Голливуд: оружие массового поражения - Сергей Николаевич Магнитов

Что же вдохновило вдохновителей Марли? Ответ сложный и стратегический — мы его озвучили, а есть и простой: борьба с советским, и, кстати, православным, влиянием в Эфиопии. На тот момент — после 1974 года, когда коронованный Хайле Селассие (это тот самый Раса Тафари, который дал имя религии растафари, — в честь того, что Эфиопия — единственная неколонизированная страна в Африке, где, кстати, по новой Библии, от царицы Савской родился пророк), был свергнут полковником Менгисту Хайле Мариамом, после чего Эфиопия держалась, скажем так, советского курса, но у Марли в песнях моментально стала символом Вавилона и весь Марли зазвучал вполне антисоветски. Так что моё незнание на тот момент Марли, растафарианства, означало политическую безграмотность: я не понял вполне антисоветских процессов у себя же в общежитии: ведь присутствовал на тусовке в память Марли, который умер в мае 1981 года.

В Эфиопии была одна из мощных православных церквей. Марли, вслед за Гарви, противопоставил ей культ Джа (сокращенное Jehova — Иегова), что, несомненно, привело если не к оттоку людей от православия, то непритоку в него новых прозелитов точно. Так что помимо политической, Марли сыграл и играет ещё и религиозную роль.

Вот таким небезобидным оказалось политическое рэгги. Если посмотреть без марли.

Боуи. Смерть странного революционера

Боуи (Bowie), один из «шестидесятников» рок-н- ролла, в эпоху битничества представлялся революционером, взяв имя техасского путчиста, тем самым подчеркнув политическое происхождение своего творчества. Но именно это стало странностью — уж больно странными «революциями» занимался Боуи.

Мы не подводим итог его жизни, мы занимаемся исследованием политической составляющей рок-н- ролла, который стал политической силой, особенно в шестидесятые и начало семидесятых. Сейчас это уже не отрицает никто, поэтому пришла эпоха конкретизации — показать, как это делалось.

Первая странность — само имя Боуи. Англичанин берет имя американца (фактически), одного из героев… мексиканского сепаратизма. Техас был мексиканским штатом и в 1835 году начал так называемую техасскую революцию за независимость против Мексики. Техас обрел независимость, но ненадолго — был моментально присоединён к США. В этом отношении прецедент — техническая копия донбасского с тою разницей, что Штатам эта земля никогда ранее не принадлежала и корней в ней не было. То есть гольный отъём.

Но пока ясно, что Боуи берёт имя с прицелом на американский рынок. Расчётливо. Уже тогда было понятно, что Штаты — Мекка рок-н-ролла. Это потом Британия не оставит США шансов конкурировать, но не в 1966-м, когда Боуи брал имя проамериканского путчиста с явным умыслом попасть на американский рынок и войти в битническую моду. Это важно: в США создавали идеологию битничества (Керуак, Гинсберг), а в Британии она реализовывалась. Поэтому Боуи, явно не обладая серьёзными музыкальными талантами и понимая это, взялся за дело технически грамотно.

После серии малоприметных, беспомощных песенок он стал революционером. А значит, скандалистом. Он пошел по пути шокирования и скандалов. Он один из первых сделал то, что многие рокеры скрывали: например, на радио спел песенку «Кокаин» («Kooks», «Кокс»). Наёмный имидж разбитного «революционера» позволял это сделать. Если даже намёк на это у «Битлз» — «Лиззи в облаках с бриллиантами» вызвал неприятие, то Боуи всё изначально сходило с рук.

Потом пошли песни вроде «All the madman» — все уроды (=идиоты, маньяки, психопаты). Штатные «революционные», где революционность равнялась мятежности — «Rebel, rebel».

После единственного внятного прорыва — песен вроде Space Oddity в записи с Риком Вейкманом и альбома о Зигги Стардасте 1971 года (с несомненно классной вещью «Человек-звезда», в которой даже его фальцет не отвращал), когда стало понятно, что в музыкальном отношении Боуи исчерпал себя в 1973 году пятью-семью неплохими песнями и что мятежностью никого не удивишь, пришла эпоха другой «революции», ещё более странной, но от этого не менее расчётливой — он пошел бунтовать… в многоцветный гламур.

Кто-то пытался сосчитать количество его одеяний и костюмов. Но больше вопросов вызывало количество слишком женственных одеяний и раздеваний до ажурных трусиков. Перепробовав все цветовые гаммы в самых экзотических одеяниях, он принялся за свое лицо, изрисовывая его самым экзотическим образом. Самая безобидная часть его проб — прически, действительно масса интересных проектов.

Говорят, что он создал много сценических мод. После него «Кисс» разрисовали свои лица — это стало сценическим образом. Вообще хороша революция — из музыки делать шоу, где музыка отходит на задний план и перестает играть доминирующую роль. До сих пор. Если это была революция, то антимузыкальная. Боуи выходил уже безголосым, но раскрашенным и разодетым, что снимало вопросы к качеству музыки, которая после середины 1970-х у него иссякла: перепевы одного ритма стали напоминать шарманку. Рокер закончился, появился шоумен.

Все революции начинаются как мятежи и путчи, а заканчиваются разложением и крахом, несмотря на то, что дело Боуи живёт.

Революционер Боуи

Чем дальше мы уходим от первичных эмоций от музыки, тем больше всплывают те вещи, которые не замечались ранее, а сейчас играют решающую роль. Революционер Боуи показателен тем, что современные революции настораживают своими странными формами. Так может это уже не революции, а что-то другое — похуже.

Памятник наркомании

Удивляет отсутствие даже не выдающегося, а хотя бы заметного. Полная стилевая вторичность. Бледный соул с невыразительным речитативом, уступающий даже Марайя Керри. Несмотря на то, что популяризаторы говорили о глубоком контральто, мы можем говорить только о его фальцетной версии. Известных песен, чтобы были на слуху, просто нет. Единственная милая песенка «Валери» не делает погоды. Перепевы известных песен не делают события. «Завтра ты ещё будешь меня любить?» уступают прежним версиям.

Попытка вернуть дух Дженнис Джоплин с её джаз- блюзовыми импровизациями на грани разрыва связок так же бледны. Вряд ли кто сможет приблизиться к Джоплин — просто эпоха ушла, эпоха другая. Форма протеста через взрывной блюз уже не работает. Поэтому у Эми Уайнхаус, о которой идет речь, нет даже тени блюзовых талантов Джоплин. Они не могут резать уши голосом, как Джоплин. Даже природа наркомании у них разная: у одной протест, у другой самораскайфовывание.

Говорили, что записи не дают представления о способностях Уайнхаус, мол, нужно бы послушать её живое выступление, там проявились её таланты импровизации, голос, страсть. Но когда мы говорим о певице, мы же не говорим о шоу, мы можем оценивать только голос и песни. А их, по сути, нет. Таким