Бывших не бывает - Евгений Сергеевич Красницкий
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Кондраш, выбрались, кажись! Завалили нас, сволочи! Всех убью, тебя оставлю! Вот сейчас выпьем – и убью! – Бурей тряхнул своего товарища, как собака встряхивает пойманного зайца.
– Ыыы, Серафим, ёрш те в грызло! Чуть не придушил, лешак! Драть тебя задом и передом, вдоль, поперёк и наискось! – вместе с воздухом к лысому коротышке вернулся и дар матерной речи.
– Кондраш, я ж любя! Прости! – обозный старшина, как был на трёх костях, так, не вставая, и облобызал друга, чуть не сломав ему при этом рёбра. – Люблю я тебя, Кондраша, ты ж вон какой, таинством целкости, ик, владеешь! Песню сочинил благонравную, ик! Мастер ты на все руки, Кондраша! Вон как холопов моих петь научил, ик! Ангельски! Не хуже, этих, михайловских! Век не забуду! – Бурей снова сгрёб своего друга в охапку и смачно расцеловал в лысину, – Руками повёл и научил!
– Сер-рафиииму-ушка! – Лысый коротышка крепко обнял Бурея, и слёзы пьяного умиления покатились по лицам приятелей, смешиваясь в бородах с куриным дерьмом.
– Научил! Истинно мастер! Во… По гроб жизни не забуду, Кондраша… Хор у меня теперь! И песня… – обозный старшина проникновенно хрюкнул, прислушался и перевёл враз налившиеся кровью глаза на так и стоявших с открытыми ртами холопов.
– Песня где?! Кто разрешил?! Ур-рою!!! – от рёва Бурея толпившиеся в воротах зеваки мигом замолкли и принялись расползаться, а несчастные певцы попытались слиться с бревенчатой стеной дома. Некоторые даже посерели в тон брёвнам.
«Ну, Макарий, пора! Самое время прекратить этот балаган. Обуздать местного Циклопа, судя по всему, не просто, но необходимо. Вот этим и займёмся. Хорошо бы построить его без битья, но тут уж как получится. Приступаем!»
– Молчать! – рявкнул бывший хилиарх и удивился тому, как при этом прозвучал его голос. Впрочем, в следующий миг он удивился еще сильнее, так как понял, что сделал это одновременно с воеводой Корнеем.
– Чо?! – Бурей от удивления выпустил приятеля и сел на задницу, – Корней, ты чо орёшь-то?! – обозный старшина перевел взгляд с воеводы на священника. – И почему тебя двое, ик? – Бурей помотал головой, протер глаза, несколько мгновений подумал и сообщил собравшимся:
– Едрит твою! Не двоится! Раздвояется! Корней, ты когда успел-то?
– Молчать! Встать! Смирно! – не сговариваясь, снова рявкнули дружным хором отец Меркурий и воевода Корней. От рыка двух привыкших и умеющих командовать воинов все обитавшие в Ратном вороны поднялись на крыло, щедро орошая помётом столицу Погорынского воеводства.
– Гамо́то Христо́су! Малака! Кто такие?! Имя?! То га́мо тис пута́нас!..
– Козлодуи! Хрен вам в рот через задний проход! Смирно, я сказал! Распустились, дерьмоеды! Тереть-скрипеть в перед и в зад, в бога душу, архангела Михаила и святых отцов наших гнойных и помойных… – Голоса двух старых солдат слились в гармоничном единстве, нисколько не мешая друг другу, а лишь дополняя и усиливая. Перун, Арес, Один и иные боги-воители сейчас говорили устами воеводы Корнея и отца Меркурия… Зеваки у ворот внимали этому дуэту, как в будущем их далёкие потомки будут внимать оперным певцам – целиком отдаваясь магии голоса и растворяясь в ней…
– Ну, я вас поправлю! – закончил в наступившей тишине совместное выступление воевода Корней.
Речь проняла всех. Лысый коротышка стоял навытяжку, качаясь, как кипарис в грозу, Бурей отлепил свой зад от снега и относительно прямо утвердил себя на задних конечностях, несчастные холопы окончательно слились со срубом, зеваки потрясённо молчали, даже скотина, так и застрявшая в воротах села, не подавала признаков жизни. Так же потрясённо будут молчать зрители после концертов Карузо и Шаляпина, пока кто-нибудь не хлопнет в ладоши, сорвав лавину аплодисментов и криков «бис».
– Харитош, гляди, как поп-то новый словом Божьим шпарит, не хуже Корнея! – раздался от ворот голос Ильи.
Так и рухнуло волшебство, порождаемое иной раз солёным словом. Все, кто толкался на Буреевом подворье и в воротах села, будто очнувшись от сна или забытья, огляделись вокруг. Не стал исключением и воевода Корней. Скользнув по фигурам Бурея и его приятеля, взгляд старого воина наконец упёрся прямо в отца Меркурия. Ох и неласково же смотрел воевода. Глазами зверя. Хладнокровного, опасного и разъярённого. Под стать взгляду был и вид: багровое от прилившей крови лицо и жуткого вида шрам, пробороздивший бровь и щёку и теряющийся в бороде…
«Д-а-а, хорош! Из настоящих! Хотя кто бы сомневался! Ну, держись, Макарий, сейчас тебя будут ломать, и подчиниться тебе придётся, если хочешь жить и делать своё дело – командир может быть только один. Не подчинишься – труп, других вариантов тут нет. И правильно! Только вот отучить эпарха Кирилла лазить в мой огород надо раз и навсегда. И сделать это требуется здесь и сейчас, другого шанса не будет. Пусть знает эпарх, что в миру командует он, а в церкви я, и там он мне не указ! Впрочем, он солдат, и мы с ним в конце концов поладим, если сейчас не поубиваем друг друга по милости этих двух пьяных засранцев…»
Отставной хилиарх не видел себя со стороны, а если бы видел, то очень бы удивился. Он не отдавал себе отчёта, что и сам выглядит, как почти полная копия сотника – готового к смертельной схватке и прошедшего не один бой ветерана. И выдававшая отсутствие ноги характерная хромота это сходство только усиливала. Со стороны воевода и хилиарх походили на двух волков перед дракой. Казалось, сейчас они, подобно оборотнями из сказок, вдруг превратятся в крепко стоящих на лапах серых зверей, спины чуть заметно изогнутся перед прыжком, а клыки рванутся к горлу противника в поединке, у которого может быть только один исход – смерть одного из них.
Сходство их поражало, но опытный глаз сразу заметил бы и различия. К схватке готовились пехотинец и кавалерист. Без помощи разума тела бойцов приняли то положение, которое за годы боевой жизни стало для каждого естественным: отец Меркурий стоял, повернувшись левым боком к противнику, правый кулак с зажатым в нем дрыном опустился чуть ниже пояса, готовый колоть, а воевода Корней, наоборот, развернулся к сопернику правым боком и положил руку на эфес, чтобы в любой миг выхватить меч и обрушить смертельный рубящий удар.
Кому-то может показаться, что выходить с палкой против меча несерьёзно. Однако это не
