Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров - Борис Камов

Не считайте, что создатель «Соленого озера» сбился с панталыку. На этот раз Владимир Алексеевич совершил четко продуманный психологический маневр в надежде на то, что я окажусь вороной, которая уронит сыр. Тут имелась одна тонкость.

В литературной среде вот уже более ста лет существует своя профессиональная этика. Если один литератор, пусть даже абсолютно незнакомый, скажет одобрительное слово о работе другого, тот, чей труд был отмечен, должен выразить свою признательность. До недавнего времени эту признательность излагали на бумаге, отправляли в письме или высказывали лично, если имелась такая счастливая возможность.

Когда-то писатель Дмитрий Васильевич Григорович, автор романа «Антон Горемыка», похвалил начинающего писателя Антошу Чехонте — будущего великого Чехова.

Затем уже прославленный Антон Павлович Чехов похвалил начинающего прозаика из «босяков» Максима Горького.

Алексей Максимович Горький, став знаменитым и влиятельным, поддержал десятки молодых советских литераторов. Среди них оказался журналист Борис Кампов — будущий писатель Борис Полевой, которому еще предстояло создать «Повесть о настоящем человеке».

Борис Николаевич Полевой, редактор журнала «Юность», оказался первым известным писателем, который прислал мне, начинающему литератору, поздравления по случаю первой удачной публикации в «Юности». Я тут же поехал в редакцию, чтобы представиться (мы раньше не были знакомы) и сказать своему тезке, Борису Николаевичу, спасибо.

Во время короткой встречи за чашкой чая Полевой пригласил меня к дальнейшему сотрудничеству с журналом.

По логике этой замечательной традиции мне полагалось снять трубку и позвонить Владимиру Алексеевичу Солоухину. Тем более, что о своих публикациях в «Совершенно секретно» я слышал много хороших слов, но в печати отзыв о моих очерках прозвучал впервые. Он остался единственным.

Полагаю, что Владимир Алексеевич пригласил бы меня для личного знакомства, от чего неловко было бы отказаться. Пили бы мы с ним уже не чай, как у Бориса Николаевича Полевого, а национальный российский напиток, который, как «царская водка»[97], способен размыть любые разделительные перегородки.

Секундная радость от неожиданной похвалы Солоухина была омрачена пониманием того, что мой рецензент на самом деле намеревался перетащить меня в свой окоп — бить А. П. Гайдара вместе, в четыре руки.

Владимир Алексеевич надеялся: застольная дружба с такой знаменитостью, как он, мне будет лестна, и я ему в его затее помогу.

Нарушив замечательную вековую традицию, звонить Солоухину я не стал.

Несколько лестных слов о моей публицистике после моего «Открытого письма» были для Солоухина немалым унижением.

Но он решился на это сознательно. Окажись я его союзником против Гайдара, это решило бы многие проблемы Владимира Алексеевича. Я перестал бы быть опасным противником. Родне Аркадия Петровича, догадывался он, без моей «информационной поддержки» нечего делать в суде.

Ожидал ли Солоухин, что я могу не захотеть с ним общаться? Да, такую возможность он допускал. И это создавало для него массу сложностей.

Чтобы разрушить традиционный образ Гайдара, требовалось освистать прежних биографов, исследователей творчества и педагогики Аркадия Петровича.

Но в своем порыве Солоухин сразу должен был натолкнуться на мои работы. Шельмуя их, он подарил бы мне возможность потребовать у Закона защиты хотя бы моей «деловой репутации». Другие исследователи волновали Владимира Алексеевича много меньше, поскольку не приглашали его в суд.

Тогда-то Владимир Алексеевич и придумал вторую систему защиты от Камова. В «Соленом озере» я насчитал пять ссылок на мои газетно-журнальные публикации и цитаты из четырех моих книг. Но вот в чем состояла хитроумная система цитирования.

Лишь только у Солоухина возникала потребность вступить со мной в полемику, он переставал называть меня по имени и присваивал мне эвфемизм. Что это такое?

Когда бывает неудобно на письме, в публикации или в разговоре употреблять какое-либо слово (чаще всего неприличное), ему находят замену. Ее-то и называют эвфемизмом.

Эвфемизмы, придуманные Солоухиным, были такие: «биографы Гайдара», «некоторые биографы», «историки литературы», «гайдароведы», «Голиковские биографы» (всегда во множественном числе) и т. д. После чего Владимир Алексеевич цитировал какую-либо из моих работ.

