5-я волна - Рик Янси

– Ты говорил, в лагерь до сих пор свозят детей, – напоминаю я. – Почему автобусы могут не появиться?

Эван отвечает, а сам наблюдает за шоссе:

– Однажды «спасенные» в лагере поймут, что их обманывают, или выжившие за забором догадаются. Когда это произойдет, база будет закрыта, – Эван кашляет, – или та ее часть, где производится очистка.

– Что значит – закрыта?

– Так же, как был закрыт ваш лагерь беженцев.

Я обдумываю услышанное и тоже смотрю на шоссе.

– Хорошо, – говорю наконец, – тогда будем надеяться, что Вош еще не выдернул вилку из розетки.

Я беру пригоршню земли вперемешку с веточками и сухими листьями и размазываю все это по лицу. Следующую пригоршню втираю в волосы. Эван молча наблюдает.

– Теперь можешь настучать мне по голове, – говорю я. – Или вырубить меня и пойти в одиночку.

От меня пахнет землей, и я почему-то вспоминаю о том, как папа стоял на коленях в клумбе рядом с белой простыней.

Эван вскакивает на ноги. Секунду мне кажется, что он здорово обиделся: вот сейчас возьмет и правда настучит мне по голове. Вместо этого он обхватывает себя руками, как будто пытается согреться. А может, так он сдерживается от рукоприкладства.

– Это самоубийство, – решительно говорит он. – Мы оба так думаем, поэтому один из нас может об этом сказать. Пойду я – самоубийство, пойдешь ты – тоже. Мертвые или живые, мы проиграли.

Я достаю из-за пояса пистолет и кладу на землю у ног Эвана. Потом – М-16.

– Сохрани для меня, – говорю ему. – Когда вернусь, мне это понадобится. И кстати, кто-то ведь должен это сказать: ты глупо выглядишь в детских штанишках.

Я пододвигаю к себе рюкзак и достаю мишку. Его пачкать не обязательно, он и так потрепан дальше некуда.

– Ты хоть слышала, что я сказал? – резко спрашивает Эван.

– Проблема в том, что ты сам себя не слышишь, – отвечаю я. – Попасть на базу можно только одним способом – так, как попал туда Сэмми. Поэтому я иду одна, а ты помолчи. Скажешь что-нибудь – получишь оплеуху.

Я поднимаюсь на ноги, и в этот момент происходит нечто странное. Когда я выпрямляюсь, Эван как будто становится меньше.

– Я вытащу оттуда младшего брата, и есть только один способ сделать это.

Эван смотрит на меня и кивает. Он был во мне. Там не было места, где заканчивался он и начиналась я. Он знает, что я ему скажу: «Я сделаю это одна».

74

Звезды. Они как яркие булавки над пустынным шоссе.

На шоссе девчонка. У девчонки лицо перепачкано в земле, а в спутанных волосах застряли веточки и сухие листья. Она стоит под звездами на пустынном шоссе и прижимает к груди потрепанного плюшевого мишку.

Сначала рычат двигатели, а потом темноту пронзают лучи фар. Свет все ярче, как будто в ночи рождаются две сверхновые звезды. Фары освещают девчонку, надвигаются на нее, но она не убегает и не прячется. Она дала обещание и должна его выполнить.

Водитель давно меня заметил, у него хватает времени остановиться. Скрипят тормоза, с шипением открывается дверь, и на асфальт спускается солдат. У него пистолет, но он в меня не целится. Я стою в свете фар, солдат смотрит на меня, я смотрю на солдата.

У него на руке белая повязка с красным крестом. На мундире именная нашивка – Паркер. Я помню это имя. Сердце стучит чуть быстрее. Вдруг он меня узнает? По идее, я давно мертва.

Как меня зовут? Лизбет. Я не ранена? Нет. Я одна? Да.

Паркер не спеша обходит вокруг меня. Он не замечает охотника, который наблюдает за этой сценкой из леса. Охотник держит Паркера на прицеле. Естественно, что Паркер этого не видит, потому что охотник в лесу – глушитель.

Паркер берет меня за руку и помогает подняться в автобус. Половина мест свободна. Пассажиры в основном дети. – Есть и взрослые, но они не имеют значения. Значение имеют только Паркер, водитель и солдат с нашивкой «Хадсон». Я усаживаюсь на заднее сиденье рядом с запасным выходом. На это же место забрался Сэмми, когда прижимал к стеклу ладошку и смотрел, как я уменьшаюсь в размерах, пока меня не поглотила поднявшаяся над дорогой пыль.

Паркер дает мне пакетик с мятым мармеладом и бутылку с водой. Я не хочу ни есть, ни пить, но все равно ем и пью. – Мармелад лежал у солдата в кармане, он теплый и липкий, – как бы меня не стошнило.

Автобус набирает скорость. У передней двери кто-то плачет. К плачу прибавляется шорох шин по асфальту, гудение двигателя и свист холодного ветра, задувающего в приоткрытые окна.

