Последний из нас - Игорь Ветошкин

— Ха, и поэтому я должен сам лезть к ним в лапы, так получается?

— Твой отец, хоть ты его и не любишь, всё же полез.

— Мне плевать!

— Я тебя не уговариваю, я предлагаю сделку, просто, понимаешь… Я тебе сейчас рассказал слишком много… И теперь тебя отпускать более, чем неразумно.

«Чёрт, вот же влип!» — выругался про себя Захар, но вслух сказал, буднично так, без энтузиазма:

— Записывай, согласен я.

Эпизод 2. Эх, дорога…

Глава 27 Тяжело в учении…

Одно из трудностей жизни, это сделать правильный выбор, от которого может зависеть вся последующее будущее. Самым правильным выбором является тот, что сделан сразу, как говорится, сердцем. Многие считают, что сердцем нельзя думать, возможно, но как не назови этот дар, интуиция, подсознание, не столь важно, главное, что оно всегда говорить правильно. Когда подключаешь разум, и начинаешь приводить все «за» и  «против», то можешь привести хоть сотню примеров, но сделав выбор против желания сердца, скорее всего, будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Но что сделано, то сделано, ведь не так было бы интересно жить, если любую ситуацию можно переиграть. Часто, от выбора нельзя спрятаться «в кустах», его надо сделать самому, и смело, ведь это именно твоя жизнь.

Артем сделал этот выбор. Сделал сердцем, опередив разум, решил свою судьбу. Можно много говорить, что выхода не было, и несчастного парнишку вынудили, но это решение было на совести Артема и только на его. Что тогда сыграло ключевую роль? Артем понимал, что по вине его отца может случиться непоправимое? Но где гарантия, что сыну скрытного ученного удастся довести дело до конца? Была ли бы вина молодого Грачева, в том, что случится? А что собственно должно случиться? Было очень много непоняток, много Ефрем не договорил, что-то утаил, всё это теперь надо было выяснять. Сомнения в правильности решения терзали молодого парня. Но выбор сделан, и пути назад нет, вперед и только вперед!

К тому же возможности на долгие размышления не было, начались тренировки. У капитана Дерягина стояла довольно сложная задача: сделать из дилетантов и авантюристов профессиональных диверсантов, при чем за весьма короткий срок. Как понял Артем, времени было около месяца, возможно больше, все зависело от степени восприятия информации у будущих агентов. Но с каждым днём риск группы «Мозг», как назывался отряд диверсантов, увеличивался. Они могли попросту не успеть.

«Сначала было тяжело, потом, очень тяжело. Тренировками мучили нас нещадно. Обучали всему, что только могли предоставить. Удивительно, но Ефрем на занятиях присутствовал не часто, видимо было много неотложных дел. А когда и приезжал на базу, то только в качестве зрителя, и для того, что бы справиться о прогрессе работы.

Но и кроме Ефрема, тренеров хватало. Чаще всего мы видели учителя стрельбы и рукопашного боя, Мартынова. С ним мы проводили и день, и ночь, мужиком он был хорошим, и даже веселым, но дело своё знал. И как сам выражался, «не одну сотню таких сосисок доморощенных, как вы, в реальных бойцов превратил!» Проверить сотню ли, никто не мог, но о профессионализме тренера не спорили. Для каждого члена отряда он подбирал определенную технику боя. Так, как необходимую мышечную массу за такой короткий срок будущие диверсанты набрать не могли, то и стили рукопашки подбирались по мере возможностей. Самым способным был Борис, разумеется. Он сразу же попал в любимчики нашего тренера, но удивительно: этим Тельцов совсем не гордился, хотя складывалось ощущение, что он в таких кругах доверия бывал нечасто.

Захара Мартынов открыто недолюбливал, хотя никак на деле не проявлял своей ненависти. Да и все жители базы «Синица» явно избегали, не презирали тайного наркоторговца, с хитрыми маленькими глазками. Мне он, честно говоря, вроде и безразличен, таких я в Промграде, массу повидал, но быть в одной команде с ним как-то не хотелось. В данной миссии необходимо быть уверенным, что напарник прикроет тебе спину, и не предаст. Бориса мне тоже так и не удалось развести на душевную беседу. Для которой и времени особенно не находилось.

Трудно перечислить всё, чему нас обучали. Кроме массы огнестрельного оружия, нам в теории объяснили принцип работы РПГ, и однажды даже вывезли в лес, предоставив возможность применить знания на практике. Стреляли мы, правда, не по технике, а по специальным мишеням. Затем были уроки по вождению БРТ, БМП, автомобилей, мотоцикла и даже краткий курс ведения танкового боя, этот, правда, в теории. Виды боя у каждого были разными, как и вооружение. Меня обучали стрельбе из пистолетов, и винтовок, предпочтительно. Захару как самому нервному доставались пистолеты-пулемёты, автоматы, и конечно не, бой с холодным оружием, где он стоял на голову выше даже Бориса. Тельцов, как самый физически сильный, обучался стрельбе из штурмовых винтовок и автоматов.

Управляться с трофеем, револьвером «Питон» оказалось труднее, чем я думал. Тренер Мартынов неодобрительно относился к моему пристрастию, говорил, что научится стрелять с такого серьёзного оружия я смогу, но, сколько времени на это уйдёт. А его доводы по поводу того, что для диверсанта это оружие крайне не приемлемо, меня не убеждали. Впрочем, имея неограниченный боезапас и немного времени, а главное желание, помноженное на усидчивость, я к концу недели довольно сносно управлялся с «Питоном».

Итак, если подвести итог, то неделя, проведённая на базе, прошла трудно, но результативно, но остались нерешённые вопросы, которые…»

— Артём!

— Да!

— На стрельбище!

— Но…

— Я повторять не буду! Бегом!

Ефрем приехал рано утром, у бойцов только началась тренировка, и началась, разумеется, с разминки. Капитан вышел из машины уставшим, сколько дней ему не удавалось поспать нормально? Командование не отпускало ни на минуту. И выглядел Дерягин соответствующе. Мятый пиджак, погладить которые не было ни минуты, недельная щетина, синева под глазами, сейчас ему приходилось нелегко.

Не привлекая внимания группы, он поманил пальцем Мартынова, который проводил разминку, и устроился в тени.

— Хреново выглядишь, капитан! — протянув руку, констатировал тренер.

Мартынов работал на республиканскую разведку так давно, что даже приходилось ему тренировать Дерягина, так что он позволял некоторые вольности по обращению к старшему по званию. Ефрем ценил и уважал своего бывшего тренера, и считал его другом, он любил, когда с людьми можно говорить спокойно, без прелюдий и субординации.