С театра войны 1877–1878. Два похода на Балканы - Лев Шаховской

К 12 часам дня к Базарджику стали подтягиваться колонны Шувалова и Криденера, и тут началась настоящая погоня за неприятелем. Войска быстро задвигались по шоссе, которое местами близко подходило к Марице, и русские, и турецкие колонны, идя параллельно, находились минутами на расстоянии какой-нибудь полуверсты друг от друга по обеим сторонам реки. Но ни наши, ни турки не открывали огня. Молча и напрягая все силы, каждый спешил перегнать другого. Наутро 3 января колонна Шувалова уже значительно опередила турок, перешла Марицу вброд и ударила сбоку на турецкие силы. Колонна Шильдер-Шульднера пошла еще дальше.

Отправляющийся сию минуту курьер заставил меня прервать письмо, продолжение которого отправлю со следующей оказией. Прибавлю только, что колонны Шувалова, Шильдер-Шульднера и Криденера, вступив 3 января в бой со Самоковским отрядом, трое суток кряду дрались с турками, защищавшимися как львы. Не выяснились еще ни наши потери, ни потери турок за эти дни, не приведено еще в известность число отбитых у неприятеля орудий, но Самоковский отряд турок рассеян, разбит совершенно. Трое суток кряду этот отряд, почувствовав себя окруженным со всех сторон нашими войсками, бился, как зверь, посаженый в клетку, бросался в атаку во все стороны, отыскивая себе свободную дорогу. Но прижатый нами к диким высотам Родопского Балкана, как к стене, он бросил орудия, обозы и отдельными группами, единичными солдатами разбрелся по горам. Эти горы известны своей дикостью, в них нет ни дорог, ни деревень.

И по сию минуту еще слышатся в окрестностях Филиппополя орудийные залпы и доносится трескотня ружейного огня.

Город Филиппополь был очищен турками в ночь с 3 на 4 января. В нем находился турецкий отряд, отступивший из Трояновых ворот на Базарджик и по шоссе на Филиппополь. Вчера Гурко вступил в Филиппополь. Подробности до следующей оказии.

Погоня за Самоковским отрядом. День на берегу Марицы. Занятие Филиппополя. Трехдневный бой в его окрестностях

В предыдущем письме я остановился на описании нашей погони за Самоковским отрядом турок. Этот отряд отступал по правому берегу Марицы, преследуемый по пятам колонной генерала Вельяминова, терзавшей хвост отряда кавалерийскими набегами и артиллерийским огнем. Другие наши колонны – Шувалова, Шильдер-Шульднера, Криденера, двигались по левому берегу Марицы, по Филиппопольскому шоссе, параллельно бегущему неприятелю, отделенные от него одной рекой. Колонны наши двигались по шоссе поспешно, почти без отдыха, стараясь перегнать турок, чтобы, перегнав их, перейти вброд Марицу и стать турецкому отряду поперек дороги. Оба отряда, и наш, и турецкий, напрягая все силы, спешили вперед по берегам широкой реки, быстро мчавшей и крутившей большие куски снега и льдины. Весь день 2 января оба отряда молча шли друг против друга, не открывая огня, притаив дыхание и только усиливая марши. К вечеру 2 января граф Шувалов решил, что настало время ударить на неприятеля сбоку. Поэтому в ночь со 2-го на 3-е он перевел вброд свою колонну на ту сторону Марицы у селения Адакиой и остановился в селении, ожидая рассвета. Турки, захваченные с двух сторон: с тыла – Вельяминовым и с фланга – Шуваловым, поспешно построились ночью в боевой порядок у селения Кадыкиой, частью – у самого селения на равнине, частью – взобравшись на склоны ближайших к селению гор. Но эти приготовившиеся к обороне турки составляли лишь хвост и середину всего отступавшего турецкого отряда. Шувалов не успел забежать вперед всему отряду турок, и голова турецкой колонны, не задержанная еще в своем движении, продолжала поспешное бегство. Чтобы не дать уйти и головной части турецкого отряда, Шильдер-Шульднер должен был 3 января исполнять ту роль, которую накануне исполнял Шувалов, то есть быстро двигаться по Филиппопольскому шоссе параллельно свободной еще части бегущего неприятеля, стараться обогнать ее и затем, перейдя Марицу вброд, идти наперерез туркам. Наконец, 3-я гвардейская дивизия должна была идти еще дальше Шильдер-Шульднера по Филиппопольскому шоссе, оставить Филиппополь от себя влево и, перейдя Марицу, направиться к местечку Станимак, чтобы там перенять путь отступления турок. Таким образом, в несколько приемов весь растянувшийся на несколько верст в длину отряд отступавших (на Адрианополь) турок должен был быть разбит на куски с фланга, задержан спереди, тесним с тыла и прижат всецело к диким горам Родопского Балкана, окаймляющего Филиппопольскую равнину.

