Искры гаснущих жил - Карина Демина

— В прятки, — соглашается он, обнимая Кэри.

— Тогда чур ты водишь!

Прятаться Кэри нравилось куда больше, чем искать.

— Конечно…

…раз-два-три-четыре-пять…

В тишине дома, другого дома, который теперь принадлежал Кэри, раздался знакомый шепот. И тень старого вяза скользнула по стене, норовя дотянуться до постели.

…я иду тебя искать.

Глава 17

Его жена была ребенком.

Наивным одиноким ребенком, который потерялся в слишком взрослом мире.

Белые волосы. Желтые глаза.

…у Лэрдис были голубые, полупрозрачные, льдистые. И даже в минуты близости в них не появлялось и тени тепла.

Брокк вернулся в гостиную. Огонь в камине почти погас, а запах Кэри остался, он прижился в доме, сделавшись столь же неотъемлемой частью его, как привычные ароматы камня и железа, дерева, старого лака, канифоли и многого иного.

Дождя.

И влаги, которая пробиралась сквозь заслоны стен. Угля. Огня. Каминных решеток, что темнели, сколь бы рьяно не начищали их.

Брокк опустился в кресло и прикрыл глаза. Он устал и стоило бы лечь спать, но сегодня сны будут тяжелы. В них вернутся дракон и алые цветы огня, раскрывающиеся в небе над мраморным городом. И уж лучше полудрема, окно, дождь и вино, к которому Кэри так и не притронулось.

Терпкое. И кисловатый запах винограда ненадолго перебивает прочие ароматы. Вино ласкало нёбо, оставляя земляничное летнее послевкусие.

…Лэрдис не любила осень.

Сырость. И тоска.

Туманы.

Солнце, которое появляется ненадолго, лишь дразнит светом, заглядывая в узкие окна съемной квартиры…

…мой супруг, конечно, не ревнив, но стоит соблюдать правила игры, — и длинные пальцы замирают у подбородка. Ноготки остры, а на бледной коже проступают темные узоры обручального браслета. И Лэрдис, поймав взгляд Брокка, раздраженно поправляет манжет. — Не думай о нем.

— Он вернется.

— Когда-нибудь вернется, а потом вновь уедет… и вновь вернется, — Лэрдис отступает, но не убирает руку, заставляя его тянуться за лаской. И Брокк сдается. В этой игре он всегда проигрывает. Он пытается поймать ее пальцы губами, но Лэрдис смеется. — Вся жизнь, мой мальчик, это череда встреч и расставаний.

Сегодня у нее настроение поговорить.

И когда Брокк ловит ее, зарывается носом в светлые волосы, желая пропитаться запахом лаванды — нет, кажется, аромата чудесней — Лэрдис раздраженно бьет по руке.

— Успокойся. И… ты не мог бы надеть перчатку?

— Прости.

Он снова забылся.

Ему еще кажется, что металл способен чувствовать. Брокк пытается уловить оттенки, запомнить их. Гладкость кожи Лэрдис. Ее тепло. И легкость локонов… влагу, когда каплям воды случается коснуться железа. И шершавую шкуру камня… скользкий лоск старых обоев. Тиснение, шершавые царапины на мебели. Ласку старого бархата.

Брокк знает, что все это — иллюзия, которую создает его разум на основе его же воспоминаний, но он готов цепляться и за иллюзию. А Лэрдис наблюдает за ним. В ее глазах…

Что там было?

Скука.

Все игрушки рано или поздно надоедают. И Лэрдис, повернувшись спиной, говорит:

— Будь добр, помоги.

Ее корсет зашнурован туго, а от белья исходит тот же, дурманящий лавандовый аромат, от которого Брокк теряет голову. Он целует шею, и плечи, ласкает розовое ушко с жемчужной серьгой…

— Ты забавный мальчик, — Лэрдис совершенна. В ней нет стеснения, но и в наготе своей она не выглядит развязной. — Но нам придется расстаться.

— Твой муж возвращается?

Брокк знал, что этот момент наступит. И считал дни, часы, минуты, собирал свое беззаконное ворованное счастье, утешаясь тем, что еще осталось время.

Или нет?

— И это тоже, — Лэрдис поворачивается на бок. Она лежит, опираясь на локоть, вытянувшись, и розовые ступни упираются в спинку кровати.

— Но не только?

Брокк любуется ее телом.

И ей нравится его восхищение, она поворачивается на спину, и рука скользит от ключицы к животу, и золотая цепочка, свисающая с браслета, касается белой кожи.

— Не только, — наконец, произносит Лэрдис. — Мне кажется, что наши отношения себя исчерпали.

Брокк был готов услышать многое, но не это.

Ее же рука описывает полукруг и замирает.

— Почему?

На языке вертелась тысяча вопросов, но слетел лишь этот. А Лэрдис пожала плечами, и цепочка, сплетенная Брокком цепочка, заплясала.

Золотая змейка на алмазном крючке.

— Скучно, — признается Лэрдис, потягиваясь. — Не обижайся. Ты забавный мальчик и… мне было хорошо с тобой.

Слова и вновь слова.

Паутина, в которой Брокк вот-вот увязнет.

— Но всему свой срок. И теперь мне скучно.

— Со мной?

— С тобой, — в голосе Лэрдис прорезается раздражение. — Ты сам по себе скучен.

Она поднимает руку и мизинцем толкает цепочку. На алмазной пыли вспыхивают искры.

— Ты… извини, мой мальчик, но ты настолько… порядочен… благопристоен, что это просто-напросто утомляет. Я даже удивлена, что ты все же решился на адюльтер.

Слова-пощечины. И щеки вспыхивают.

— Ты милый. Домашний, — Лэрдис садится и тянет руку, гладит его по щеке, но это прикосновение заставляет Брокка отшатнуться. — Совершенно предсказуемый.

— Лэрдис…

— И я буду весьма благодарно, если ты избавишь меня от скандала.

Он растерялся.

Он не хотел ей верить. И не верить не мог.

— Также, надеюсь, ты не станешь меня преследовать? Брокк, скажи уже что-нибудь, — Лэрдис потянулась и запястья ее сомкнулись над головой, выгнулась спина, и черная мушка на левой груди вдруг стало яркой. Брокк почему-то не видел ничего, кроме этой самой мушки.

Сказать?

Но что?

— Я… — он встал.

Чужая квартира. Чужая постель. И белье на ней, пусть бы чистое, — квартирная хозяйка заботится о постояльцах — но тоже чужое. Навязчивый аромат лаванды.

— Тебе не о чем волноваться.

— Я знала, что ты поймешь, — Лэрдис наблюдала за тем, как он одевается. И Брокк под взглядом ее терялся, путался в одежде, с трудом сдерживая не то гнев, не то глухую детскую обиду.

— Почему… — запонка выскользнула из пальцев и покатилась по лоснящемуся ковру.

Ложь. С самого начала.

С первой встречи.

…оброненный платок и легкий лавандовый аромат, который остается на пальцах. Смущение. И вздрогнувшие ресницы.

Светлые глаза.

Тень улыбки.

…благодарю вас, — низкий с хрипотцой голос.

Вязь случайных встреч.

— Почему ты вообще, — он становится на колени, пытаясь дотянуться до треклятой запонки, но непослушные пальцы лишь отталкивают ее. А под кроватью клочья пыли. — Со мной…