Шаги в глубину - Сергей Цикавый
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ясно. То есть он понятия не имеет — знает только, что это как-то связано с режимом продвинутой тактики. Ну а «Телесфор» не станет на своих мощностях потрошить свои же секреты.
— А если… — начала я, но Дональд меня прервал:
— Я купил «Атомфрейм», чтобы взломать их в независимой среде.
— Ну и?
— Ты видишь у нас т-тут «Атомфрейм»? — улыбнулся Дональд. — Система сгорела при копировании этих файлов. Ф-физически выгорели мозги.
Я кивнула. Вряд ли идиот настолько идиот, что не защитил суперкомпьютер от вирусной атаки самого ВИ. Значит, защита вшита в сами файлы, и защита эта отрастила себе зубы и взяла в каждую лапу по цифровому турбоплазменному излучателю.
Печально.
— Погоди, — сообразила я. — А почему мы сейчас это обсуждаем?
— Из-за второй папки, А-алекса.
— Там те же файлы?
— П-похожие.
У меня внутри неприятно похолодело.
— И что там?
— Т-там снова важны даты, — сказал Дональд и, морщась, растопырил пальцы, выводя новую картинку. Ушибленная кисть плохо его слушалась, но обормот честно терпел, разрывая останки моей совести на куски. — Г-гляди.
Маленький файл с немаленьким числовым названием, контекстное меню и — свойства.
— П-по логам это совпадает с выходом на орбиту П-паракаиса, — сдавленно прокомментировал обормот. — Ты вышла из атмосферы — и был создан этот ф-файл.
В рубке стало еще холоднее, словно бы охлаждающие потроха ВИ фрегата выдохнули мне в лицо свой смешок. Это было тогда, когда я провалилась в дикий и непонятный режим РПТ. Когда порвала дредноут.
Я дернула терминал на себя и открыла свойства трех других файлов — их система создала, но изменить не успела.
Дата, время.
Дональд сидел с ногами на консоли и внимательно меня разглядывал. Кусочки мозаики быстро собирались, но картинка получалась настолько смутная, что мне просто надо было о ней поговорить.
— Это битва корпораций, да?
— Да.
— И как это понимать?
— Можно только д-догадываться. Одно точно: ты не синхронизировалась с «Телесфором» между Паракаисом и тем сражением.
Вот и ты, последний кусочек. А ведь как все просто, оказывается, а? Есть у нас хитрый-прехитрый корабль, который любит и умеет побеждать. С веселым ВИ, толстыми щитами, мощными двигателями и мистической установкой в заднице. Но размножать себя в военных целях фрегат умеет только при нужном пилоте. Вот тут начинается самое интересное. Корабль берет подходящего пилота и заводит на него папочку с делом. Сначала дело тоненькое, а файлик маленький — вроде напоминалки: эй, мол, не забудь, клиент у нас что надо. А потом корабль вычисляет момент, когда пилот еще в сцепке с ним, но вокруг всех уже постреляли, и устраивает…
Устраивает…
Сон, где меня полосовали все кому не лень. Где меня отшлепала Мария, где меня взломал Олег, где отвернулся Дональд, чтобы быть убитым Реей.
«Да что ж ты мне устроил, сучий ты фрегат?!»
— Ты т-так и не рассказала, что пережила, — сумрачно сказал Дональд. — Мерзко было, да?
Я кивнула. Оказывается, весь этот бред мне показали, чтобы переписать меня — меня! — на драную болванку. Как биржевую статистику. Как курсопрокладочные данные. Просто тест, из-за которого я посмотрела самое шикарное кино в своей жизни.
— Ты п-поняла?
— О да, — сказала я. — О да. Я все поняла.
— Точно?
В глазах у обормота обнаружилось сомнение, и меня вдруг осенило: а ведь впрямь — я дура.
Но именно дура — не психичка.
— Т-теперь верю, — сказал Дональд и улыбнулся. — Поняла, за что м-мы пили?
— Ага, поняла.
Ты слышишь, мама? Твоя дочь не сумасшедшая! Отвали от меня, поняла? Просто от-ва-ли!
Вставая с ложемента, я глубоко вдохнула: прохладно, пахнет охладителем, синтетикой и немного — спиртом. Пьянкой моей победы пахнет, чертовой пьянкой победы.
— Здорово, п-правда? — спросил Дональд.
— Что — здорово? Что на меня завели дело? Или что мне взломали мозги?
Я улыбалась — проговаривала вслух страшные вещи и улыбалась.
— Здорово, что ты — это ты.
А ведь ничего толком не изменилось. У меня было мое прошлое, я, пожалуй, как обычно, выпью снотворное на ночь и вряд ли смогу доверять снам, но все равно. Все равно, потому что я — это и в самом деле я.
— Ты прав, обормот, — весело сообщила я.
