Святая кровь - Майкл Бирнс

Бойся Бога.

— Простите, что опоздал. — Запыхающийся голос донесся с порога. — Я бежал со всех ног.

Галиб повернулся к бородатому палестинцу с сумкой лэптопа на плече — ведущему IT-специалисту ВАКФа, отвечавшему за интернет-сайты совета, телекоммуникации и пресс-релизы.

— Я прощаю тебя, Билаал, — с кривой ухмылкой ответил он, махнув молодому человеку проходить. — Входи. Мне крайне необходимо завершить вот это.

Пока Билаал устраивался за столом для переговоров и включал свой лэптоп, Галиб положил рядом с ним мини-DVD из своей цифровой камеры и съемный миниатюрный жесткий диск с записями камер наблюдения «Купола скалы».

— Из этих двух надо сделать один диск. Вот этот по хронологии первый, — объяснил ему Галиб, показав на жесткий диск. — Ты ведь сможешь сделать сведение?

— Я смогу все, что прикажете.

Стоя с крепко прижатыми к груди руками, Галиб наблюдал за действиями специалиста из-за его плеча.

Билаал выудил из сумки USB-кабель, подсоединил жесткий диск к лэптопу и, запустив программу видеомонтажа, отыскал нужные файлы на диске Талиба.

— Для начала надо просмотреть все записи, после чего вы скажете мне, что сделать.

— Запомни, Билаал: никто об этом не должен знать. Ты понял меня?

Когда юноша оглянулся на хранителя и наткнулся на его угрожающий взгляд, ему стало не по себе.

— Даю вам слово.

А на экране в аккуратной сетке из девяти окошек одновременно стартовали девять клипов. Компьютерщик сразу догадался, где сделана запись. Он тщетно попытался припомнить, видел ли когда-либо камеры в храме.

На экране двое палестинцев в штатском обеспокоено шагали по слабо освещенной галерее храма, в руках у них были полуавтоматические винтовки. Выходя из зоны захвата одной камеры, они появлялись в другой. Звуковая дорожка зафиксировала лишь негромкие шаги по расписным коврам и тяжелое дыхание обоих. Камера номер девять транслировала неменяющуюся картинку — пустую пещеру под скалой, Колодец душ.

Когда Билаал вгляделся в крошечные цифры даты и отсчета времени в правом нижнем углу каждого видеоокошка, он весь напрягся. Это были минуты, предшествовавшие кощунственной перестрелке в святыне всего три дня назад. Ему были известны только жуткие слухи об осаде. Но ни в одном из них не фигурировали эти вооруженные люди — мусульмане, — находившиеся в храме перед тем, как все началось.

Галиб навис над ним и прошептал:

— Эти кадры надо стереть. Ясно?

— Ясно, — с дрожью проговорил юноша.

— Теперь перемотайте вперед минут так на двадцать.

Дрожащими пальцами Билаал поставил запись на перемотку.

На несколько секунд счетчик времени словно взбесился.

— А, вот! Стоп!

Билаал щелкнул на кнопке «воспроизведение». Двое боевиков договаривались немедленно открыть огонь, как только кто-либо войдет в мечеть. Затем они прокричали друг другу благословения и благодарность за то, что им отвели роль мучеников. Спустя несколько секунд скрип дверных петель вынудил их отступить вглубь и, заняв позицию, держать на прицеле южные двери храма.

— Так, теперь внимательно, Билаал. — Ухмыляясь, хранитель выпрямился и сложил на груди руки. — Начнем с этого момента.

Галиб имел в виду картинку камеры за номером один: двери медленно отворяются, давая пролиться в недра храма лунному свету.

Билаал подался ближе к экрану в попытке различить темные силуэты, возникшие на пороге, но ему это не удалось. И тут случилось нечто совершенно неожиданное. Как по команде по всем девяти картинкам пошли помехи, будто камеры обесточили.

— Что за…

— Ты что сделал? — рявкнул Галиб. — Ну-ка, исправь.

Билаал съежился, пальцы стремительно запорхали над клавиатурой, отматывая назад, ускоренно перематывая запись вперед. Острый подбородок Талиба едва не опирался на его плечо, и он чувствовал горячее дыхание хранителя на своей шее.

После четвертой попытки помехи по-прежнему появлялись на том же месте.

— Ты что натворил? — прошипел Галиб, ноздри его гневно трепетали.

— Да я… Я…

Билаал мотал головой, не веря своим глазам и вцепившись руками в края экрана лэптопа.

— Ничего… Клянусь! Это запись такая. Камеры… Они вырубились.

— Так не бывает! Я видел, как все произошло! Я видел собственными глазами трансляцию с этих самых камер!

