С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы - Лев Шаховской

23 декабря, часов около 11 утра, прискакал от генерала Рауха вестовой с донесением к генералу Гурко, что София очищена турками, внезапно отступившими за ночь и бросившими на месте все свои лагери и огромные запасы. Неожиданно мы были избавлены от нового боя под стенами Софии. Отбитая 21 ноября турецкая атака на генерала Вельяминова и развернутые перед Софией массы нашего войска, по всей вероятности, повлияли морально на турок, и они не захотели дать нам тут сражения. Но общая причина бегства турок из Софии, без сомнения, была та же самая, как и бегство их из Араба-Конака, именно – искусный и быстрый маневр обходного движения через Балканы.

Услыхав об очищении Софии неприятелем, генерал Гурко в минуту сидел уже на коне и мчался в галоп по шоссе к городу. Густыми колоннами шли по шоссе войска в освобожденный город. Солдатская песня гремела вдоль по всему шоссе, повсюду, где только были войска. После неприступных и диких гор, вьюги, метелей, невыносимого утомления и ряда лишений в борьбе с суровой природой, София всем казалась каким-то Ханааном. Ее минареты уже высились перед нами; кучи домов развертывались широко по долине. Солдатская песня между тем гремела густо с удальским напевом:

– Ах вы сени, мои сени, – раздавалось в одном месте.

– Где мы с вечера резвились! – хором выводили солдаты впереди.

– Здорово, стрелки! здорово, измайловцы! – прерывал на секунду песню мчавшийся мимо войск генерал Гурко. – Спасибо вам за службу!

– В хороводах веселились! – звучало сейчас же за промчавшимся генералом.

У ворот Софии уже стояли толпы народа, духовенство с хоругвями и образами в ожидании Гурко. Народ кричал, хлопал в ладоши. Процессия двинулась к церкви Святого Стефана. По дороге из окон домов женщины, девушки и дети сыпали руками ветки и зимой неувядающего мирта на голову генерала. В церкви Святого Стефана было отслужено болгарскими священниками молебствие, после которого один болгарин произнес длинную речь. На эту речь Гурко ответил коротко:

– С Божьей помощью, – сказал он, – я вступаю ныне во второй город Болгарии, первый был некогда вашей древней столицей – Тырново. Второй сегодня – София. Бог поможет нам освободить силой русского оружия и остальную часть Болгарии!

– Аминь! – кричала и гудела в ответ на это толпа, собравшаяся в церкви.

Турецкие военные госпитали в Софии

Город София служил, как известно, военным госпиталем и местом склада продовольственных запасов для турецкой армии, сосредоточенной в Плевне и на Балканах и оперировавшей вдоль линии Софийского шоссе. Лучшие дома города были отведены под больницы раненым и больным солдатам, число которых доходило по временам до 12 тысяч и более человек. Накануне нашего вступления в Софию число это простиралось, по показаниям английских врачей, до семи тысяч раненых; но мы, войдя в город, нашли только две или три тысячи больных и раненых турок, остальные (до пяти тысяч) ушли при нашем приближении вместе с бежавшим из Софии турецким войском. Врачи-англичане, которых мы застали в городе, рассказывали нам, что бегство раненых из госпиталей представляло ужасное зрелище. Решились они уйти из страха быть перерезанными русскими, более всего страшась жестокого и кровожадного Гаурк-паши (генерала Гурко), не знающего пощады, да к тому же и паша, начальник гарнизона Софии, приказал всем туркам – жителям Софии, не исключая раненых и больных солдат, следовать за войском.

Но помимо этого приказания, панический страх, объявший турецких солдат и жителей Софии ввиду обрисовавшихся темных масс русского войска под стенами города, сообщился сам собой в госпитали: раненые, за минуту перед тем стонавшие на своих кроватях от боли при малейшем движении, вскочили на ноги и повыбежали на улицу. Недавно ампутированные, тифозные, зараженные гангреной – все, кто только могли в возбужденном состоянии сползти с постелей, все покинули больницы и потянулись по городу, кто опираясь на палку, кто ползком на четвереньках. Город огласился стенаниями, криком и воем. Паша распорядился дать каждому раненому по куску хлеба на дорогу. Раненые и больные десятками падали по улицам на землю и не в состоянии были подняться снова на ноги; многие тут же и умирали. Турецкие военные врачи ушли также вслед за войском, исключая разве двух-трех оставшихся спокойно в госпиталях дожидаться прихода русских. Казаки, отправленные преследовать турецкое войско, нашли весь путь отступления турок усеянным полуживыми и умершими беглецами из больницы.

