Самвел - Раффи

Он внезапно умолк. Слезы снова хлынули из его глаз. Сильная буря страстей охватила его. Долго он так терзался, потом, как безумный, положил руку на горячий лоб и заговорил дрожащим голосом:

— Нет! Нет! Боже, я ее люблю, нет для меня света и жизни без нее… Ты создал любовь! Ты вложил в меня любовь, и ты должен быть ее заступником. Любовь — это наилучшее из твоих созданий… До начала мира тебе была известна ее могучая сила. Ты знал, что она своей безжалостной рукой будет направлять людские сердца к добру и злу. Меня она направила ко злу, и я должен идти по этому пути. Пусть на весь мир я буду навеки опозорен, пусть стану посмешищем, пусть все поносят и осуждают меня, а мое имя произносят с проклятием, но я люблю и не откажусь от своей любви. Моя бесценная Вормиздухт должна стать царицей Армении; я же буду царем только для того, чтобы быть достойным ее. Пусть кровью оросится тот путь, который ведет меня к престолу Армении. Пусть ступенями к нему будут трупы людей. Все сладостно, все желанно мне, ибо на высоте этого трона я вкушу ее любовь…

Утром, когда солнце только встало и пастухи собирались уже гнать стада на соседние выгоны, к шалашу Мани подскакали трое вооруженных всадников.

— Не проезжал ли здесь воин на белом коне? — спросил один из них.

— Он был гостем моим в эту ночь, — ответил пастух.

— Где он теперь?

— Уехал!

— Когда уехал?

— Он приехал ночью и ночью же уехал.

— Куда?

— Было темно. Я долго смотрел ему вслед, но в темноте не разобрал, куда он направился. А кто же он такой? — спросил, заинтересовавшись, пастух.

— Меружан!

«Ах, если бы я знал…»— подумал пастух и застыл на месте от изумления.

— Эх, не поспели мы вовремя! — сказали всадники и ускакали прочь.

VIII. Шапух у развалин Зарехавана

После этого персидский царь Шапух со всеми подвластными ему войсками выступил и прибыл в армянскую страну. Предводителями у него были Ваган из рода Мамиконянов и Меружан из рода Арцруни…

Лагерь персидского царя Шапуха находился в гаваре Багреванд, на развалинах города Зарехавана. Собрали, привели к персидскому царю всех пленных, взятых из оставшегося в армянской стране населения. И приказал персидский царь Шапух всех совершеннолетних мужчин бросить слонам на растоптание, а всех женщин и детей посадить на колья повозок. Тысячи и десятки тысяч народа было перебито, и не было числа и счета убитым. А жен бежавших нахараров и азатов он приказал привести на площадь конских состязаний в городе Зарехаване. И приказал раздеть тех благородных женщин и рассадить вокруг площади той, а сам царь Шапух верхом на коне проезжал перед женщинами… И все совершеннолетние мужчины Сюникского рода были перебиты, женщины умерщвлены, а мальчики по его приказанию были оскоплены и уведены в персидскую страну. Все это он делал, чтобы отомстить Андовку за то, что он вызвал войну с персидским царем Нерсехом.

Весть о поражении войск Меружана и Вагана Мамиконяна с быстротой молнии долетела до Тизбона. Эта тяжелая весть так поразила надменного царя Шапуха, что он решил стать во главе своих войск и совершить большой поход над Армению. Его не столько расстроила гибель полков у стен Ванской крепости, сколько мысль о том, что его намерения относительно Армении с самого начала потерпели неудачу.

Не успели еще несметные полчища царя царей дойти до Атрпатакана, как уже всю Армению охватил ужас. Шапух обрушился, как бурный поток, все заливающий и уничтожающий на своем пути. Многие из армянских нахараров в страхе побросали свои семьи, оставили крепости и бежали в другие страны. Оставшиеся же укрепились в неприступных горах.

Восточная часть Армении, прилегающая к Персии, была совершенно открыта для персов. Всюду, где проходил Шапух, он оставлял после себя груды развалин, печальную пустыню, голую землю. Города и посады он предавал огню, жителей, не успевших бежать, забирал в плен. Путь ему указывали Меружан Арцруни и Ваган Мамиконян.

Шапух вошел в Багревандскую область и громадным лагерем расположился возле развалин Зарехавана, разрушенного его авангардом.

