Останки Фоландии в мирах человека-обычного (СИ) - Элеонор Бирке

— Ситуация под контролем, сэр! — отрапортовал солдат, увидав подполковника.

— Добро! — сухо ответил Крабов. — А что под этим сугробом? Вроде тоже крыша.

Левее основной постройки из сугроба чуть поменьше, проглядывал угол еще одного строения. Там явно был сарай или пристройка.

За спиной раздался треск, и пласт снега с крыши погреб под собой очищенный проход.

— Вы что идиоты?! — проорал Крабов и в привычной для служащих манере еще с минуту обкладывал солдат витиеватыми междометиями и массой «вводных» слов. Вскоре солдатики с утроенной силой принялись расчищать обвал, а нескольких других Крабов отправил пробираться ко второму строению.

И почему ему опять повезло, и он не оказался под лавиной снега в доме? Да к рамсам все!

Крабов закурил, прокашлялся, оставил солдат за работой, а сам сел в крытый одноместный снегоход, захлопнул дверь и воткнулся в документы. Часа через два оба прохода были готовы. Подполковник выполз на улицу. В этой зиме было теплее, чем в той, где он получил еще один «мечтательный» шрам. Здесь был день, и солнце серебрило останки сожженных зомби-котов почти красиво, почти живописно.

Вчера выяснилось, что водитель Крабова Вилен был отправлен домой. «Слава мечте», — подумалось Крабову. Шутливо ли или вживаясь в образ, но Крабов вставлял в свой лексикон эти странные словечки, которыми пользовался местный люд. «Да будет у вас чудная мечта» означало что-то вроде «Всего хорошего»; «Печальная мечта» равнялась «Черт возьми!», а «Чуда тебе в нити» можно было использовать, когда в речь просилось: «Не болей, пацан, не кашляй». Крабов покхекал.

Вилен отбыл домой, а что там с веревкой на его щиколотке? Случились ли с ним выяснения откуда и зачем была на нем ограничительная веревка в принципе? Крабов этого так и не узнал. Но оставил во внимании, что и о нем копятся факты, доносы и замечания в какой-нибудь папке, в каком-нибудь сейфе генерала или кого повыше.

Сейчас во главе угла стояли коты и… блокатор, который он не снимет больше никогда! Вот просто ни за что! Следователь осмотрел свою зашитую в пяти местах щеку в зеркале снегохода. Швы еще не сняли, зато его пыталась «снять» докторша, что зашивала ему раны. И опять он не проникся ее трепетными выстрелами глазками и завлекательной улыбке. Женщины нынче не стояли у Крабова в приоритетах. Как же теперь снимать стресс господину следователю?

С алкоголем кстати тоже имелись определенные трудности. Достать выпивку оказалось проблематично. Не невозможно, но это надо заниматься, искать специальных местных или среди своих. А все это лишь дополнительные проблемы, так как ко всему прочему на каждодневных утренних заседаниях и проверках в кабинете у Фейи перегар не приветствовался. Да и в сложившихся обстоятельствах частенько приходилось быстро соображать. Работать на два противоборствующих фронта непросто. Но по большему все это были обычные отговорки. По правде, как к изменяющим сознание жидкостям, так и к таким же препаратам тянуло следователя нынче вяло, не интенсивно. Об их отсутствии он забыл переживать.

«Становлюсь приличным человеком», — усмехался он про себя.

Крабов, как и полагалось следователю, собирал не только факты, но и слухи. Среди десятков и сотен документов о Харме не было ни слова. Но в целом опросы местного населения и патрульных оказалось занятным делом. Чудес в городе хватало. Хоть садись и пиши роман в десяти томах. Все сотворенное Крабовым в доме с крысами оказалось детскими шалостями. Встречалось и покруче. Но сейчас не об этом. Кстати дом с зомби-крысами сгорел в нуль! И два другие, подожженные его новым знакомым, — тоже. А предварительным виновником объявили беднягу Димитриса. «Чудесная мечта!» — неправда ли господин следователь?