Из нескольких газетно-журнальных публикаций Владимир Алексеевич привел название лишь одной — «Искупление», опубликованной в «Литературной газете».

Из четырех моих книг о Гайдаре, на которые он ссылался или отрывки которых приводил, не назвал ни одной. Вот как это выглядело.

Читаем «Соленое озеро»: «У голиковского биографа… (фамилия не названа. — Б. К.) написано: "Разговор с Тухачевским (у Аркадия Голикова. — Б. К.) вышел коротким. Михаил Николаевич сказал, что пригласил его поближе познакомиться, что, хотя мятеж (Александра Антонова. — Б. К.) в целом ликвидирован, работы все равно еще много"»[98].

К этому абзацу из моей книги Солоухин дал следующий комментарий: «Ну, к такой работе Голикову было уже не привыкать!»[99]

Солоухин намекал на жестокое обращение с местным населением, но у меня описаний такого рода в книге не было. Я приводил подлинные документы о боевых действиях бойцов Голикова против хорошо вооруженных отрядов Александра Антонова.

Я позволил себе столь подробно остановиться на довольно сложной системе защиты Солоухина от Камова, чтобы показать: после моего «Открытого письма» автор «Соленого озера» ни на миг не забывал о моем существовании. Я оставался для него реальной угрозой информационно-судебного возмездия. Солоухин отчетливо сознавал уязвимость своей Главной книги.

Книга «Аркадий Гайдар. Мишень для газетных киллеров» была уже написана, когда тимуровцы из Архангельска прислали мне три газетные вырезки. Это была статья абаканского исследователя, кандидата исторических наук Александра Шекшеева[100].

Шекшеев проделал большую работу. Он проследил по документам историю взаимоотношений спецслужб и Красной армии с населением Хакасии с начала Гражданской войны до 1928 года. Общая его оценка: «красный бандитизм».

Но для нашего разговора важно, что мы получили сведения о главнейших событиях, которые произошли в Ачинско- Минусинском районе Хакасии до и после службы Голикова. Они содержат ответы на ряд вопросов, которые оставались неясными.

Существовал ли друг Голикова по фамилии Лыткин?

Оказалось: командир ВОХР (вооруженной охраны) П. Л. Лыткин реально существовал. Он действительно произвел массовую казнь в улусе Большой Арбат, расстреляв 34 человека (а не 35, как сообщали свидетели). Но произошло это 10 апреля 1920 года, за два года до появления Голикова в Сибири. Ни к расстрелу, ни к Лыткину Аркадий Петрович никакого отношения не имел.

Известны ли случаи, когда местных жителей топили в водоемах?

Да, известны. В селе Новоселово Минусинского уезда в полынью было сброшено несколько человек, в том числе дети. Но эту казнь произвел начальник местной милиции Ардашев 14 января 1921 года, то есть за 14 месяцев до приезда Голикова в Хакасию.

Комбата Голикова обвиняли в том, что он произвел резню в селе Шарыпово. Соответствует ли это истине?

Из документов, найденных Шекшеевым, следует: в селе Шарыпово были не зарезаны, но удушены и брошены в полынью по разным данным от 23 до 43 местных жителей. Казнь произвели 15 февраля 1921 года местный начальник милиции П. Е. Пруцкой и партизанский командир М. X. Перевалов. Случилось это за год с лишним до приезда в Хакасию Голикова.

Имели ли место массовые утопления жителей?

Да, имели. Только не в Соленом озере, как утверждал Солоухин, а в Малом и Черном озерах. В ледяную воду, пишет Шекшеев, местными «коммунистами были "загнаны" до ста человек коренного населения».

В публикации Александра Шекшеева приведены и другие примеры неоправданной бесчеловечности и садизма. Главный же вывод, сделанный историком, таков: но Гайдар к этим преступлениям не причастен.

Умозаключение ценно еще и тем, что отношение Шекшеева к самому Голикову придирчиво-жесткое. Исследователь отмечает ряд проступков молодого командира, однако эти действия не имели ничего общего с геноцидом.

В избытке строгости Шекшеев приписал комбату проступки, которые содержались в лживых доносах на Голикова в ГПУ.

Эти доносы разобраны мною на страницах… настоящей книги. Обличительные факты, приведенные в них, не подтвердились.