По краю мечты - Ольга Викторовна Иванчикова

всё рассказала ему о его чудесном спасении, и Двейн понимал, что этих двоих связывала крепкая многолетняя дружба, хотя никто из них в этом и не признавался. И когда спустя время, он увидел бледного и растерянного Джастина, который как-то спутанно объяснил ему, что она выгнала его, ругаясь и кидая в него всё, что попадало под руку, единственное, что тогда спросил Вей, – Можно ли её сейчас перевозить? – и получив в ответ растерянный кивок, ломанулся назад в лечебницу. Двейн до сих пор не знал, откуда у него тогда взялась эта смелость. Может, сразу понял, что по-другому не выйдет, но он и сейчас хорошо помнил, как Биатрис вырывалась и кричала тогда, пытаясь его ударить, пылая от стыда и смущения, и как ей казалось, унижения. Она билась с ним до последнего, когда Двейн молча подхватил её почти невесомую на руки и не обращая внимания на побои, понёс в их экипаж.

Ту дорогу домой он тоже отлично помнил. Двейн грустно улыбнулся. Джастин тогда так и не решился сесть к ним в экипаж, а примостился рядом с кучером, а Двейн оказался единственным свидетелем того, как Биатрис сначала металась и кричала, а потом затихла и тихо плакала, смотря остановившимся взглядом в окно. Двейн не трогал её и только молча следил, чтобы она не поранилась. Он как никто другой понимал, что это уязвлённая гордость рвала её душу на части, не давая дышать. Он так же, как и она привык рассчитывать по жизни только на себя, поэтому отлично знал, как тяжело попросить у кого-то помощи, как трудно кому-то довериться, а жалость, обращённая к тебе, убивает. Да, он хорошо всё это понимал, но получил от жизни слишком жестокий и дорогой урок.

А потом наступили тяжёлые дни. Им всем тогда показалось, что в их доме поселился «живой труп». Биатрис ни с кем не разговаривала тогда, ничего не ела, лежала и смотрела в стену пустым остановившимся взглядом. Она больше не плакала и даже позволила Джастину осмотреть себя, вернее она не сопротивлялась, ей было всё равно.

Доктор озвучил тогда ему с Эбби неутешительный диагноз, что вся нижняя часть её тела была парализована, но больше всего его тревожило её душевное состояние. Она не хотела жить. Смотреть на то, как она медленно угасала было невыносимо, но ещё больнее было наблюдать за Джастином, который рядом с ней медленно сходил с ума.

И спустя несколько дней, Двейн не выдержал и пошёл к Биатрис. Сел рядом в кресло и начал неторопливо рассказывать ей всё, что она тогда чувствовала. Слово за словом он стучался к ней в душу, уже и сам не понимая, про кого он сейчас говорил про себя или про неё. Так они просидели несколько часов, он рассказывал, а она молча слушала… И когда Двейн потерял уже всякую надежду достучаться до неё, то вдруг заметил, что Биатрис тихо плакала.

Он тогда попросил её только об одном: разрешить им помочь ей. Двейн пообещал ей, что она сможет уйти от них, как только немного поправится и наберётся сил. А ещё… он рассказал ей о том, как один человек когда-то преподал ему, пожалуй, самый главный урок в его жизни, что помогать другим или принимать чью-то помощь – это нормально и нет в этом ничего унизительного или постыдного. Пять лет назад, он тоже всё потерял и думал, что жизнь его кончена, но этот человек подарил ему шанс на спасение.

Биатрис сдалась тогда и бессильно рыдала в его объятиях. Но, как бы Вей не льстил себе, но человеком, который заставил её снова захотеть жить, был не он. Этот «большой» во всех смыслах человек появился в её жизни любопытной мордашкой, осторожно заглядывающей в комнату и с интересом рассматривающей незнакомую тётю. Эти двое поначалу присматривались друг к другу, но совсем скоро Девид уже не давал ей заскучать и расслабиться, закидывая своими бесконечными «Почему? Зачем? Как?» Этот маленький «старичок» подкупил её своей совсем не детской серьёзностью и твёрдым характером.

Наблюдая сейчас за ними, Двейн подумал, что наконец-то она нашла себе «достойного» противника. А окончательно все поняли, что она сдалась, когда она разрешила Девиду называть её «бабушкой Биатрис». Но вместе с бабушкой его сынишка получил в её лице строгого гувернёра. Она занималась с ним языками, учила правилам этикета, читать, считать и ещё много чему. А со временем они начали понимать друг друга и общаться взглядами и жестами, без слов. Двейн, Эбби и Джастин не знали, куда девать улыбки, когда сидя за ужином, после её лёгкого покашливания Девид выпрямлял спинку, расправлял плечи и с торжественным и серьёзным видом «пилил» ножом кусок мяса. Мальчик не только полюбил её, но и стал относится к ней с какими-то трепетным уважением и почтением.

Но… «лучшие» качества Биатрис никуда не делись. Всё та же язва она за этот год вымотала Джастину все нервы. Он задался целью поднять её на ноги и даже самонадеянно пообещал ей это. Он заставлял её выполнять какие-то бесконечные упражнения, даже придумал какой-то специальный механизм для неё… Ну как заставлял? Ну он по крайней мере так думал. На голове их любимого доктора прибавился ни один седой волос, пока она наконец смогла сделать свои первые неуверенные шаги. Да с тростью, да еле передвигая ноги, но сама. И ровно половина заслуги в этом была его, а вторая половина принадлежала только её несгибаемому, упрямому характеру. Джастин постоянно жаловался им на Биатрис, и что он умывает руки и отказывается больше её лечить. Но они с Эбби только тихо посмеивались между собой. Сначала они подозревали, а сейчас были абсолютно уверены, что доктор Харрис испытывал к своей главной пациентке совсем не дружеские чувства. А что испытывала к нему Биатрис? Никто не знал. Смельчака, который бы осмелился спросить её об этом, в ближайшей округе не было, включая Джастина…

Так они и жили все вместе, казавшейся соседям странной семьёй. За эти годы они сплелись в один клубок. Все сильные личности, они не давали друг другу заскучать, уже не представляя свою жизнь друг без друга.

***

Вспоминая всё это сейчас, Двейн даже не заметил, что смотрел на Биатрис в упор уже несколько минут. Она бросила на него косой взгляд и сказала:

– Девид, мальчик мой, возьми папу и принесите бабушке водички. И папа пусть попьёт, – она погладила мальчика по голове.

– Я тоже хочу попить, – кивнул Девид и тут же потянул отца за руку из комнаты.

И когда Двейн поравнялся с ней, Биатрис молча похлопала