Отравители и убийцы. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони

— Если только она его дочь!

— Боже! Что вы говорите?

Изумленный вскрик вырвался у обеих девушек одновременно, вызвав высокомерную усмешку на губах де Брекура.

— Похоже, что у мадам де Фонтенак не было никаких сомнений на этот счет, что, впрочем, вполне естественно, и она не скрыла этого от моей матери, несмотря на то что виделись они не часто. У мадам де Брекур, стало быть, тоже не было никаких иллюзий. Она ненавидела свою невестку, считая, что та отравила своего мужа, а ее брата, но она не хотела подставлять под удар свою крестницу. Она даже объявила, что заботы о ее будущем берет на себя, и, когда подойдет время, даст ей приданое. Обо всем этом я узнал из письма, которое получил два или три дня назад. И предпочитаю немедленно положить конец каким бы то ни было отношениям между нами. В память о моей матери я сохраню эту семейную тайну, к которой у меня нет ключа, но никаких оснований давать вам приданое я не вижу, даже если кому-то придет фантазия на вас жениться. Я не буду оспаривать ваше право носить имя де Фонтенак, что, согласитесь, уже большая любезность с моей стороны, и значит, вам придется удовольствоваться тем, что вы являетесь наследницей барона. Если, конечно, ваша мать выделит вам хоть какую-то сумму из его наследства. Мадемуазель де Теобон, остаюсь вашим преданным слугой.

Мадемуазель де Теобон, опомнившись от изумления, исполнилась самого искреннего негодования.

Она обняла за плечи Шарлотту, чувствуя, что та готова потерять сознание, и ответила:

— Избави меня Бог от такого слуги, месье. Полагаю, бесполезно вас спрашивать о том, кто предоставил вам эти сведения?

— Совершенно бесполезно.

— Ничего другого я не ожидала. Позволю себе лишь одну незначительную реплику: будучи знакома с графиней де Брекур и зная ее доброе и щедрое сердце, я не могу поверить, что вы в самом деле ее сын. Впрочем, чего только не случается! Пойдемте, Шарлотта!

Шарлотта уже немного оправилась от нанесенного ей удара и поспешила задать последний и самый главный для нее вопрос:

— Могу я узнать день, час и место погребения графини?

— Завтра я увезу свою покойную мать в Брекур. Думаю, и так понятно, что я не желаю вас там видеть.

— Как же она вас любила, видя в вас свои черты: доброту и благородство!

— Я прекрасно знаю, какой была моя мать, и не нуждаюсь в напоминаниях.

— Прошу вас потерпеть еще немного и выслушать, что я скажу вам на прощание: ваша мать любила меня так же горячо и нежно, как и мой отец. Нет! Ничего не говорите! — повысила она голос, предваряя возражения, которые граф де Брекур готов был снова высказать. — Был он мне отцом или нет — неважно, но он любил меня, и я отвечала ему тем же. С матерью у нас были совсем другие отношения.

— К чему вы клоните? — раздраженно спросил Шарль де Брекур.

— А вот к чему! Пусть я не могу проводить свою тетю в последний путь, но я буду носить по ней траур, и ни черт, ни дьявол мне не помешают!

Рыдание перехватило горло Шарлотте, и она чуть ли не бегом бросилась к карете. Мадемуазель де Теобон последовала за ней шагом более степенным. А когда поднялась в карету, то увидела, что Шарлотта сидит на бархатном сиденье, запрокинув голову и закрыв глаза, а по щекам у нее ручьями текут бесконечные слезы. Не надеясь на слова утешения, которые и в самом деле вряд ли бы сейчас помогли, Лидия с нежностью взяла руку Шарлотты, лежащую на коленях, и стала гладить ее, надеясь согреть теплом своего дружеского участия. Она приказала кучеру отвезти их сначала в королевский парк, а потом уже в Пале-Рояль. Ей хотелось, чтобы Шарлотта немного успокоилась и пришла в себя.

Карета катилась и катилась, девушки сидели молча, и Лидия время от времени осторожно вытирала носовым платком поток слез, который, казалось, никогда не иссякнет. И терпение ее было вознаграждено: мало-помалу он становился все более скудным, наконец совсем иссяк. Шарлотта кашлянула, прочищая горло, и повернула голову к своей спутнице.

— Спасибо, — сказала она. — Без вас я и представить не могу, что со мной было бы. А знаете, очень страшно в один миг лишиться самой себя. Теперь я даже не знаю, кто я такая!

— Если хотите, давайте подумаем вместе. Ясно одно: вы дочь своей матери.

— Если бы вы знали, насколько это неутешительно для меня! Она ненавидит меня, и я плачу ей тем же. Если только она не притворилась беременной и не купила дочь у служанки, то я принадлежу славному семейству Шамуазо.

Шарлотта пришла в такую ярость, что Лидия не могла не улыбнуться.

— Но это лучше, чем ничего. И есть ли у вас серьезные основания отказывать мадам де Фонтенак в способности произвести на свет ребенка?

— Если честно, то нет. Я была еще маленькой, но прекрасно помню, как матушка не один раз рассказывала о том, какие невыносимые боли она испытывала при родах.

— И она не простила вам своих мук, не так ли? Поэтому вы и остались единственной дочерью. Стало быть, хотите вы или не хотите, но она ваша мать. Теперь осталось узнать, кто же ваш отец.

— Для меня отцом всегда останется месье де Фонтенак. Он любил меня безгранично, и я была очень привязана к нему. После его смерти меня отправили в монастырь, где я должна была остаться навсегда.

— Разумеется, речь не о том, чтобы вы изменили свое отношение к нему. Ваша взаимная любовь образовала связь более прочную, чем могла бы создать природа. Но должна вам сказать, что я очень хотела бы узнать, кто снабдил графа де Брекура такими неоспоримыми сведениями. Я уверена, что ему не предоставили никаких доказательств. Да и где их можно было взять? И я думаю, что все это — скверная интрига, которые так любят плести при дворе, да и в городе тоже. Мне очень трудно понять, как мог умный и образованный человек, толковый офицер, который проводит большую часть своей жизни на палубе корабля, а не на скользком паркете королевского дворца, так безоглядно поверить подобному «открытию»... Если только у него нет своей корысти!

— Вы имеете в виду приданое, которое собиралась дать мне моя крестная? Но это было бы слишком