Отступник - драма Федора Раскольникова - Владимир Савченко

Однажды очень насмешил Раскольникова первый секретарь Антипов. Взволнованно вошел к нему в кабинет, протянул номер русской эмигрантской газеты "Сегодня".

- Федор Федорович, смотрите, что о вас эти белогвардейцы написали.

В газете отчеркнута была фраза: "Он вышел на площадь и, как Раскольников, упал на колени и стал публично каяться в грехах".

Раскольников засмеялся:

- Это не обо мне. Речь идет о герое "Преступления и наказания" писателя Достоевского. Вы не читали этот роман Достоевского?

- Я о таком писателе не слышал, - ответил удивленный Антипов.

С Музой отношения складывались счастливо. Ему нравилось доставлять ей большие и маленькие радости. Они много вместе читали, оставаясь одни, по вечерам. Она любила слушать стихи, и он часами читал ей из Бунина и Ходасевича, по-французски из Бодлера, Аполлинера. Читали прозу - Шмелева, Ремизова, Набокова, Алданова, читали из мемуарной литературы, особенно интересовавшей его. Однако с мемуарами как-то вышел казус. Часа два подряд он с увлечением читал ей воспоминания русского министра иностранных дел графа Ламсдорфа. Она слушала, слушала и вдруг расплакалась. Он всполошился, бросился к ней: в чем дело? Она сказала, что ей стало скучно, но она не решилась остановить его. Он засмеялся, сказал, что для него это урок, впредь он будет внимательнее к ней.

Оба любили путешествовать. В свободные дни садились в машину и отправлялись в Тарту, Пярну, Гунгенбург. В первый же отпуск он повез ее в Берлин и Париж.

В Берлине их поразила неброская, стыдливая нищета населения, очереди за благотворительным супом, прилично одетые мужчины, протягивающие шляпы за милостыней. Гейнц Нейман, водивший их по Берлину, рассказывал о падающей экономике, растущей безработице. Они встретили небольшую колонну марширующих штурмовиков со сва стикой на рукавах коротких курток. Прохожие останавливались, смотрели на шествие с любопытством, иные - с ироническими улыбками.

- Кое-кто из политиков считает, что наци очень скоро могут взять верх в Германии, - сказал Раскольников.

Гейнц рассмеялся:

- Чепуха. Ничтожная кучка кретинов. Что они в сравнении с этой силой? - Они проходили мимо громадного дома немецкой компартии с типографией "Роте Фане", на этот дом указывал Гейнц.

В Париже без устали бегали по музеям, выставкам, объезжали знаменитые предместья. Жили в полпредстве, в прекрасном старинном, но страшно запущенном особняке - там по ночам по коридорам с визгом носились крысы.

Раскольникову хотелось повидаться с Эренбургом, жившим в Париже, с ним он давно был знаком, печатал у себя в "Молодой гвардии", в "Красной нови". Нашли его в полуразвалившемся доме на глухой улочке, в узкой, сырой, нетопленой комнате; оказалось, он сидел без гроша. Дали ему денег, он повел их в знакомый ему кабачок, жаловался на московских критиков, обвинявших его в преклонении перед Западом, он же не мог парировать удары, живя вдали от Москвы. Отчего же он не часто появляется в Москве, спросил Раскольников. Съездил бы, устроил там свои дела и вернулся назад.

- Ездил бы чаще, но всякий раз, как соберусь ехать, меня останавливает мысль, что назад меня не выпустят, - сказал Эренбург с досадой.

На другой день он сам пришел к Раскольниковым, предложил показать им в Париже такие места, о которых мало кто знает. Водил по каким-то задворкам со зловонными помойками, показывал сбитые из фанеры и кусков жести лачуги, в которых ютились плохо одетые люди, с неестественной горячностью живописал убогую жизнь этих людей. И потом исчез. Раскольников недоумевал: зачем он устроил этот спектакль, что ему эти люди, никогда прежде он как будто не проявлял беспокойства о судьбе парижских отверженных. Может быть, решил, что накануне сказал лишнее, вздумал таким способом очиститься в глазах Раскольникова? Неприятный осадок оставила эта встреча.

На следующий год они ездили в Италию. Готовились к этой поездке всю зиму, брали уроки итальянского, изучали справочники, путеводители по Италии. По пути исколесили Германию, останавливаясь на день-два то в Мюнхене, то в Гейдельберге, Дрездене, Баден-Бадене, прокатились на пароходе по Рейну.

Первым итальянским городом была Венеция. Известный по бесчисленным репродукциям, город все равно поражал воображение. Ослепили кружева дворцов Большого канала, удивив странным сходством с дворцовой перспективой Невы в Петрограде. Блаженные часы провели они во Дворце дожей, в залах Академии, на площади Святого Марка.