— Об… Обормот?
Ой. Вот это было неожиданно, но мне сейчас все можно. Я подошла к Дональду и ткнула губами его в щеку.
— Спасибо.
— П-пожалуйста…
Вот так мы и стояли, пока я не поняла, что вижу только глаза, а взмокшую верхнюю губу щекочет чужое дыхание. «Щекотно, обормот. Очень».
— А-алекса…
Картинка быстро сменилась: я увидела и синюю жилку на его виске, и расширенные зрачки, и бисеринки пота на скулах.
— Вижу, — прохрипела я. — Быстро в медотсек.
«Проклятое “второе касание”», — думала я, забрасывая руку ватного капитана себе на плечо. Ничего страшного — не умер же сразу, теперь и подавно не умрет, но спазм лучше убрать. И вообще: ты опять все испортила, Алекса. Только наладилась жизнь — и ты опять все испортила.
Я тащила в медотсек парня, которого чуть не поцеловала, кривилась от досады — и улыбалась.
* * *
— Если после вашего секса мне придется собирать его из кусков, я не удивлюсь, — сказала Мария, подумала и добавила: — Впрочем, нет. Я удивлюсь, что у вас был секс.
Потолок медотсека выглядел как любой другой в корабле, но сегодня я валялась на «разделочном» столе просто так — забросив ногу на ногу и рассматривая окрестности. У меня ничего не болит, с Донни все хорошо, Мария вон нацелилась меня подоставать — все просто здорово, так здорово, что и не передать.
— Мария, тебе идет такой треп.
— Ты что-то сказала? — рассеянно переспросила докторша, отрываясь от экрана. — Прекратила глупо улыбаться и что-то сказала?
— Говорю, ты, когда треплешься о сексе, кажешься моложе. Лет на пятьдесят. Или шестьдесят. Я в больших числах не очень разбираюсь.
— Юмор — это хорошо, — сказала Карпцова и закрыла что-то на экране. — Значит, мозг от неудавшегося поцелуя не пострадал.
Я послала ей воздушный поцелуй и снова уставилась в потолок. Докторша противно пощелкала пальцами, размяла их в духе детской гимнастики.
— Ты как насчет поесть, Алекса?
— Положительно.
— Ну, тогда идем.
Карпцова встала, убрала непослушную челку с лица. Докторша была чем-то невыразимо довольна, что, впрочем, меня устраивало.
У кухонного комбайна было пусто, кто-то — почти наверняка Дюпон — опять не утилизировал недоеденное.
— Надень ему уже на голову когда-нибудь, — посоветовала Мария, поглядывая на меня. — В самом деле, сколько можно свинство разводить?
— Да надену, надену. Просто при мне он обычно не забывает.
— Ну, тебя все боятся, — докторша плюхнулась с тарелкой за стол. — Даже я вот опасаюсь.
Я решила на провокации не поддаваться. У меня до сих пор приятно шумело в голове, откуда убежало выдуманное машиной безумие, и даже на белковый концентрат я смотрела с умилением.
— Куда мы летим? — спросила Карпцова, когда я уселась напротив нее. — Опять туда, где будет что-нибудь неожиданное и ужасное?
— Просто сверхдальняя доставка, — повела плечами я. — Хотя она мне и не нравится.
— А что там?
— Много научного, медицинского оборудования и почти восемнадцать тонн стекла.
Карпцова подняла голову и только спустя несколько секунд догадалась облизнуть с губы кусочек желе.
— Чего?
— Стекла. Стеклянные слитки по три килограмма.
— Стекло, — пробормотала Мария и вернулась к еде. — Может, какое-то ценное?
Я запустила ложку гулять между пальцами: указательный, средний, безымянный, мизинец — мизинец, безымянный…
— Нет, Мария. По химсоставу — силикат.
— И тебя не насторожило, что мы гоним через две трети галактики ради восемнадцати тонн фасованного силиката?
— Насторожило, — согласилась я. — Но мы летим в сектор «Н». Там и не такое бывает.
— «Н»?!
Сектор «Н» широко известен только тем, что о нем известно крайне мало. Это большой — порядка пятисот световых лет в диаметре — участок в Дальнем Трехкилопарсековом рукаве. Новые звезды, старые звезды, терраподобные планеты, жесткая радиация, гравитационные сдвиги, черные дыры в изобилии — милый участок космоса, где в довершение прочих бед мы наткнулись сразу на две негуманоидные цивилизации. Цивилизации оказались шикарные, словно сошедшие со страниц теоретических выкладок Томаса Шлеера, — они ярко подтвердили тезис знаменитого ксенофоба о невозможности контакта с таким типом разумных существ.
— И как нам дальше с этим жить? — поинтересовалась Мария. — Может, мы прямиком к звезде Безумия?
— Ага, — безмятежно отозвалась я.