Незападная история науки: Открытия, о которых мы не знали - Джеймс Поскетт

Научная карьера Рая, безусловно, была сформирована более широким миром международной и индустриальной науки. Он учился в Шотландии, посещал научные конференции во Франции и Германии и читал английские переводы русских научных работ – однако никогда не забывал о своих корнях. До самой смерти он отстаивал ценность индийской культуры как одного из источников развития современной науки и был убежденным последователем брахмоизма – религиозного движения, которое ставило своей целью реформирование и возрождение индуизма. Налицо множество параллелей с тем, что происходило в Османской империи, где развитие современной науки пропагандировалось как неотъемлемая составляющая реформирования и модернизации ислама. «Я как никто другой горжусь славными достижениями наших индусских предков», – такими словами Рай начал свою работу 1910 г. о вкладе древних индийцев в химическую науку{439}.

Дело в том, что Рай был занят не только экспериментами с ртутью и азотной кислотой: попутно он работал над двухтомным трудом под названием «История индуистской химии» (1902–1904). Опираясь на изучение древних индуистских сочинений на санскрите из библиотеки Азиатского общества Бенгалии, а также текстов, которые он сам обнаружил в священном городе Варанаси, Рай показал, что в древности и в средние века индийцы обладали обширными и глубокими химическими познаниями. Более того, на Бенгальском химико-фармацевтическом заводе он начал производство традиционных индийских лекарств на основе древней аюрведической медицины. Как объяснял сам Рай, «требовалось лишь извлечь [из древних лекарств] активные начала в соответствии с современными научными методами»{440}.

Один средневековый текст особенно поразил Рая. «Трактат о металлических препаратах», написанный на санскрите в XII в., содержал детальный рассказ о производстве различных лекарственных соединений. Этот текст, по словам Рая, содержал «огромное количество сведений и химических знаний». Примечательно, что большое внимание в нем уделялось ртути, которая широко использовалась в традиционной индийской медицине. Поэтому вполне вероятно, что интерес самого Рая к этому веществу, который привел его к открытию ртутного нитрита, был вызван именно знакомством с этим средневековым текстом. Таким образом, Прафулла Чандра Рай и его труды служат еще одним примером сложного культурного обмена, благодаря которому и зародилась современная наука. Рай был одновременно владельцем завода и убежденным индуистом, современным ученым и знатоком санскрита, индийским националистом и (впоследствии) рыцарем британской короны. Сегодня Рай может показаться нам клубком противоречий – и, возможно, это одна из причин, почему он так редко упоминается в истории современной науки. Но в действительности Рай был типичным представителем мира науки конца XIX в. – мира, в котором рост промышленности, интернационализма и национализма привел к тесному переплетению всего многообразия научных культур{441}.

Рис. 30. Традиционный индийский способ «экстракции ртути»: иллюстрация из книги Прафуллы Чандры Рая «История индуистской химии» (1902–1904). В 1894 г. Рай открыл нитрит ртути, используя сходный метод

Когда в 1914 г. разразилась Первая мировая война, Великобритания задействовала всю мощь своей гигантской империи, чтобы выстоять в противостоянии с Центральными державами. Более 1 млн индийских солдат были отправлены сражаться на Западный фронт, где многие из них и погибли – вдали от дома. Британцы задействовали научный и промышленный потенциал Индии наряду с военным. Мы помним, что индийские ученые уже начали вносить весомый вклад в развитие современной физики и химии, но скорее вопреки, а не благодаря политике колониального правительства. С началом Первой мировой войны все изменилось. После многих лет отсутствия интереса колониальные власти начали активно вкладывать средства в создание новых научных и промышленных учреждений. В военное время в Индии были открыты четыре новых университета – в Варанаси, Майсуре, Патне и Хайдарабаде. Эти новые университеты, располагавшие современными физическими и химическими лабораториями, напрямую сотрудничали с Индийской промышленной комиссией, учрежденной в 1916 г., и Индийским советом по боеприпасам, созданным в 1917 г. В скором времени Индия должна была начать вносить значимый вклад в военные усилия метрополии – не только отправляя солдат, но и снабжая армию взрывчатыми веществами и другими химикатами военного назначения{442}.