После Венеции - Падуя с фантастическими фресками Джотто, Флоренция с ее дворцами, церквами, садами. Им хотелось познакомиться с обычной, будничной жизнью итальянцев. Рано утром садились в маленький потрепанный автобус местных линий, ехали до какого-нибудь Сан-Джиминьяно, проходили городок насквозь, заходили в дома местных жителей, заговаривали с хозяевами.

В Риме их устроил у себя полпред Курский, благожелательный и гостеприимный, широкая натура, с замашками русского барина. Он возил их на своем автомобиле, показывал Рим. Вечера неизменно проводили на веранде его квартиры, заплетенной виноградом.

Очарованные, опьяненные всем увиденным, пережитым в Италии за этот месяц, возвращались они в Таллин. В поезде, стоя у окна, мимо которого проносились утопающие в зелени римские предместья, он сказал ей с улыбкой:

- Обещаю тебе, Муза. Пока я жив, каждый год будем ездить в Италию.

Ездили в Италию и в очередной отпуск, летом 32-го года. А в 33-м году, перед самым отпуском, который тоже наметили провести в Италии, Раскольников неожиданно получил новое назначение - в Данию.

Грустным и трогательным было прощание с Эстонией. Здесь они оставляли много друзей. В начале сентября, после бесчисленных прощальных приемов, они взошли на пароход, отплывавший в Данию. Провожали их с помпой - официальные лица, журналисты, знакомые, друзья. Музу завалили цветами, вся ванна в их каюте оказалась заполнена букетами.

Советское полпредство в Дании находилось в Копенгагене. Предшественник Раскольникова, Кобецкий, не поддерживал никаких отношений с датской общественностью. Соответственно помещения полпредства представляли собой помесь большой коммунальной квартиры, где жили сотрудники, с заурядной канцелярией для штемпелевания входящих и исходящих бумаг. Приемных комнат не было, посетителей принимали в коридорчике с журнальным столиком и парой стульев.

Раскольников вручил верительные грамоты датскому королю, Муза представилась королеве. Не теряя времени, стали делать визиты к общественным деятелям. Одновременно начали ремонт и переустройство дома. Не кончив ремонта, уехали в отпуск - в Париж, Италию, Берлин.

Когда вернулись из отпуска, дом был отремонтирован, оборудованы два салона, большая столовая. Из Берлина доставлены купленные ими там несколько хороших картин, ковры, кое-что из мебели. Полпредство приобрело приличный вид, можно было устраивать приемы.

Как и в Эстонии, Раскольников приглашал на приемы писателей, поэтов. Переводчик ему не требовался, к осени он уже прилично говорил на датском. Одним из первых датских писателей, побывавших на приеме в полпредстве, был нобелевский лауреат Мартин Андерсен Нексе, известный советским читателям романами из жизни бедных людей.

Летом 34-го года у Раскольниковых гостил несколько дней Борис Пильняк с женой. С ними ездили на машине по Дании, побывали в Эльсиноре, замке Гамлета, принца Датского. По вечерам усаживались на диване в салоне, ставили на стол коньяк для Пильняка, он читал свои рассказы, отвергнутые московскими журналами и издательствами, - ему не прощали "Повести о непогашенной луне". Высокий, рыжий, громкий, он то и дело вскакивал с дивана, делал круг по комнате, выпивал коньяк, потом продолжал чтение. Когда женщины уходили спать, мужчины еще долго разговаривали. Раз засиделись до утра. Пильняк спросил, имея в виду свои неопубликованные рассказы:

- А вы, Федор Федорович, напечатали бы их? Если бы оставались в журнале?

- Сейчас - да, напечатал бы.

- Хорошо вам это говорить сейчас, когда вы сидите тут, а не там. Сидели бы там, держали бы хвост по ветру.

- И все-таки, думаю, напечатал бы.

- Все рассказы?

- Ну, все не все. Но что-нибудь напечатал.

- Что-нибудь! Да мне не подачки нужны, мне нужно знать: могу я печататься в советских журналах или нет?

Пробежался по комнате, спросил:

- А вы сами что-нибудь пишете?

- Пишу, когда есть время, - ответил Раскольников. - Пишу пьесы. Рассказы тоже. Но не тороплюсь печатать. Пусть отлежатся.

- Да, вы можете себе это позволить. Завидую вам. - Снова сделав круг по комнате. - Сейчас в Москве готовится съезд писателей. Будет создан единый Союз писателей: ССП. Союз советских писателей. Злые языки поправляют: Союз сталинских писателей. - Усмехнулся. - Вы довольны? Ведь это ваша идея, Федор Федорович. Помнится, вы ратовали за единый Союз.