грицько успел догнать еще одного, а второму отрубила руку сабля подъесаула. Довершил разгром все тот же Тимофей Михайлович, застрелив из револьвера лучника, попробовавшего под прикрытием леса натянуть тетиву. Звук огнестрельного оружия внес окончательную сумятицу в ряды грабителей, и отступление превратилось в повальное бегство без оглядки и с выкидыванием тяжелого, мешавшего бежать, оружия. Для придания большего эффекта подъесаул свистел и улюлюкал.

Захар, Горовой и проводник Ульрих еще немного погарцевали вдоль кромки леса, преследуя отступающих разбойников, но не решились заезжать глубоко в чащу и вернулись к поляне, убедившись, что бежавшие рядовые налетчики и не помышляют о возвращении и мести.