Ловите конский топот. Том 2. Кладоискатели - Василий Звягинцев

– Хочешь, я тебе изложу план командующего эскадрой? – Воронцов взял электронную указку, позволяющую двигать кораблики на схеме каким угодно образом, соблюдая при этом все их маневренные элементы и тактико-технические данные.

Ростокин с интересом наблюдал за подобием компьютерной военно-морской игры.

– Видишь, – перестраивая порядки эскортных кораблей, пояснял старшему лейтенанту Дмитрий, – они вполне в состоянии не допустить тебя до транспортов. Из одной пушки по двум целям работать неэффективно, из восьми по двадцати – тем более. При должной самоотверженности десяток крейсеров рано или поздно, атакуя строем фронта и загибая фланги, поставят тебя «в два огня», прорвутся на подходящую для них дистанцию. Несколько восьмидюймовых, или упаси бог – двенадцатидюймовых с броненосца, и шабаш! Хорошо, если ноги унести сумеешь, а то и головы лишишься… Транспорты в это время будут уходить под прикрытием второго эшелона.

Белли задумался.

– А если – вот так? – Он взял указку и показал Воронцову направление атаки.

– Беда в том, что самый быстроходный крейсер – все же не самолет. На самом полном ходу ты потратишь не меньше получаса для выхода в огневую позицию. За это время эскорт успеет начать перестроение… Далее – смотри схему номер один.

Старший лейтенант выглядел обескураженным. Он и сам теперь понимал, что ситуация складывается проигрышная. Повредить и обездвижить двадцать транспортов, невооруженных и неохраняемых, – и то задача не из легких, а при таком прикрытии – выходит, что невыполнимая?

Так он и спросил у Воронцова.

– Ну, не так все безнадежно. Просто подумать надо, – легко ответил Дмитрий. Словно речь действительно шла об обычной шахматной задаче. Или – он знал ответ, но хотел, чтобы Белли сам догадался.

…Все небо над океаном было затянуто черным дымом. Полсотни труб изрыгали густые клубы, на высоте в несколько сотен метров вытягивающиеся длинными полосами до самого горизонта. Транспорты грузно переваливались на встречной волне, выматывая кишки и души солдатам, которым уже и война казалась не такой страшной, как бесконечная качка, духота и вонь трюмов с нарами в пять ярусов, каменные галеты, несвежая вода и прочие «прелести» путешествия на другой край света.

Караван, равняясь на самый тихоходный в ордере пароход, двигался на десяти узлах. Три параллельных кильватерных колонны растянулись больше чем на пять миль каждая. С флангов и тыла конвой сопровождали два идущих строем пеленга отряда бронепалубных и броненосных крейсеров, следующих на удалении около десяти миль, к осту и весту соответственно. Впереди, в пятнадцати милях разведывала путь пара легких «скаутов». Еще на двадцать миль юго-восточнее широким веером резали волну корабли передовой завесы, просматривая океан вплоть до теряющихся в дымке берегов Германской юго-западной Африки. Мышь не проскочит, не то что вражеский рейдер, если он рискнет обогнуть мыс Доброй Надежды и останется не замеченным кораблями Капской эскадры.

Со стороны эта армада выглядела даже солиднее, чем Вторая тихоокеанская эскадра на пути к Цусиме.

Офицеры на мостиках и в кают-компаниях злословили: «За деньги, потраченные на этот поход, легко можно купить все бурское руководство, не доводя дела до войны».

По-своему они были правы, только логика почти любого вооруженного конфликта такова, что сначала пытаются разрешить проблему «малой кровью, на чужой территории», а если это не удается, деньги и человеческие жизни начинают лететь в топку войны бессчетно, по принципу «победа или смерть». Первая мировая, которую планировалось закончить «до осеннего листопада четырнадцатого года», продлилась до конца восемнадцатого, уничтожив десятки миллионов человек, разрушив четыре великих империи и доведя до финансового краха пятую,[90] на самом деле не достигла ни одной из заранее предполагавшихся целей. Выгадали только САСШ, которые, кстати, как раз воевать и не собирались, зато немедленно и с размахом принялись торговать со всеми воюющими государствами, переключая на себя мировые финансовые потоки.

…Воронцов правильно понял психологию английского адмирала. Тот, в отсутствие общепринятой тактики действия паровых военных кораблей, инстинктивно выстроил оптимальную схему организации конвоя. Примерно как деревенский самоучка, додумавшийся до дифференциального исчисления. Но ведь, по словам Гете: «Теория без практики мертва». Как раз практики контр-адмиралу сэру Мэнсону Хилларду взять было негде. Корабли у него были новые, двадцатого, можно сказать, века, а военно-морская мысль (возможно, и неплохая) не имела подходящей пищи, кроме трех за тридцать лет сражений бронированных судов,[91] так же похожих на грамотную войну, как пьяная драка в кабаке на чемпионат мира по боксу.