Паркер возвращается с серебристым диском в руке. Он прикладывает диск к моему лбу и говорит: это чтобы измерить температуру. Штуковина светится красным светом. Паркер заявляет, что я в порядке. Он спрашивает, как зовут моего мишку.

Я отвечаю, что Сэмми.

На горизонте появляется свет. Паркер говорит мне, что это лагерь «Приют». Там абсолютно безопасно. Больше не надо прятаться. Не надо убегать. Я киваю – я в безопасности.

Свет становится ярче, он просачивается сквозь ветровое стекло, а потом заливает весь автобус. Мы подъезжаем к воротам, громко звенит звонок, и створки разъезжаются. На сторожевой вышке маячит часовой.

Автобус останавливается возле ангара. В салон забирается толстый мужчина, он прыгучий, как все толстяки. Его зовут майор Боб. Он говорит, что нам не следует бояться. Мы в полной безопасности. Надо усвоить всего два правила. Первое: запомнить свой цвет. Второе: слушать и слушаться.

Я становлюсь в хвост своей группы, и мы идем следом за Паркером к боковой двери в ангар. Паркер хлопает Лизбет по плечу и желает ей удачи.

Я нахожу красный круг и сажусь на пол. Кругом солдаты. Но большинство солдат – дети, некоторые не намного старше Сэма. У них у всех монокуляры, и они все очень серьезные, особенно те, кто помладше. Самые маленькие – самые серьезные.

«Детьми легко манипулировать. Их можно убедить в чем угодно, от них можно добиться каких угодно действий, – объяснял мне Эван на инструктаже перед операцией. – При правильной подготовке нет ничего опаснее, чем десятилетний солдат».

Мой номер Т-62. «Т» значит Терминатор. Ха-ха.

Нас вызывают по номерам через динамики.

– Шестьдесят второй! Тэ шестьдесят два, пожалуйста, пройдите к красной двери! Номер шестьдесят два!

«Первая остановка – душевая комната».

За красной дверью меня встречает худая женщина в зеленом врачебном халате и брюках. Вся одежда, включая нижнее белье, отправляется в корзину с крышкой. Здесь любят детей, но не любят вшей и клещей. Вот душ, вот мыло. После душа надо надеть белый халат и дождаться, когда позовут.

Я сажаю мишку возле стены и голая становлюсь на холодный кафельный пол. Вода чуть теплая. У мыла резкий медицинский запах. Когда надеваю хлопчатобумажный халат, кожа у меня еще мокрая. Ткань липнет к телу и становится почти прозрачной. Я подбираю мишку и жду.

«Дальше предварительный отбор. Очень много вопросов. Вопросы будут часто повторяться. Это чтобы проверить твою историю. Сохраняй спокойствие. Сосредоточься».

Прохожу в следующую дверь. Забираюсь на смотровой стол. Новая медсестра. Эта толще и грубее первой. Она почти на меня не смотрит. Наверное, с тех пор как глушители захватили базу, она повидала тысячи таких, как я.

Мое полное имя? Элизабет Саманта Морган.

Сколько мне лет? Двенадцать.

Откуда я? Есть ли братья и сестры? Кто-нибудь из моих родственников еще жив? Где я побывала, после того как ушла из дома? Что случилось с моей ногой? Как меня подстрелили? Кто меня подстрелил? Знаю ли я, где укрываются другие выжившие? Как звали моих братьев и сестер? Как звали моих родителей? Как звали мою лучшую подругу? А теперь надо еще раз рассказать, что случилось с моей семьей.

Когда все это заканчивается, толстая медсестра хлопает меня по коленке и говорит, что мне нечего бояться. Я в полной безопасности.

Прижимаю мишку к груди и киваю.

В полной безопасности.

«Следующая остановка – физический осмотр. Потом имплантат. Надрез очень маленький. Она, скорее всего, заклеит его медицинским клеем».

Женщина, которая представилась как доктор Пэм, такая милая, что я невольно испытываю к ней симпатию. Доктор моей мечты – добрая, ласковая, терпеливая. Она не торопится, не кидается на меня и не начинает прямо с порога вставлять имплантат. Сначала она разговаривает. Хочет, чтобы я знала обо всем, что она собирается делать. Доктор Пэм показывает имплантат. Он как чип для домашних животных, только лучше! Теперь, если со мной что-нибудь случится, эти славные люди будут знать, где меня искать.

– Как зовут твоего плюшевого мишку?

– Сэмми.

– Ничего, если Сэмми посидит вот на этом стуле, пока мы будем вставлять имплантат?

Я переворачиваюсь на живот. Это глупо, но меня почему-то волнует то, что она может увидеть сквозь халат мой зад. Я напрягаюсь в ожидании, когда она всадит иглу.

«Как только прибор окажется внутри тебя, он активируется и подключится к „Стране чудес“. С его помощью можно проследить за тобой или убить тебя».