Отравители и убийцы. Книги 1-2 - Жюльетта Бенцони
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
12 июля королевский двор покинул Фонтенбло и переехал в Сен-Жермен, попрощавшись за несколько дней до этого с новой настоятельницей, которая отправилась в свою обитель. За ней следом в карете, запряженной восьмеркой лошадей, уехала и герцогиня де Фонтанж, в сопровождении своего духовника и множества слуг — камеристок, горничных, поваров, ливрейных лакеев и прочих служителей, составляющих герцогский дом. Сопровождали герцогиню еще несколько карет, запряженных уже четверками лошадей и увозивших других ее родственников — сестер, брата и кое-кого из близких знакомых. Все придворные пришли проводить ту, которая отдала бы все на свете, лишь бы не покидать королевский двор. Сам Его величество король сопровождал к карете свою возлюбленную, и провожавшие, кто с сочувствием, а кто с радостью, думали, что сюда она больше уже никогда не вернется. Понимала это и Анжелика и сделала все возможное, чтобы остаться в памяти провожавших ее как можно дольше... В лазурно-голубом атласном платье, отделанном белоснежным кружевом, в котором посверкивали мелкие бриллианты, с высокой жемчужной наколкой «фонтанж», ставшей ее эмблемой и гордо реявшей над башней из медных волос, она казалась богиней, попиравшей недостойную ее землю, когда горделиво, с прямой спиной, несмотря на боль, неторопливо шествовала рядом с королем, ослепляя сиянием бриллиантовых браслетов и ожерелья, подаренных ей царственным возлюбленным. Когда карета тронулась с места и скрылась за деревьями, по щеке Людовика скатилась слеза.
Присутствовала на проводах, занимая место, соответствующее ее рангу, и герцогиня Орлеанская, окруженная своими приближенными. Когда-то уезжавшая красавица была ее фрейлиной, и провожала ее Лизелотта с несвойственной ей грустью.
— Кто мог подумать, — вздохнула она, — что эта ослепительная звезда померкнет так быстро? Король любил ее с такой страстью, что можно было надеяться на долгие годы счастливой жизни. Все это время, за исключением последних месяцев, она была воплощением юности и веселья... И, посмотрите, кто теперь остался рядом с королем! Ментенон в черном платье, ханжески потупившая глаза, которая вдвое старше красавицы Анжелики!
— Мадам де Монтеспан — ровесница Ментенон, но она до сих пор необыкновенно хороша. Посмотрите на нее, вон она сидит в коляске. Она просто сияет, по-другому не скажешь.
— С чего ей плакать! — заметила мадам де Вентадур. — Фонтанж была творением ее рук, но она ее совершенно затмила. Мне кажется, что Анжелика внушала ей смертельный ужас. Теперь она наконец от нее избавилась.
— Как же так вышло, объясните, пожалуйста, — попросила Шарлотта Лидию, — что Анжелика де Фонтанж удостоилась титула герцогини, а мадам де Монтеспан, подарившая королю детей, так и не получила герцогства?
— Все очень просто, — ответила Лидия. — Фонтанж не замужем, тогда как у красавицы Атенаис муж жив и до сих пор здравствует. Для того, чтобы мадам де Монтеспан стала герцогиней, нужно было бы дать титул герцога господину де Монтеспан, который всем мешает.
— Не стоит преувеличивать, не так уж он мешает, — заметила мадам де Вентадур. — Он удалился к себе в имение и живет там, совершенно отдалившись от своей жены. Я признаю, что он совсем не был кроток, когда король только воспылал страстью к мадам де Монтеспан, — бродил по Сен-Жермену, одетый в глубокий траур с парой огромных оленьих рогов на шляпе... А потом чего он только не хлебнул: и Бастилию, и изгнание, но своего отношения к случившемуся не изменил...
— А к оружию он никогда не прибегал?
— О-о, сколько раз! И к самому разному, — подхватила рассказ о маркизе де Монтеспан Лидия. — Но смерть всегда обходила его стороной. Видно, Бог не хотел его смерти. Так же, как и жена!
— А при дворе он когда-нибудь появляется?
— Не шутите, Шарлотта! В последний раз — а было это тысячу лет назад, — он собирался драться с королем на дуэли.
— Не может быть!
После того как печальный кортеж Фонтанж растаял в дорожной дымке, король, королева и все придворные простились с Фонтенбло и вернулись в Сен-Жермен. Но семейство герцога Орлеанского не последовало за королевским, оно решило отправиться в дорогое их сердцу Сен-Клу и это решение было принято их окружением с восторгом. Герцогиня Елизавета чувствовала себя в Сен-Клу счастливее, чем во всех других дворцах, а у герцога роилось в голове множество планов по реконструкции своего любимого имения, и ему не терпелось осуществить их на практике. К тому же покои, отведенные им в Фонтенбло, казались герцогу весьма тесными, и он не мог понять, чего ради брат принуждает его тесниться в Фонтенбло, когда он мог бы жить у себя в Сен-Клу привольно и спокойно.
— Потому что в Фонтенбло мы живем одной семьей, — напоминала мужу Елизавета, которой было очень приятно каждый день видеться со своим сиятельным деверем, перед чарами которого никто не мог устоять.
— Семьей? Хотел бы я знать, что это такое, — продолжал кипятиться герцог. — Во времена негодяя Мазарини мы с Его величеством жили вместе со слугами и спорили из-за тарелки, на которую положили больше еды... Если нам не забывали ее положить! Мы спали с ним на драных простынях, тогда как Его преосвященство нежился на шелке и бархате. Изредка нас отмывали от грязи, наряжали в пышные одежды и выводили, чтобы показать народу, иностранным послам или же отвозили на праздничную мессу в Нотр-Дам-де-Пари, после чего снова отправляли в сырость и тьму. И вы мне говорите о жизни семьей? Может быть, вы знаете, что это такое? Я не имею об этом ни малейшего понятия!
С этими словами, которым громко зааплодировали молодые люди из его свиты, герцог Филипп, прикрыв лицо вуалью, чтобы палящее солнце не обожгло его нежной кожи, уселся в коляску вместе с шевалье де Лорреном, маркизом д'Эффиа и де Сен-Форжа, и кареты и коляски покатили через изобильные поля провинции Бри.
Но герцогский поезд, прежде чем отправиться в Сен-Клу, сначала должен был заехать в Пале-Рояль. Всем нужно было переменить багаж, а герцог Филипп хотел узнать еще и
