Горы и оружие - Джеймс Олдридж

— А может, и правда, — мрачно сказал Мак-Грегор. — Тем более что в их распоряжении вертолеты.

Они улеглись в сарае. Таха закинул руки за голову, спросил:

— А как защищаться от вертолета?

— Одно-два метких ракетных попадания, пожалуй, верней всего, — сказал неуверенно Мак-Грегор. — Но нужно реактивное ружье, а лучше — несколько.

— Придется нам раздобыть их, — сказал Таха, похрустывая сцепленными пальцами в жесте мусульманского омовения — жесте устарелом и глупом, по его же собственному мнению.

Где именно Таха собирается достать реактивные ружья, Мак-Грегор так и не узнал — уснул.

Утром, подымаясь с пастухами из каменистой лощины, они увидели, что перевал, ведущий в иракскую деревню, патрулируют два одетых по-курдски всадника с винтовками.

— Это ильхановцы вас ищут, — сказал молодой пастух в иракских армейских ботинках, доставшихся ему, должно быть, от какого-нибудь контрабандиста.

— Черт подери, — сказал Таха. — Выходит, они сплошную паутину сплели. Откуда они знают, что мы здесь?

— А по радио.

— Что ж у них, радиостанции на седлах? — зло усмехнулся Таха.

— А это куцые такие ящички.

— Да знаю я, — сказал Таха.

Дойдя до удобной для скрытного подъема расселины, они простились с пастухами и стали взбираться по сухим косогорам на высокий водораздельный гребень, к висячему пешеходному мостику, переброшенному много лет тому назад через теснину.

— Через этот ветхий мост конному за нами не пройти, — сказал Мак-Грегор. — А если поскачут в обход, то потратят на это день или больше.

— Но куда нас этот мостик приведет? — сказал Таха, задрав голову и глядя на кряж, куда им предстояло карабкаться. Таху опять уже сердила осторожность Мак-Грегора. — Застрянем на горе, потеряем там уйму времени, пока спустимся на тот бок.

— Если только отец твой жив, то непременно у него за мостом поставлен дозорный, а от дозорного уж мы, наверное, узнаем, как и что.

— Все не так и не то, — вырвалось у Тахи.

— О чем ты?

Таха сердито обвел рукой горные дали.

— Глупо, голо, бесплодно все, — проговорил он. — Вовек нам не было от этих гор пользы.

— Они — твоя родина, — сказал Мак-Грегор, взбираясь за Тахой и с трудом переводя дух. — Не хули ее.

— Пустота, нищета, — продолжал Таха. Никогда прежде Мак-Грегор не слышал от него таких горьких слов.

— У тебя, я вижу, натура городская, — попробовал пошутить Мак-Грегор. — Но ты все же не вешай носа.

— Нам давно уже надо было спуститься с гор. На борьбу подниматься на фабриках, на улицах городов.

— С кучкой студентов? — поддразнил Мак-Грегор, прислонясь к теплой скале, чтобы отдышаться, чтобы рубашка и штаны немного просохли от пота.

— Поклон вам за золотые слова, — едко поблагодарил Таха.

— Ты просто не в духе, — сказал Мак-Грегор. И опять они стали подыматься по все более крутым скатам без всяких альпинистских уловок — простыми зигзагами, стараясь лишь не оскальзываться на сыпучем сланце. Далеко опередив Мак-Грегора, Таха присел на каменную глыбу.

— Вон они снова, — указал он на дальний противолежащий склон. Мак-Грегор вскарабкался к Тахе и, поглядев туда, увидел обоих верховых. Один из ильхановцев поднял винтовку, прицелился.

— Он думает, у него в руках дальнобойная пушка, — усмехнулся Таха.

Зачернел пороховой дымок, донесся хлопок выстрела, но свиста пули не было.

— Подает сигнал кому-то, — сказал Мак-Грегор.

— А кому? И куда?

Мак-Грегор не ответил, только тяжело дышал, и Таха пристально взглянул на него:

— Устали, дядя Айвр?

— Нет.

— У вас усталый вид.

— Не беда.

— Возраст ваш для скалолазанья не подходит, — озабоченно сказал Таха.

Полезли дальше; Мак-Грегор заметил, что Таха намеренно замедляет темп, избегая крутизны и скользких осыпей. Когда уже совсем немного осталось до моста, серой полоской связавшего рваные края ущелья, Мак-Грегор присел на мягкую моховую кочку. Таха сказал, кивнув на всадников внизу:

— Ошибка наша — безоружными идти в горы.

— Я исходил их вдоль и поперек за тридцать лет, — сказал Мак-Грегор, — и ни разу не брал с собой оружия.

— Но в такой переплет вы ведь еще не попадали. Обкладывают нас, как зверя…

Прежде чем карабкаться дальше, Мак-Грегор снял с себя рубашку, опоясался ею, и ему стало легче, точно кожа, само тело задышало теперь в подмогу задыхающимся легким.

