(не) просто сосед (СИ) - Андриевская Стася

— Тринадцать лет, — сказал он, — серьёзный срок, и для того, чтобы суд принял такое суровое наказание, и на то у него должны были быть действительно веские основания. К тому же, не будем забывать, что данное преступление является не первым в истории осуждённого, и он уже отбыл однажды полный срок по статье сто тридцать один часть один УК РФ.

— Погодите, что, что это за статья, поясните нам? — воскликнул Кистяев.

— А это не что иное, как изнасилование, то есть половое сношение с применением насилия или с угрозой его применения к потерпевшей или к другим лицам либо с использованием беспомощного состояния потерпевшей, — сухо, словно по учебнику отчеканил юрист, и студия взволнованно загудела. — Конечно, эта предыдущая судимость на момент совершения нового преступления являлась погашенной и формально не может считаться рецидивом, но, как говорится, насильники бывшими не бывают. Я не видел материалов нового дела, но из того, что говорила здесь Маска, напрашивается вывод, что она темнит, и какие-то отношения между нею и осуждённым всё-таки были и возможно даже…

Дальнейшие слова эксперта потонули в дружном возмущённом гуле толпы, и Полина зажмурилась, борясь с тем, чтобы не крикнуть «Стоп!» Спокойно. Пусть говорят. Никто не знает ни её лица, ни настоящих имён. Она здесь полное инкогнито и согласно договору об участии у неё есть право уйти, так и не обнаружившись.

— Значит ли это, что вы считаете, что надежды Маски на пересмотр дела и досрочное освобождение подсудимого не имеют ни малейшего шанса на успех? — повёл разговор в нужное русло Кистяев.

— Скорее нет, чем да, — уклончиво ответил эксперт.

Потом говорил специалист органов опеки, и его речь однозначно свелась к осуждению Полины. Сыпались вопросы: С кем ваш ребёнок находится в данный момент, сколько времени в сутки вы проводите вместе, как вы объясняете ему свои отъезды, как вы собираетесь объяснить ему своё стремление освободить убийцу его отца. Понимаете ли вы, что присутствие этого человека в вашей жизни в перспективе может навредить психическому здоровью вашего ребёнка и так далее… И Полина пыталась спорить, перебить вопросами: а лучше ли для ребёнка видеть, как папа бьёт маму, или вообще остаться без мамы, но Кистяев не давал ей сказать ни слова, перебивал, выворачивал смысл её вопросов, умело подводя к тому, что прав приглашённый эксперт.

Председатель общественной организации был самым адекватным из всех. Он не осуждал, не задавал дебильных вопросов, а те, которые и задавал, были корректными и справедливыми по существу: Есть ли у Маски близкий человек, которому она может доверить свою душевную боль и как она справляется с таким ужасным душевным напряжением? Эксперт объяснял публике, что Маску нужно не осуждать, а поддержать, даже если кажется что она кругом не права. Даже если она действительно имела неосторожность находиться в связи с убийцей своего мужа. Иногда человеку просто нужно почувствовать сильное плечо рядом и ощущение того, что всё будет хорошо — и он прозревает уже от этого. Пересматривает свои прежние убеждения, находит в себе силы признать свои слабости и ошибки. Раскаивается.

Психолог спорил с общественником, утверждая, что подобным потаканием вполне можно закрепить жертву в её жертвенности, и такие вопросы должен разбирать исключительно специалист в области психологии и психотерапии, а может, и психиатрии, но общественник снова задавал Полине вопросы: Если ли у вас близкая подруга, или кто-то кому можно доверить то, что распирает душу? А какие у вас отношения с родственниками?… То есть, вы сирота?… И бабушка вырастила вас одна, правильно я понимаю? Тогда какие у вас отношения с ней? Наверное, она и есть для вас та самая и мама, и подруга, и плечо поддержки, без которого жить на свете, по моему личному убеждению, просто не возможно?

Полина не выдержала и заплакала. Кистяев лично поднёс ей стакан воды, и пока она, отвернутая спиной к зрителям, дышала и приходила в себя, что-то без умолку говорил спокойным, увещевающим тоном и гладил её по плечу.