Солдаты отбыли, а Крабов, как он и любил, остался сам с собой в жилище некоего больного на трупы таксидермиста. Он тщательно исследовал дом, полистал книги, разбросанные в кухне, в спальне — повсюду; какие-то записи, папки с исследованиями. Этот мастер чучел писал неразборчиво, но чертежи были занятными. Чего только не пытался изобрести больной разум одинокого старика. Шкафы со скрытыми ящиками, механические фигуры животных, какие-то специальные клеевые и мумифицирующие составы. Среди общего бардака в чучелах всегда присутствовал порядок. Как выяснилось, этот дед работал не только дома, но в школе. Его кабинеты немного почистили еще до прибытия Крабова в город. Все снесли в один, в других разместили новые классы, новые дисциплины, новых учителей, на самом деле бывших учителями военных академий или просто военными офицерами, переодетыми в штатское.

Дом осмотрен и следователь направился в сарай. Или это был гостевой домик…

Кусок стены; окна, очищенные до середины; и сама дверь были будто металлическими. Разноплановые стройматериалы, словно расплавленный тысячами градусов металл, растеклись, застыли в жуткой картинке. Когда это случилось? Наверное, как большинство аномалий города, год назад. Но дом был не из металла, все это обычное дерево, стекло, утеплитель! Потекшие окна с такими же рамами. Чудно. И здесь кто-то колдовал, здесь тоже отметился кто-то своими мечтами.

А что же внутри? Сразу стало ясно — перед глазами мастерская. Хлам рабочих инструментов в основном доме был лишь началом реального бардака, оказавшегося здесь. Сотни неясного предназначения инструментов. Огромные крюки, от небольших до крохотных крючков и крючочков. Некоторые гирляндами висели на стенах, другие валялись в выдвинутых ящиках стола, на полу, на столе, тумбе. Изогнутые стержни разных размеров и диаметров, молоты и молоточки, доски, гвозди сотен размеров — тонны металла, дерева, резины и недоделанных чучел.

В углу стояла кровать. Неужто в былые времена на ней кто-то спал? Если бы не мороз на улице, здесь стояла бы приличная вонь. На полу застыла лужа из сиреневой жидкость, в нее вмерз меховой коврик, кроличий что ли. Повсюду валялись хлопья шерсти и перьев. Как монумент посреди комнаты, стоял некий ящик. Слева от ящика под бензиновый электрогенератор заботливо, видимо для колен, была подоткнута картонка от телевизора с большими синими буквами «…ВИЗОР», вокруг валялась ветошь. Этим ящиком, подключенным к генератору, по всей видимости и занимался старик в последнее время.

Генератор покрывал нехилый иней, а внутри ящика слышалось движение. От ящика тянулись трубки, они убегали в разные стороны, словно ящик являлся центом некоего механизма. Дюжина в каждое из окон, несколько в дверь и еще под двадцать в выбитые в стенах дыры.

— Хороший псих, — вслух произнес Крабов.

Приглядевшись, следователь приметил, что по прозрачным трубкам что-то движется. По одним в направлении ящика; в некоторых жидкость застыла, видимо они забились; но парочка выгоняла жидкость из ящика куда-то во двор.

Крабов вышел на улицу и обошел сарай. Отряхнул снег с оконного отлива и обнаружил, что из дыры под жестяным козырьком торчат те самые трубки. Они утопали в снегу. Следователь тщательнейшим образом прислушался. Едва уловимо что-то пищало или шипело под снегом. Крабов сходил за лопай, которую приметил в мастерской. Он осторожно откинул несколько пластов снега, аккуратно отодвинул ногой попавшуюся под лопату доску и зацепил что-то. Он снял рукавицу. Внушительный металлический крюк вмерз в землю. Крабов ударил по нему несколько раз пяткой. Тот поддался. Крабов потянул за него и выудил цепь. Дернул за ее, она слегка вытянулась, но почти сразу застряла. Крабов раскидал снег сапогом. На цепь крепилась клетка. В ней прибитый снегом сидел кот.

И он не был мертв!

А в его шею входили трубки, которые тянулись из дома. Некоторые из них выдернулись, когда Крабов пытался раскопать клетку, из них вытекала голубоватая жидкость, которая плавила снег. Кот выглядел обезумевшим и совсем не походил на тех, что, словно на костылях, двигались по городу в поисках жертв.

Кот был жив… или почти жив. Его глаза фокусировались, а в пасти едва слышно тонуло мяуканье. Что с ним делать? Куда отправить бедолагу? Возможно ли ему помочь?