Предполагалось, что индийские ученые тоже сыграют свою роль. Прафулла Чандра Рай работал в Индийской промышленной комиссии, а его Бенгальский химико-фармацевтический завод был переоборудован под производство пороха и военных медикаментов. Именно за свои заслуги перед Великобританией в ходе Первой мировой войны в 1919 г. Рай был удостоен рыцарского звания. «Эта война потребовала от нас всех наших научных знаний до последней капли, – позже вспоминал он. – Научные баталии велись людьми, работавшими в лабораториях». В следующем разделе мы рассмотрим очень похожую историю – историю науки на стыке промышленности, национализма и войн – с точки зрения другого имперского государства{443}.

IV. Землетрясения и атомы в Японии эпохи Мэйдзи

В 6:38 утра часы остановились, и земля начала содрогаться в конвульсиях. Здания в Токио рушились, словно карточные домики, а в предместьях Осаки в реку упал большой стальной мост. 28 октября 1891 г. Япония пережила сильнейшее землетрясение в своей истории. Более 7000 человек погибли, более 100 000 остались без крова; большая часть южного Хонсю лежала в руинах. Давайте вспомним, что после реставрации Мэйдзи в 1868 г. в японском обществе начались масштабные преобразования. Как ни странно, именно это стало одной из причин таких катастрофических последствий землетрясения на равнине Ноби в 1891 г. В результате индустриализации и урбанизации японцы все охотнее переезжали в густонаселенные города, соединенные железными дорогами и электрическими телеграфными линиями, – а именно города и коммуникации пострадали от землетрясения сильнее всего{444}.

Землетрясение Ноби в 1891 г. грозило государству потенциальным кризисом (как уже говорилось, по той же причине возможные катаклизмы тревожили и османского султана). Правительство Мэйдзи десятилетиями вкладывалось в развитие науки и технологий, но не смогло защитить своих граждан от разрушительного воздействия этого стихийного бедствия. Японские власти понимали, что сейчас как никогда важно убедить японский народ в способности современной науки изменить жизнь к лучшему, и в спешном порядке организовали Комитет по расследованию землетрясений, который возглавил японский ученый Айкицу Танакадатэ. В течение всего следующего года члены комитета ездили по стране и документировали последствия землетрясения. Примечательно, что сам Танакадатэ был по образованию не геологом, а физиком и считал, что последние открытия в области физики могут помочь ученым не только понять причины землетрясений, но, возможно, даже научиться их предсказывать{445}.

Танакадатэ родился в 1856 г. на севере Хонсю и был типичным представителем нового поколения японских ученых-модернизаторов, выросших уже в эпоху реставрации Мэйдзи. Его отец был самураем, и в детстве Танакадатэ, как было принято в этой среде, обучался искусству каллиграфии и фехтованию. Но реставрация Мэйдзи ослабила политическую власть самураев, и вскоре стало ясно, что им нужно искать новые способы выживания в XIX в. Поэтому вместо традиционного самурайского образования Танакадатэ поступил на физический факультет Токийского университета, который и окончил со степенью бакалавра наук в 1882 г. Как и многие бывшие самураи, он видел в современной науке средство переноса военного искусства в новую промышленную эпоху. И действительно, во время учебы Танакадатэ физические науки в Токийском университете преподавались с упором на практические примеры из военной и промышленной сфер. Основы физики и химии объяснялись на примере работы артиллерии, а студентов регулярно водили на экскурсии на местные заводы{446}.

По окончании университета Танакадатэ, как и многие молодые японские ученые, был отправлен учиться за границу. В 1888 г. он поступил в Университет Глазго в Шотландии, где два года проработал в лаборатории знаменитого британского ученого Уильяма Томсона (в 1892 г. ему было пожаловано потомственное пэрство, и он стал лордом Кельвином). Томсон, пионер современной физики и опытный инженер, внесший весомый вклад в развитие электрической телеграфии, был идеальным наставником. Сотрудничество с лабораторией Томсона дало Танакадатэ возможность ознакомиться со всеми современными открытиями, особенно в области электромагнетизма. Кроме того, он посещал местные заводы и верфи, чтобы своими глазами увидеть промышленный мир викторианской Британии. Именно в Глазго Танакадатэ опубликовал свои первые научные статьи, посвященные магнетизму. Это, как мы увидим