3 января генерал Гурко выехал в 6 часов утра, в совершенной темноте, из деревни Конаре-Дуванкиой, где провел ночь, на Филиппопольское шоссе и направился вдоль по шоссе к Филиппополю. В 8 часов утра у Кадыкиой раздались первые пушечные выстрелы неприятеля, оборонявшегося против Шувалова и Вельяминова, и час спустя загорелась в той же стороне сильнейшая ружейная перестрелка. С той минуты и целый день 3-го января, вплоть до глубокого вечера, не стихал у Кадыкиой и его окрестностей огонь артиллерии и пехоты, принимавший минутами чудовищные размеры. Пойманный неприятель решился не отдаваться нам в руки живым. Судя по размерам огня, кровь большими струями должна была литься с обеих сторон у Кадыкиой, и думалось невольно: стоит ли этих жертв и без того спасающийся перед нами неприятель? Пусть бы бежал себе свободно, унося с собой сознание своего поражения. Нужна ли на самом деле эта травля врага как дикого зверя, полнейшее уничтожение его? Но это было нужно на самом деле, ибо отбивающиеся теперь 40–50 батальонов турок у Кадыкиой обойдутся нам дороже за рвами и укреплениями Адрианополя.

Гурко между тем, выехав на Филиппопольское шоссе, оставил вправо и позади у себя битву под Кадыкиой и, проехав несколько верст дальше по шоссе, обогнал колонну Шильдер-Шульднера, быстро двигавшуюся наперегонки с головной частью турецкого отряда. Между шоссе и рекой Марицей нашелся по дороге небольшой курганчик, у которого Гурко, слезши с коня, расположился со своей свитой и конвоем. С этого курганчика нам ясно было видно движение турок, тянувшихся у подошвы гор вдоль полотна железной дороги. Это была та головная часть турецкого отряда, которой Шильдер-Шульднер должен был пересечь дорогу. Она двигалась под прикрытием кавалерии, развернувшей густую цепь вдоль линии движения турецкого отряда и разъезжавшей по правому берегу Марицы в какой-нибудь полуверсте от реки.

В ту минуту как Гурко взошел на курганчик, от кавалерийской цепи неприятеля отделились трое черкесов и подскакали к самой Марице. Один из них, вынув пистолет и долго прицеливаясь, выстрелил по генералу и группе, собравшейся вокруг Гурко, но выстрелил до того неудачно, что мы не слыхали даже свиста пули. Видя, что промахнулся, черкес снова стал долго-долго целиться и выстрелил еще два раза, один за другим. Гурко приказал находившимся у курганчика нескольким осетинам прогнать этих черкесов. Человек десять осетин выбежали немедленно к самой реке, рассыпались, опустились на одно колено на землю и стали стрелять по черкесам. Двое ускакали тотчас же, но третий, тот самый, что за минуту перед тем стрелял из пистолета, остался на прежнем месте. Осетины, очевидно, горячились, видя добычу в таком близком от себя расстоянии, в каких-нибудь 40–50 саженях, и выстрел за выстрелом давали только промахи. Черкес между тем, простояв несколько секунд под свистом и гудением пуль, дернул коня и проехался под огнем несколько раз взад и вперед перед нами, делая нам рукой приветственные знаки. Эта смелость восхитила всех. «Молодец!» – вырвалось у генерала. Одобрительный шепот пронесся между солдатами, проходившими в ту минуту мимо курганчика. Отважный черкес так и ускакал невредимо назад.