Вечера с Петром Великим. Сообщения и свидетельства господина М. - Даниил Гранин

Они любезно приветствовали друг друга. Август не знал, как держаться, прежнего покровительства светского кутилы, бонвивана не могло быть. Он льстиво расспрашивал подробности Полтавской баталии, как били шведов, как бежал Карл.

В рассказах Петр никак не попрекал Августа предательским поведением, готов был предать постыдное прошлое забвению. «Забудем о том, что изменить невозможно», — привел латинскую пословицу Петр и пообещал дать согласие на вечный мир с Польшей и воцарение Августа на троне.

Сели на коней, отправились за город. Начались переговоры. Вечером, после ужина, Петр похлопал по своему кортику, подаренному Августом, похвалил его, рассказал, как любит носить подарок, и кстати вспомнил про свой подарок — шпагу, как она поживает?

Август всплеснул руками — забыл на корабле, запамятовал на радостях от предстоящего свидания, виноват, позабыть такой дар… Ответ был поспешный, гладкий, Август удрученно смеялся над собой, удрученность превосходила значение оплошности.

Ах, Август, Август, лучше бы ему не пускаться в такие игры с Петром Алексеевичем.

Спектакль можно было продолжить, король сам дал повод — не послать ли нарочных за шпагой, чтобы утешить его величество Августа? И Петр с грустью наблюдал, как Август завертелся ужом, придумывая отговорки.

А ладно, не будем мелочиться, рука дающего да не оскудеет, чтобы не ждать, не искать, подарим королю другую шпагу. Хлопнул Петр в ладоши, и по царскому хотению, по его велению двери распахнулись и два преображенца внесли на алой подушке шпагу. Подканцлер Шафиров вручил ее Августу. Тот взял с поклоном, рассыпался с благодарностями и вдруг умолк, замер — видит, что в руках та самая шпага, что передарил Карлу, тот же рубин кровавый горит, переливается в рукояти. Все смотрят на него, а он глаз не поднимает. Петр ждет, обе свиты ждут, что он скажет. А что он мог сказать — стал удивляться: как похожа. Все ухмыляются: кто догадался, кто прослышал, один Петр ничего не говорит, ждет, не признается ли Август, — нет, духу не хватает. Восхищается щедростью Петра, искусством его оружейников. И вышло, что король врет. И все кругом понимают, что врет. Конечно, короли часто врут, работа у них такая, но пока король правит, его во вранье не уличают. По крайней мере, публично. Тут же получилось, что Август сам себя выставил лжецом. Петр выдержал безучастную паузу и перешел к делам, позорить Августа далее в его расчеты не входило, ему нужно было иметь на польском престоле человека, верного миру с Россией.

Кстати, другую свою шпагу, ту, что была у него при Полтавской битве, Петр подарил королю Фридриху, малорослому, хилому, мучился он с ней, огромной, тяжелой, однако носил исправно.

История про шпаги всем понравилась: все в ней было — короли, хитрости, коварство, чего еще надо, к тому же ряд исторических сведений, мораль в конце.

— Туповат был этот Август, — сказал Гераскин. — Раз Петр спросил про шпагу, значит, недаром, соображать надо.

— Королей не по уму выбирают, — сказал профессор.

— А кого по уму выбирают? — поинтересовался Гераскин. — Кого, назовите?

Глава тридцать вторая

В СПАЛЬНЕ МАРКИЗЫ

Был один великий писатель, который имел возможность видеть Петра неоднократно, следовать за ним, и возможность эту он использовал. Его поразила личность русского царя, он наблюдал за ним день за днем, отмечал подробности его пребывания во Франции. То был герцог Сен-Симон, автор всемирно известных мемуаров, посвященных жизни королевского двора времен Людовика XIV и Людовика XV. Рассказу о Петре он отвел отдельную главу.

Французский двор был избалован визитами королевских особ; короли, принцессы, принцы, маркизы, князья, герцоги прибывают и убывают, мемуары полны выразительных портретов, но единственный из чужеземцев, на ком внимание Сен-Симона останавливается с такой заинтересованностью, — русский царь. Сен-Симон наблюдает за ним издали. От личного знакомства с царем он уклоняется. Вмешательство рассказчика могло исказить картину. Рассказчик как бы незримый зритель, присутствует, видит, слышит и не участвует. Он вне партий, группировок, свободный только для собственных впечатлений. Ему нужна беспристрастность, чтобы ближе подойти к достоверности.

Сен-Симон как правило беспощаден к своим персонажам. В характерах даже симпатичных ему людей он находит ту противоречивость, соединение плохого и хорошего, из чего состоит каждый человек. В Петре он отмечает капризность, чудовищность аппетита, грубость манер, что нарушало отработанный этикет французского двора. Видно, однако, как нарастает у автора симпатия. В конце концов он оценил вольность поведения царя как свободу от условностей, свойственную высокому духу.