Таха полез к мосту на разведку, и Мак-Грегор глядел, как он взбирается по-паучьи на склон. На Тахе была все та же, что в Париже, тонкая, негреющая одежда, но карабкался он весело, как школьник на каникулах, и Мак-Грегор закрыл на минуту глаза. Куда ушла его легконогая и легкодумная молодость? Какие горки ее укатали? На каких восточных улицах, в каких стеклянных кабинетах и глиняных лачугах растратила она себя? На каких нагих бескрайних косогорах, облитых лимонным и вечным закатом?

— На этой стороне — никого! — приглушенно крикнул Таха от моста.

Мак-Грегор полез вверх. Когда он докарабкался наконец до скалы, к которой были прикреплены ржавые тросы моста, Таха указал на скорлупу от орехов кешью и на кучку кала рядом:

— Курд в родных горах.

— След вчерашний или позавчерашний. Давай-ка, не теряя времени, перейдем мост, — сказал Мак-Грегор и с сомнением поглядел на два провисших ржавых троса, соединенных проволокой, поверх которой были настланы полусгнившие доски. Внизу бездонно зияла тысячефутовая пропасть, как длинная, голодная ощеренная пасть. Но делать нечего — надо идти.

Переползти по щербатому, качающемуся настилу оказалось несложно. К тому времени как Мак-Грегор, цепляясь руками, преодолел мост, Таха уже вынул лепешки, утром свежие и мягкие, а теперь зачерствевшие от горной сухости. Жуя жесткий творог и слипшийся холодный рис, они вдруг услышали чей-то смех над головой у себя, в развалинах турецкой сторожевой башни.

— Золото или жизнь! — раскатились над ними курдские слова.

Они вскочили.

— Ага, испугались! — раздался радостный гогот. «Знакомое что-то», — мелькнуло у Мак-Грегора.

— Выходи, Ахмед! — крикнул Таха.

В развалинах вверху показался курд — в домотканой куртке и пузырящихся дерюжных шароварах — и навел на них винтовку. Мак-Грегор узнал Ахмеда Бесшабашного, так поразившего тогда Кэти своим безудержным курдским озорством.

— Спускайся сюда! — приказал Таха. — Живей!

— Напугал вас, напугал, — весело твердил Ахмед. Подняв винтовку над головой, он чуть не кувырком сбежал со скального откоса.

— А где твоя ханум? — спросил он Мак-Грегора, водя мальчишескими шалыми глазами. — Мешок где, полный золота? — И, заржав, протянул руку к лепешкам.

— И ханум далеко, и мешок, — ответил Мак-Грегор, обрадованный новой встречей с Бесшабашным. — Как поживаешь, Ахмед? Как поживаешь, старый приятель?

— А я там прошлогодний мед ищу, — сообщил Ахмед, жадно кусая лепешку. (Дикие горные пчелы иногда гнездятся в каменных развалинах, и покинутые соты затем долго сохраняет в невредимости высокогорный холод.) — Мед выковыриваю!

— Про мед после, — сказал Таха. — Ты скажи-ка нам, где Затко. И кази где и остальные?

— Твой отец на той стороне, за Мелади, — ответил Ахмед. — В гостях у гератского рода. Мы все там сейчас.

— Здоров ли он? — спросил Мак-Грегор.

— Да все багровеет от злости, что ноги опухли. Вот такие стали. — Ахмед широко обвел рукой вокруг своих рваных башмаков.

— А давно ты его видел?

— Четыре полночи тому.

— А кази с ним? — спросил Мак-Грегор.

— Да. Кази Мохамед сильно хворает. Потому мы и укрылись у гератцев — ильхан по всем горам тут понатыкал стрелков с новыми американскими винтовками. Ух, и винтовочки же!..

— И Затко это терпит? — спросил Таха.

— Не терпи попробуй, когда всюду в небе вертолеты, как мясные мухи. Я от них весь день прячусь, Затко жду, а Затко нет. Что-то с ним, верно, случилось.

— Он когда здесь обещал быть? — спросил Таха.

— Вчера. Сегодня. Может, они у себя там в карты режутся. — Ахмед фыркнул по-ребячьи и снова нахмурился. — Там вчера пальба была, вертолеты, а я тут сижу. Дурак я, верно?

Мак-Грегор не ответил.

— Идем, — сказал он Тахе, вставая.

Таха уже увязывал свои узелки. Он дал Ахмеду лепешек, творога.

— Жди тут, пока не вернемся, — сказал Таха. — А стрелять по тебе будут, прячься. Конь твой где?

— Голодный вверху там привязан, старое дерьмо нюхает. Я его только ночью пускаю, шумно слишком пасется — зубы стерты все…

Не дослушав нареканий Ахмеда на беззубого коня, они стали поспешно спускаться с кряжа, не обращая теперь внимания на то, преследуют их или нет. Час спустя между двух узких долин стала видна ближняя гератская деревня, и Мак-Грегор повернул было к ней.