Один день - Дэвид Николс

Она повернулась к нему на лестнице. Глаза ее сверкали.

— Ты так и не понял?

— Нет! Вернись за столик, там и расскажешь.

Но она уже бежала на улицу сквозь распахнувшиеся двери, захлопнув их за собой, так что металлический край больно ударил Декстера по колену. Он захромал позади.

— Это глупо. Мы оба пьяны…

— Нет, это ты пьян! Ты всегда пьян или под кайфом — каждый раз, когда мы видимся! Ты хоть понимаешь, что я не видела тебя трезвым уже три года? Я уже забыла, какой ты, когда трезвый. Ты слишком занят бесконечными рассказами о себе и своих новых друзьях, бегаешь в туалет каждые десять минут — уж не знаю, то ли у тебя дизентерия, то ли ты на кокаине. Но как бы то ни было, ты ведешь себя отвратительно, и самое главное, тебе со мной скучно! Даже когда ты якобы разговариваешь со мной, ты все время смотришь мне за спину, точно высматриваешь, нет ли там кого поинтереснее…

— Неправда!

— Правда, Декстер! Это же бред. Ты телеведущий, Декс. Ты не изобрел пенициллин, ты всего лишь телеведущий, причем не самой гениальной программы в мире. Да ну к черту, с меня хватит.

Они проталкивались сквозь толпу на Уордор-стрит в летних сумерках.

— Пойдем куда-нибудь, посидим, поговорим, — предложил он.

— Не хочу я с тобой говорить. Я просто хочу домой.

— Эмма, прошу тебя…

— Декстер, оставь меня в покое, ладно?

— Не устраивай истерики. Иди сюда. — Он снова взял ее за руку и неловко попытался обнять. Она оттолкнула его, но он удержал ее за рукав. Прохожие равнодушно искоса посматривали на них — для них Эмма и Декстер были всего лишь еще одной парочкой, повздорившей в Сохо в субботу вечером. Наконец она сдалась и позволила ему отвести себя в переулок.

Они молчали; Декстер сделал пару шагов в сторону, чтобы ее видеть. Она стояла к нему спиной, ладонью вытирая слезы, и ему вдруг стало очень, очень стыдно.

Наконец она тихо заговорила, повернувшись лицом к стене:

— Почему ты так себя ведешь, Декстер?

— Как так?

— Ты знаешь как.

— Веду себя как обычно!

Она обратила к нему лицо; по щекам ее стекала черная тушь.

— Нет, не как обычно. Я тебя знаю, и ты совсем не такой. Ты стал просто ужасным. Ты мерзок, Декстер. То есть ты всегда был таким самодовольным, но только чуть-чуть и иногда, а еще ты был веселым, и добрым иногда, и тебя интересовали другие люди, а не только собственная персона. А теперь ты словно с катушек слетел, и еще эта выпивка, наркотики…

— Я просто живу в свое удовольствие! Просто меня иногда заносит, вот и всё. Если бы ты меня постоянно не осуждала…

— А разве я осуждаю? Мне так не кажется. По крайней мере, я стараюсь. Я просто не… — Она осеклась и покачала головой. — Я знаю, что тебе многое пришлось пережить за последние годы, и я пыталась понять, правда, пыталась, когда умерла твоя мама, и…

— Продолжай, — сказал он.

— Мне просто кажется, что ты уже не тот человек, которого я знала. Ты больше не мой друг. Вот и всё.

Он не знал, что на это ответить, и они так и стояли в тишине, а потом Эмма протянула руку и стиснула в ладони его средний и указательный пальцы.

— Может… может, это конец? — проговорила она. — Может, это просто конец.

— Конец чего?

— Нас. Тебя и меня. Нашей дружбы. Есть кое-что, о чем я хотела с тобой поговорить, Декс. Это касается меня и Иэна. Если бы ты был моим другом, я бы смогла поговорить с тобой об этом, но я не могу, а если мы не можем разговаривать по душам, зачем тогда ты мне нужен? Зачем мы друг другу?

— Что значит зачем?

— Ты сам говорил — люди меняются, к чему переживать? Живи дальше, найди себе кого-нибудь еще.

— Да, но я не о нас говорил…

— А в чем разница?

— В том, что… это мы. Декс и Эм. Правда ведь?

Эмма пожала плечами:

— Может, мы переросли друг друга.

Он помолчал и сказал:

— Так кто, по-твоему, кого перерос — ты меня или я тебя?

Она вытерла нос рукой:

— Мне кажется, ты считаешь меня… скучной. Думаешь, я не разрешаю тебе развлекаться. По-моему, я тебе больше неинтересна.

— Эм, я вовсе не считаю тебя скучной…

— И я тоже себя скучной не считаю! Представь! По-моему, я просто замечательная, если бы ты только знал, какая я замечательная — а ведь раньше ты так и думал! Но если ты больше так не считаешь или просто принимаешь это как должное, ради бога. Я просто не хочу больше терпеть такое отношение.

— Какое отношение?

Она вздохнула и ответила после секундной паузы:

— Как будто ты предпочел бы быть где-нибудь еще и с кем-нибудь другим.

Он хотел было ей возразить, но ведь в этот самый момент в ресторане его ждала девица с сигаретами: она спрятала бумажку с номером его мобильника за подвязку. Позднее он будет думать о том, нельзя ли было сказать что-нибудь еще, чтобы исправить ситуацию, может быть, просто отшутиться. Но сейчас ему ничего не приходило в голову, и Эмма выпустила его руку.

— Ну, иди, — сказала Эмма. — Иди на свою вечеринку. Считай, что ты от меня избавился. Ты свободен.

Безнадежно пытаясь храбриться, Декстер рассмеялся:

— Звучит так, будто ты меня бросаешь!

Она грустно улыбнулась:

— В некотором смысле, наверное, так и есть. Ты уже не тот, каким я тебя знала, Декс. Прежний ты мне очень, очень нравился. И я хотела бы, чтобы прежний Декстер вернулся, но пока этого не произойдет, пожалуйста, не звони мне больше.

Она повернулась и нетвердой походкой пошла по переулку в сторону Лестер-сквер.

На секунду перед глазами Декстера промелькнуло короткое, но идеально отчетливое воспоминание: он после похорон матери плачет, сжавшись на полу в ванной, а Эмма обнимает его и гладит по голове. И он воспринимал всё это как должное, променял всё это на пустые забавы. Он пошел за ней, говоря:

— Брось, Эм, мы же всё еще друзья, верно? Сам знаю, что в последнее время вел себя странно, но… — Она замерла на секунду, но не обернулась, и он понял, что она плачет. — Эмма?

И вдруг она очень быстро повернулась, подошла к нему, прижала его лицо к своему лицу, коснувшись своей теплой и мокрой щекой его щеки, и быстро и тихо заговорила ему на ухо:

— Декстер, я очень тебя люблю. Очень, очень люблю, и всегда буду, наверное. — Ее губы коснулись его щеки, и в этот момент ему показалось, что Эмма его простила. — Просто мне не нравится, каким ты стал. Прости.

Эмма отстранилась и ушла, а он остался стоять один в переулке, пытаясь представить, что будет делать теперь.

Вернувшись чуть раньше двенадцати, Иэн видит Эмму, свернувшуюся клубком на диване; она смотрит какой-то старый фильм.