Генерал Гурко, вступив в Софию, посетил на другой же день турецкие и английские госпитали города. Вид турецких госпиталей ужасен. Я не берусь описывать открывшегося нам зрелища, когда мы вошли в конак, служивший у турок самым обширным помещением для раненых. Но я думаю, что все когда-либо написанные картины, изображающие мучения грешников в аду, слабы и ничтожны в сравнении с действительностью подобного турецкого военного госпиталя. Например, в коридорах госпиталя мы видели валявшиеся на полу гниющие и вовсе сгнившие трупы рядом с живыми еще ранеными, корчившимися в предсмертных судорогах. На полу липкая грязь от гноя и кучи нечистот. Запах невыносимый. Два турецких военных врача, сопровождавших генерала Гурко у входа в один из таких коридоров, выхватили платки из карманов, зажали носы и, возведя глаза к небу, стали восклицать: «Алла! Алла!». По-видимому, они и не заглядывали сюда ни разу до настоящей минуты. В палатах госпиталя мы нашли между многими пустыми кроватями несколько занятых больными и ранеными, не бывшими, вероятно, в состоянии сползти с постелей, чтобы бежать за турецким войском. Эти раненые дня три как не были перевязаны, два дня ничего не ели и жалобно стенали; на других кроватях лежали мертвые; иной раз мудрено было отличить мертвого от живого. Казавшийся трупом внезапно шевелился при приближении к нему и через секунду снова лежал без признаков жизни. В палатках – та же грязь и та же вонь, что и в коридорах, те же трупы и полуживые мертвецы на полу, упавшие раз с постелей и оставшиеся лежать на земле. Генерал Гурко обошел все палаты, все закоулки больницы и приказал сейчас же вынести мертвых, госпиталь вычистить, перевязать и накормить раненых и организовать правильную заботу о них.

Что особенно кидается в глаза в турецком военном госпитале, это контраст между множеством богатых больничных принадлежностей, средств больницы и самим уходом за больными. В турецком госпитале всего находится в изобилии: аптека переполнена всевозможными снадобьями не только необходимыми, но составляющими уже предмет роскоши; кровати для больных устроены по новым, усовершенствованным образцам, носилки тоже; всевозможные наборы хирургических инструментов, массы всяких средств, вещей, одеял и т. п. – всего этого много, но во всем этом комфорте, почти роскоши, гниль и смерть кидаются в глаза. Редкий раненый возвращается к жизни в турецком госпитале. Перевязки ран делаются в большинстве случаев самым небрежным образом и неумело. Операции еще небрежнее. При ампутациях, например, кожа всегда обрезается настолько выше распиленной кости, что кость нечем бывает закрыть, и она торчит наружу. К операциям приступают слишком поздно и т. д. Словом, невежество турецких военных врачей, по свидетельству наших и английских медиков, поразительное: бо́льшая часть этих врачей никогда и не готовилась быть врачами, а принята была в госпитали прямо с улицы, по той причине, что в настоящих врачах во время войны ощущался недостаток. В Софии мы нашли несколько отделов частных обществ попечения о больных и раненых воинах Турции, отдел общества Стаффорт-Хаус (Staffort-House), общества Красной Луны и частный госпиталь леди Странгфорд. Госпитали этих обществ и госпиталь леди Странгфорд, все с английскими врачами, содержатся превосходно. Необыкновенная чистота, печать заботливости о каждом раненом и больном, уход за каждым особый и забота о каждом, как об особом, тепличном растении, хороший воздух, бодрый вид больных. Но в этих госпиталях больных и раненых немного в сравнении со всем числом турок, нуждающихся в уходе врачей. Средним числом у каждого из обществ на попечении находится по 150 раненых, и следовательно, у всех вместе около 500 человек. Остальные же тысячи обречены умирать медленной смертью в военных госпиталях.