Контракт на невинность (СИ) - Шварц Анна

— Отвези меня к отцу, — быстро отвечаю я и мы трогаемся с парковки.

Я больше не поднимаю никаких неудобных тем. В конце концов, я действительно часто ошибаюсь в людях и не всегда распознаю ложь.

Эпизод 52

“Хватить на меня злиться, Ева. Вернись домой. Я просто беспокоился за тебя”

“Я ЖЕ ВИЖУ, ЧТО ТЫ МЕНЯ ЧИТАЕШЬ. ЕВА ВЕРНИСЬ ДОМОЙ. Я ЗНАЮ ЧТО ТЕБЯ НАСТРОИЛИ ПРОТИВ МЕНЯ! ТЫ ВСЕ ЕЩЕ МОЯ ДОЧЬ И Я ДОЛЖЕН ЗАБОТИТЬСЯ О ТЕБЕ. ВЕРНИСЬ”.

Я лежу на кровати, а мои пальцы хаотично бегают по экрану телефона, то набирая сообщение, то снова его стирая. “Поздно вспомнил о воспитании”, “Мне уже не нужна забота, я научилась заботиться о себе сама. Мне была просто нужна любовь”, “У тебя был шанс начать нормальную жизнь, но…”

На последнем сообщении я стираю всё и заношу контакт в блок, хотя маленькое дитя внутри меня плачет — “не делай этого, он же твой папа. Последняя память о хорошем детстве. Вдруг все может еще наладиться? Ты будешь жалеть, обязательно пожалеешь, он будет несчастен и в этом будет твоя вина, он снова сопьется…”

Все, хватит. Я заглушаю внутренний голос и устало тру виски. Я не должна снова поддаваться этому человеку, и не знаю, зачем я уже месяц как терплю его бесконечные сообщения и попытки связаться со мной. Пора с этим покончить.

Я не хочу вспоминать о том, как месяц назад я отправилась к нему за вещами, и потом пыталась убедить себя в том, что мне снится кошмарный сон: потому что отец запер дверь в квартиру, не желая выпускать меня, и угрожал покончить с собой, если я уйду. Если бы Камиль вовремя не появился и не предложил моему отцу менее мучительный способ умереть — пригрозив, что пристрелит его там ко всем чертям и спрячет тело так, чтобы его не нашли… не знаю, чем бы все закончилось. Я бы точно сломалась. Мне было страшно потерять отца.

Но благодаря Камилю для меня все закончилось проще — приемами у психолога, к которому я стала ходить после того дня. Отец откровенно блефовал и не собирался умирать. Я забрала вещи, которые он не выкинул (видимо, он умудрился подговорить Лялю мне соврать), и мы вышли спокойно из квартиры. Я поблагодарила бога, что сестра в этот момент гуляла где-то. Потом мы сели в машину и уехали.

Теперь, по крайней мере, я научилась хотя бы не быть жертвенной овцой, готовой положить свою жизнь на благо других людей. Я по-прежнему частенько чувствовала в душе разруху и пустоту, думая о том, что я осталась одна в этом мире, лишенная родительской любви, и ничего уже было не изменить… С другой стороны, я, в общем-то, начинала осознавать, что все люди в той или иной степени одиноки, и успокаивалась. Я не исключение.

Еще я иногда смотрела на Камиля и начинала понимать, какого черта мы с ним вместе. По-моему, мы были в чем-то похожи. У меня было легкое чувство, что ни один из нас не имел нормального представления о том, какое место он должен занимать в жизни. Раньше я на вопрос “чем хочешь заниматься в будущем?” впадала в ступор, потому что у меня была одна цель — дорастить сестру и дать ей дорогу в жизнь, и было неприятное ощущение, что только на это у меня и хватит сил и здоровья. Поэтому я избегала таких вопросов, не желая загадывать и разочаровываться в своем будущем. Камиль, похоже, абсолютно с таким же настроением, как и у меня, избегал разговоров о нем.

Меня это перестало беспокоить. До поры до времени.

Сегодня почему-то меня снова тревожит этот факт, и я даже не могу понять, какого черта — словно селится в душе некое странное предчувствие. Одевшись, я иду на кухню, наливаю себе сок и перекусываю на скорую руку бутербродом. Потом закидываю в рот капсулы с пробиотиками, потому что после того дня, когда отец меня испугал, у меня начались проблемы с желудком — меня периодически беспокоила изжога.

Камиля уже нет — он уехал по делам с утра, поэтому в институт я отправляюсь в одиночестве.

В перерыв между парами меня ловит в коридоре Катя.