— Итак, история, как, впрочем, и все, которые мы разбираем в этой студии, очень и очень непростая, — едва только Полина снова надела маску и развернулась к аудитории, продолжил Кистяев. — Но для того мы здесь и собираемся каждый вечер, чтобы помогать простым людям, которые находятся на грани отчаяния, и сообща находить смелые, альтернативные решения. Наша передача называется «Без лица», но все мы понимаем, что это лишь маска, за которой герой может спрятать свой стыд и страх осуждения. На самом же деле, не бывает проблем без лица, и обезличивание человеческой боли лишает нас самих права называться людьми. И сейчас мы переходим к самой волнительной части нашей программы…

В этот момент Полинин пульс начал гулко наращивать темп, хотя сама она, уже под завязку залитая успокаивающими препаратами, оставалась спокойна.

— Вы слышите, как волнуется наша Маска, — торжественно понизил голос Кистяев, — и это понятно! Я и сам, если честно, с трудом сдерживаю дрожь, но я должен узнать у нашего редактора, как обстоят дела с гостем в секретной комнате. Каков его вердикт? Готов ли он выйти к нашей Маске, убедила ли она его в том, что отчаянно нуждается в поддержке?

Ведущий вжал ушной монитор глубже в ухо, и застыл, словно прислушиваясь к чему-то. По студии поползла тревожная музыка, заглушаемая аритмичным биением «Полининого» сердца. Впрочем, атмосферу нагнали такую, что, возможно, на этот раз это действительно был её пульс.

— Итак, мне сообщают, что гость из секретной комнаты готов выйти к нам, и он утверждает, что действительно может помочь Маске обрести покой.

Студия одобряюще загудела и разразилась аплодисментами, но Кистяев поднял руку, призывая к тишине и снова вдавливая ушной монитор.

— Прямо сейчас мне сообщают, что у секретного гостя есть одно условие — наша Маска… — он замолчал, медленно разворачиваясь к Полине, и ей вдруг показалось, что воздух заискрил от напряжения. — Наша Маска должна снять маску!

Толпа охнула в синхронном шоке.

— И я считаю, что это верно, — подал голос картавый психолог. — Если Маска действительно решилась на перемены, а она решилась, ведь она очень смелая и осознанная, и мы все с вами прекрасно это видим, то это решение обязательно должно быть подкреплено какими-то реальными, безотлагательными шагами здесь и сейчас. И я считаю, что снять маску — это всё равно, что заявить о своей ответственности за свои убеждения и стремления.

— Под масками обычно прячутся либо преступники, либо силовики, либо шуты, — пробасил юрист. — А я думаю, наша Маска всё-таки ни то ни другое. Она очень милая молодая женщина, которой нужно жить дальше, смело и прямо смотреть в глаза окружающих и отвечать за свои поступки. Она поведала нам очень неоднозначную, спорную в оценках историю, и я думаю, что оставшись инкогнито, она даст повод обществу, а у этой передачи, полагаю, миллионы зрителей по всей стране, думать, что не всё сказанное ею правда. Как вариант — меня всё-таки смущают уверения в отсутствии близких отношений между нею и осуждённым. Но сняв маску, Маска убедит меня в обратном.

— Я призываю вас, коллеги, оставить в сторону вопросы долга и морали! — Горячо вмешался общественник. — Всё, что жизненно необходимо Маске на данный момент — это простая человеческая поддержка! Ей необходимо вернуться в социум и довериться тем, кто находится с ней рядом, а это, увы, невозможно, отгораживаясь от них маской!

— Но последнее словно всё равно за вами, — напомнил Полине Кистяев. — Вы прошли этот сложнейший путь прямого эфира, выдержали допрос с пристрастием от наших экспертов и ощутили на себе такой накал страстей, что только вам решать, остались ли у вас силы для решающего, самого важного шага?

Полина видела эту передачу раньше, и этот финт со сниманием маски был в ней не так уж и редок. Поэтому и сама Полина давно решила, что обязательно снимет её, ведь по условиям соглашения об участии, сняв маску, она получала право назвать имена участников своей истории, а это тут же делало её историю без лица конкретным делом о несправедливо засуженном человеке. Правда, была оговорочка: назвать она могла только тех, кто даст на это письменное разрешение, поэтому, фактически, Полина могла назвать только себя и Марка, но и это было уже хоть что-то! А вот чего она действительно не ожидала, так это неведомого гостя в тайной комнате. И теперь ей было крайне волнительно и страшно.