Владимир Белли, лучшие годы юности проведший в Морском корпусе во время мировой войны, научился очень многому. Неустанным самообразованием под руководством старших товарищей постиг такое, что и советским адмиралам Великой Отечественной оставалось интеллектуально недоступным. Но психологически обратиться в прошлое, не такое уж далекое, ему отчего-то оказалось труднее, чем годящемуся ему во внуки Воронцову.

Когда Дмитрий, на флотоводца в Академии не учившийся, завершивший карьеру в советской должности командира тральщика, но удививший самого Колчака невероятной лихостью и пренебрежением любыми канонами, наподобие Ушакова, указал Владимиру путь к победе над половиной Гранд-флита, тот схватился за голову.

– Да где же были мои глаза и мозги!

– Не бери в голову, – успокоил его Воронцов. – Лет через десять, если доживем и домой вернемся, из тебя толковый комфлота выйдет, а может – начальник Главморштаба. Я в преферанс целый год учился, пока кое-что соображать начал. Один великий ас Второй мировой[92] якобы первый придумал формулу победы в воздушных боях: «Высота, скорость, маневр, огонь». С детства я над этим смеялся – как будто хоть один пилот любой воюющей армии пробовал иначе. Хоть на «Спитфайрах», хоть на «мессерах» или «Зеро»… Но мы не об этом. В море выходим вместе, перед Игольным мысом разойдемся, если что пойдет не так – я тебя прикрою.

Лицо Дмитрия вдруг стало печальным. Это трудно представить, но тем не менее…

– К сожалению, в этом случае мне придется уничтожить противника окончательно. Без свидетелей. Если кого с воды подберем – до конца войны ему воли не видать. Понял?

– Чего не понять, господин адмирал? «Валгаллу» подставлять нельзя. Постараемся без этого обойтись. А я что – с меня не спросится.

– Вот и хорошо. Ты сегодня ночью «без шума и пыли» выходи в море, а я завтра после обеда объявлю губернатору, что дела требуют моего присутствия на Мадагаскаре. Зачем, какие – никого не касается. О месте и времени рандеву договоримся по обстановке.

«Изумруд», пользуясь радио– и видеолокаторами, обошел караван намного мористее правофлангового крейсера. Бездымность машин и возможность наблюдать, приподняв над краем горизонта только салинг грот-мачты, делали его истинным «Летучим голландцем». Самый зоркий сигнальщик едва ли способен заметить на двадцатимильной дистанции тоненькую черточку окрашенной под цвет моря и неба мачты.

Компьютеры изображали на большом плоском экране в примыкающей к ходовой рубке командирской каюте объемную реконструкцию британского походного ордера. Как он выглядел бы с воздушного разведчика, скажем, летающей лодки «Каталина», барражирующей километрах в трех над конвоем.

Да, все получалось, как посоветовал Воронцов.

Зайдя с кормовых ракурсов замыкающих стой крейсеров, Белли дал машинам команду на «самый полный». Минут за десять «Изумруд» разогнался до сорока узлов. И кое-что в запасе еще было. Если поднажать, сорок три – сорок четыре выжать можно.

Между крейсерами был двухмильный просвет. В него Владимир и целился. Слишком поздно они его заметили. Не на те румбы смотрели.

Ну и окраска «Изумруда» великолепно сливалась с цветом бурного моря, и дыма из труб, как сказано, не было. Для тех времен это само по себе абсурд. Сигнальщики фактически увидели только бурун под форштевнем крейсера. На несколько секунд раньше, чем он открыл беглый огонь из баковой и двух передних казематных пушек.

Сейчас Белли не требовалось соблюдать политес, и абстрактный гуманизм его не занимал. Какой гуманизм, если самому рыб, упаси бог, в ближайшие полчаса кормить придется!

Комендоры «Изумруда» умели попадать в цель со ста кабельтов, так что двадцать для них – пистолетная дистанция. Фугасные снаряды смели с мостиков «Аррогана» и «Гладиатора» почти весь командный состав, сигнальщиков и рулевых. В боевые рубки перейти никому в голову не пришло. Так ведь и боя не ожидалось. Даже в Русско-японскую, в разгар ожесточенных эскадренных сражений, многие командиры и адмиралы предпочитали оставаться без броневого прикрытия. Кто из лихости, кто по причине плохого обзора и тесноты тогдашних рубок.