Сюда пришел он с целью захватить царицу армянскую Парандзем, которая со своим войском находилась в Шахапиване, в нагорье Цахканц — месте летнего пребывания царей. Но еще до прибытия Шапуха царица Парандзем с одиннадцатьютысячным войском поспешила удалиться в хорошо защищенную крепость Артагерс, в ущелье Аракса.

Было утро — печальный канун того дня, когда Шапух начал осаду крепости Артагерс. В этот день по его приказу совершились действия, недостойные царя и вообще человека.

Тиха и печальна была в это утро Арацани, точно ей не хотелось видеть картины тех нечеловеческих зверств, которые должны были совершиться на ее берегах.

По одну сторону реки, на зеленом склоне горы Нпат, живописно выстроились царские палатки лазоревого цвета, одна другой наряднее. Цвет палаток красиво сочетался с горной зеленью. Тут же поместился гарем, который, согласно обычаю, всегда сопровождал персидских царей во время их долгих походов. Но палатки для женщин не были видны: с четырех сторон их загораживала высокая стена из плотного полотна, напоминающая белую ограду.

На прекрасной долине прибрежья широко раскинулся огромный персидский лагерь. Там были расставлены палатки воинов и полководцев. Разноцветные знамена, особые для каждого полка, развевались в воздухе.

На конусообразной вершине царского шатра сверкал шар, на котором было изображено солнце с золотыми лучами, отлитый из чистого золота, — священная эмблема персов. Внутри шатра сидел Шапух на четырехугольной тахте из слоновой кости, украшенной красивой резьбой. В то утро на нем была одежда цвета крови: признак того, что ему предстояло кровавое дело. На голове — великолепная корона с царскими атрибутами; золотой султан, обвязанный жемчужными нитками, сверкал, как луч солнца. На груди, начиная от плеча, украшения из драгоценных камней, доходившие до пояса, тоже унизанного драгоценностями. Рукава выше локтей скреплялись золотыми браслетами. В ушах висели тяжелые золотые серьги. Через правое плечо талисман с таинственными иероглифами, усеянный крупными драгоценными каменьями, наискось пересекал грудь; концы его соединялись под левым рукавом. Персидские маги изощрили все свое искусство и знание, чтобы наделить талисман волшебной силой.

Шапух сидел на тахте поджав ноги. Вместо жезла он держал тяжелую железную булаву с шарообразным наконечником, лежавшую на коленях. Сзади главный оруженосец двора держал царскую саблю.

Справа от Шапуха находился Меружан Арцруни, слева Ваган Мамиконян, отец Самвела; оба его зятя были в полном вооружении.

Перед шатром по обе стороны входа выстроились рядами главные полководцы царя, вельможи и придворные: все молчали, с благоговением ожидая приказа Шапуха.

Шапух был среднего роста. Коротко остриженная черная борода, осыпанная золотой пылью, обрамляла его смуглое лицо с большими живыми глазами, выражавшими беспощадность и жестокость.

Долина, где находился Шапух, была священна для армян как древнейшая колыбель религий и культов и была связана с незабываемым для них прошлым. На заветном берегу Арацани возвышалась величественная гора Нпат — армянский священный Синай, в пещерах которой некогда скрывался от врагов и опочил Григорий Просветитель. А теперь в этой долине — бывшей колыбели христианства расположился лагерь персидского царя — врага христианства.

Шапух молчал, возбужденный взгляд его был устремлен на великолепный монастырь, стоявший на склонах Нпат. Прекрасный монастырь высотою своих куполов точно соперничал с окружающими горами.

— Что это за монастырь? — спросил он у Меружана Арцруни.

— Монастырь святого Иоанна, великий царь, — ответил Меружан, и добавил: — На этом месте стояла прежде древнейшая из святынь Армении — Багаван, в которой находилось богатое капище «ванатура» — гостеприимного Арамазда. Каждый прохожий, каждый чужестранец пользовался радушным приемом и ночным отдыхом в его бесчисленных покоях. Здесь ежегодно в начале месяца Навасарда армяне торжественно отмечали «аман ор» — новогодний праздник. На торжествах присутствовал царь Армении со всеми нахарарами. Благословляли созревшие плоды и посвящали их богу гостеприимства. Здесь поддерживался вечный небесный огонь Ормузда, и множество жрецов служило у священного алтаря.

Выражение лица Шапуха стало мрачным при мысли о том, что все это, так соответствовавшее персидскому культу, ныне не существовало, и теперь на этом месте высился священный храм христиан.

— Кто же разрушил это капище?

— Первосвященник Армении Григор, которого, по неразумию, прозвали Просветителем Армении, — ответил Меружан.