Русский царь при своем «варварском происхождении» оказался европейски учтив, знает немецкий, голландский, что бы ни делал, все чувствуют присущее ему величие. Сен-Симон продолжает, как он говорит, «пялиться на царя», все более поражаясь его несходству с прочими государями.

Русский поразил своей любознательностью. Его интересовало все — коллекции и просвещение, гобелены и аптекарский огород, механизмы и теология, он без конца задает вопросы, толковые, точные. Живая восприимчивость сопровождается тонкими суждениями. Все свидетельствовало о глубоких и обширных знаниях. Невольно у Сен-Симона напрашивалось сравнение с малограмотным Людовиком XIV, который постоянно учил архитекторов, портных, генералов, поваров, раздавал нелепые указания, при этом любуясь собою, выказывая дурной вкус и невежество.

Сен-Симона забавляло, что свита царя русского привезла в Версаль девиц, ночевала с ними в покоях, принадлежащих госпоже де Ментенон, по соседству с комнатой, где спал царь. Храм целомудрия был осквернен, ибо госпожа де Ментенон, тайная супруга Людовика, была, по мнению Сен-Симона, образцовой ханжой. Набожная и распутная, искуснейшая интриганка, она правила 32 года и составила эпоху в царствование Людовика.

Она была еще жива, и Петр заинтересовался этой реликвией недавнего царствования.

Людовик XIV только недавно почил в бозе, все при дворе еще было исполнено памяти о нем, рассказов о его царствовании, удивительном по своей продолжительности — 54 года! Это фактически, а если юридически, то 72 года, рекорд! Госпожа де Ментенон была главной достопримечательностью этой уходящей эпохи. Любовницы короля сменяли одна другую, за их состязанием наблюдала Европа, ибо французский двор был самым блистательным и популярным. Из них осталась победительница, которой сейчас было за восемьдесят.

Князь Куракин, посол во Франции, рассказал Петру историю маркизы де Ментенон, которая начала свою карьеру при дворе гувернанткой у ведущей любовницы короля, госпожи Монтеспан. Вскоре она вытеснила хозяйку, приблизилась сама и ловкими ходами стала необходимой королю. Она воплощала торжество придворных интриг. Поразительно было искусство, с каким эта женщина десятилетиями умела поддерживать интерес к себе, придумывала новые и новые уловки, рассчитывала все наперед, окружила себя ореолом святой. Это была, несомненно, выдающаяся женщина.

Маркиза де Ментенон решительно отказалась принять русского царя, ссылаясь на нездоровье.

Петр поехал в Сен-Сир осмотреть учебное заведение, созданное маркизой. Там воспитывались 250 девушек из семей бедных дворян.

К Франции Петр присматривался со всех сторон. Она для него была образцом абсолютной монархии. Он хотел понять механизм этой власти. За последние десятилетия Франция вышла в самые сильные государства Европы. Каким образом король «абсолютный без возражений» искоренил всякую другую власть в стране, кроме собственной? Ссылка на законы, на право считалась при нем преступлением. Судьба Людовика и его царствования была удивительна. Невежда, который никогда ничего не читал, не писал, только умел играть на гитаре, умудрился окружить себя лучшими умами. Посредственность, превосходно поглощающая таланты. Уметь пользоваться чужими талантами — решающее качество государя, Петр тоже умел, но ему мешали собственные дарования.

Сыновья и внуки Людовика поумирали. Наследником стал пятилетний правнук, Людовик XV. Маленький король чем-то затронул сердце Петра, и он общался с мальчиком, нарушая этикет своей нежностью.

Регент, герцог Орлеанский, пытался вовлечь Петра в свои шумные оргии. «Будем развлекаться!» — под этим лозунгом знатные дамы отплясывали голышом, на место прежних балов, с утонченной фантазией, пришел разврат без выдумки и вкуса. Блеск версальского двора потускнел.

В Сен-Сире воспитатели и воспитанницы встретили царя со всей почтительностью, он обошел классы, дортуары, затем направился к покоям маркизы, которая жила тут же. Его останавливали, он не обращал на это внимания. Маркизу еле успели предупредить. Она легла в постель, велела задернуть все шторы. Петр вошел, было темно, он бесцеремонно поднимал штору за шторой, июньское солнце ворвалось в спальню. Петр раскрыл полог бархатного балдахина и принялся разглядывать лежащую. Его вольность походила на вольность короля Франции, Людовик так же не считался с настроением, здоровьем своих любовниц, он делал то, что хотел. Бесцеремонность Петра подтверждала его царское право.