— Хочешь перекусить? — предлагает она, а я киваю, — пойдем в столовую тогда. Я сейчас умру, потому что не успела поесть с утра.

“Я тоже, хотя с утра успела чуть позавтракать” — мелькает мысль. Видимо, перед грядущими холодами на меня нападает жор. Я начала есть больше, чем обычно.

Под аккомпанемент Катиной болтовни мы спускаемся в столовую. В огромном, чистом и белом помещении витают запахи выпечки, отчего я сглатываю странно обильную слюну. Меня, кажется, тошнит от голода. Мне точно надо проверить желудок. Что-то не так.

— О-о, фрикаделечки, — тянет Катя, провожая голодным взглядом чужую тарелку, — я хочу их и пюрешку. С огурчиками. Красота. Ты чего будешь?

— Да то же самое.

Мы забираем спустя пять минут наши тарелки, когда подходит очередь и несем к столу. Я смотрю на фрикадельки в томатном соусе и пюре — все выглядит дико аппетитно. Все горячее — над тарелкой поднимается пар, и от того, что я иду вперед, он поднимается прямо в мое лицо.

Черт.

Я подхожу к столу и, поставив тарелку, отворачиваюсь, зажав нос.

— Ты чего? — обеспокоенно спрашивает Катя, а я мотаю головой.

— Я… они не испорченные случайно? — бормочу я, потому что меня начинает подташнивать.

— Ты че?! — возмущенно восклицает подруга, словно я оскорбила ее готовку, а потом засовывает нос прямо мне в тарелку, — пахнет, как еда богов. Сама ты испорченная!

— Уверена?

— На сто процентов. Тебя тошнит, что ли?

— Да, у них какая-то странная нотка в запахе, — произношу я, отодвигая тарелку Кате, и стараясь не дышать, потому что мне этот запах теперь везде мерещится, — я что-нибудь другое лучше возьму.

— Боже, ты там не беременна случаем? — скептически смотрит на меня Катя, а у меня от ее вопроса сердце подпрыгивает, — нормальные фрикадельки. Можно доем тогда?

— Ешь, — произношу я, и ухожу за другой едой, пытаясь успокоить бьющееся сердце. Катин вопрос меня напугал, несмотря на то, что моя беременность исключена. Просто стоит только представить, что у меня сейчас появится ребенок — и меня охватывает ужас. Куда мне? Наши отношения с Камилем можно охарактеризовать как “комфортные”, не более. Для него я просто удобная девушка, а я счастлива, пока нахожусь рядом с ним. Мой психолог была не сильно довольна этим фактом, но мне было плевать.

Я не дохожу до стойки с едой, потому что запах фрикаделек продолжает меня доканывать. Я просто убегаю, не обращая внимание на крики Кати. Убегаю в женский туалет, запираюсь в кабинке и склоняюсь над унитазом. Не то, чтобы меня рвет, но чувство неприятное.

Лучше уж запах туалета, чем тот, что в столовой.

Хлопает спустя пять минут дверь и я слышу цокот каблуков. Кто-то останавливается перед моей кабинкой и судя по шороху наклоняется, заглядывая под дверь.

— Ев, ты тут? — слышу голосок Кати. Продышавшись, я устало отвечаю:

— Ага.

— Мне пришлось из-за тебя запихать еду и глотать огромными кусками. Я себе язык обожгла! Ты блюешь, что ли?

— Нет, — вздыхаю, выпрямляясь и открываю дверь. Передо мной появляется лицо подруги и только она открывает рот, чтобы что-то сказать, как меня выворачивает по-настоящему со звуком “бве”. Внезапно. Неотвратимо и прямо под ноги Кате.

— Твою-у-у маму, — тянет Катя, глядя вниз, — спасибо. Меня сейчас тоже стошнит.

— От тебя несет этим запахом, фу, — я вытираю с лица слезы и бегу полоскать рот над раковиной. Катя раздраженно шипит, отматывая бумагу и вытирая туфли, — прости.

— И с чего ты взяла, что не беременна? — фыркает подруга, вытираясь — когда у тебя последние месячные были?

— Давно, — хмуро отвечаю я.

— Эм…

— У меня сбой из-за нервов. Месяц назад я поссорилась с родителями, принимала успокоительные и теперь у меня что-то с желудком, — поясняю я, поняв, что без объяснений Катя прицепится ко мне, — так что ничего удивительного.

— Но у тебя же был секс? — слышу я скептическое, — вряд ли тот тип, который тебя забирал из института, просто гуляет с тобой за ручку. Будь я даже девочкой — прыгнула бы ему в постель, уж прости. Мужик просто охренительный и, походу, богатый.