Галиб рубанул рукой по столу рядом с ним.

— Ты что, стер файлы?

Вне себя он ткнул указательным пальцем в лицо компьютерщику.

— Скажи, что ты не стер их, Билаал!

Юноша еще больше съежился на стуле.

— Да я просто не в состоянии был это сделать. Вы же глаз с меня не спускали все это время. Я не мог… — Он не переставал мотать головой. — Я ничего не стирал, клянусь вам!

В течение следующего часа Галиб упорно заставлял Билаала колдовать над испорченным материалом снова и снова… и снова. Билаал менял настройки, проверял надежность соединения, менял местами кабели, запускал диагностику жесткого диска. И, тем не менее, каждый раз, когда двери храма раскрывались, экраны слепли. Для ровного счета Билаал вновь прошел через весь процесс, задействовав свой второй — резервный — лэптоп.

— Все то же самое. Помехи.

Наконец, весь мокрый от пота и бледный, как козье молоко, Билаал попробовал воспроизвести материал, который Галиб отснял на свою камеру. На этот раз его ждало еще большее разочарование. Диск был пуст.

— Ты что вытворяешь?! — взорвался Галиб. — Что ты наделал?!

Но после того как Билаал увидел, какая судьба постигла второй диск, поведение его разительно изменилось. Он был крайне напуган.

— Произошедшее с этими записями, — неожиданно спокойно заговорил он, медленно и уверенно покачав головой, — я объяснить не в состоянии. Могу только поверить вам на слово, что записи здесь были. И если были файлы на этих дисках… То сейчас оказались стертыми без возможного объяснения… — робко продолжил он. — И я… Позвольте мне, с большим почтением, задать вам вопрос, Галиб. Быть может, такой же вопрос вам задал бы Аллах.

— Какой еще вопрос? — прорычал Галиб.

— А что вы сделали?

94

Рим

Стерильные коридоры поликлиники университета Агостино Гемелли были суровым напоминанием Шарлотте Хеннеси о том, что ей могла выпасть совсем иная участь. За каждой дверью отделения интенсивной терапии терпеливо дожидалась смерть.

Сознание того, что она наделена способностью изменить судьбу стольких людей, переполняло ее. Разумеется, не было гарантии, что она в состоянии дать обратный ход поражению организма, нанесенному любой болезнью. Но она с легкостью взялась бы за это, и большим подспорьем в таком деле мог бы стать серьезнейший авторитет ВМС. Согласно Евангелиям, подробный перечень исцеленных Иисусом включал в себя увечных, хромых, парализованных, прокаженных, глухих, немых и слепых. Плюс, разумеется, многочисленные изгнания бесов. Не говоря уж о высшем пилотаже — воскрешении умерших. Только вот что с этим делать Шарлотте? Отчего мертвый стал мертвым? Существует ли «окошко», отрезок времени, для регенерации воздействия смерти? Как бы то ни было, Эвану уже не поможешь: поздно. Его тело кремировали в то же утро, когда похитители отправили ее самолетом в Израиль.

— Permesso! — громко окликнули сзади.

Вздрогнув, Шарлотта отпрянула к стене.

— Простите.

Четверо медиков с каталкой быстро миновали ее. Их аккуратный боевой порядок — по двое спереди и сзади — навеял мысль об олимпийских бобслеистах. Пострадавший лежал на подушке, обнаженный по пояс. У несчастного были страшные ожоги на груди, руках и лице. Глаза широко раскрыты от шока, конечности судорожно подергивались.

Желание остановить их, вмешаться, наложить свои руки на несчастного было просто мучительным. Едва дыша, Шарлотта провожала взглядом бригаду: закатив больного в ожоговое отделение в конце коридора, медики скрылась за механизированными дверями.

Шарлотта ничего не могла с собой поделать, мучаясь, как наркоман во время ломки. Неукротимые чувства раздирали ее и вынуждали задаваться вопросами. Как же Иисус жил со всем этим? Было ли ему так же страшно? Сомневался ли он в том, что достоин своего дара? Ведь, несмотря на то что Бог, может быть, и имел к Нему отношение, сам-то Иисус был человеком. Чувствовал ли он себя тоже одиноким, потерянным, сбитым с толку и смущенным? Как Иисус выбирал, кого именно исцелять, скольких исцелять?

Такая силища могла спровоцировать столько различных откликов души и рассудка — от полноценного величия души до неудержимой мизантропии, а то и помешательства. Конечно же, ей необходимы были наставления, сдержанность, терпение и… вера. Вот только где искать правильные ответы? Материал для психоанализа был не вполне подходящим.

В этот момент Шарлотта поняла, что лучшего места для начала, чем Рим, не придумаешь.