Тенебрариум (СИ) - Raptor

-Как уже говорил, я изучил твою кровь, -начал Эвилон, когда мы нашли комнату, подходящую для приватного разговора. -И обнаружил довольно любопытные взаимосвязи. Не хочу забивать тебе голову научными терминами. Постараюсь высказаться проще. У тебя очень много общего с нами. Подозрительно много. Причина этого сходства не в твоём биологическом теле, а в твоей энергии. Обретённая ли это мутация, или же ты был таким от рождения – я не знаю. Но факт очевиден. -И чем мне это грозит? -спросил я. -У меня для тебя есть две новости: хорошая и плохая. С какой начать? -Давайте с плохой, пожалуй. -С такими энергетическими показателями тебя ни за что не выпустят из города. -Почему? -Потому, что по своей энергоструктуре ты, как бы, и не человек вовсе. Выпускать тебя из резервации – в мир людей, сумеречники не станут ни при каких условиях. Это очень опасно. -Вот так заявочка. Какая же новость, в таком случае, хорошая, если я не могу покинуть город? -А хорошая новость заключается в том, что тебе вовсе не обязательно его покидать. Конечно же, кеаксуланты не пригодны для насыщения потока. Но ты вполне можешь присоединиться к нам во время великого исхода в новый, прекрасный мир. Ты можешь стать одним из колонизаторов, первых поселенцев. -Это реально? -с трудом произнёс я. -Это вполне реально, мой дорогой Писатель. Ты можешь стать одним из нас. Подумай, зачем тебе эта планета? Зачем тебе несовершенный и обречённый мир людей, когда тебя ждёт совершенно иной, чистый и высокоразвитый мир, где ты сможешь стать кем захочешь? Подумай насчёт этой перспективы. -И меня туда в самом деле отправят? На эту сказочную планету счастья? -За то, что ты сделал для нас – всенепременно! После его фразы мы надолго умолкли.

Сидя на своей кровати, привалившись спиной к стенке, я глядел на медленно угасающую противоположную стену. Всё-таки любопытно гаснет световоск. Не равномерно, а как-то по-отдельности, пятнами. Изменяет цветовые оттенки. Переливается. Зачем я о нём думаю? Просто, если перестаю думать о подобной ерунде, то сразу возвращаюсь к словам Эвилона. Да уж. Вот так ирония. Услышь я такое ещё пару недель назад, рассмеялся бы в лицо, и покрутил пальцем у виска, но теперь. Теперь я почему-то плаваю в сомнениях. Может быть, вместе с моей энергией мутировало и моё сознание? В голове тасовалась, нестройно выкладываясь, сложная и грубая мозаика из разрозненных фрагментов. Что я имею в сухом остатке? Элекен пообещал, что меня выпустят из города. Эвилон же заявил, что меня никогда не выпустят. Только одно из этих заявлений правильное. И оно вряд ли принадлежит таинственному и подозрительному куратору, который сам не скрывает, что использует меня, как вещь. А что делают с использованными вещами? Правильно, их выбрасывают. И где гарантия, что от меня не избавятся самым циничным образом? Эвилону врать мне незачем. А вот Элекену – вполне логично. Ещё какую-то неделю назад, я бы вцепился зубами в его обещание, веря ему, словно приговорённый. Но это было тогда. Сейчас я стал уже совершенно другим. Конечно, обратная сторона медали выглядела не намного светлее. Все эти обещания, связанные с “новым, чудесным миром”, не были закреплены ни единым фактом. Даже Нибилар не знает, уготовано ли апологетам такое будущее? Малейшее подключение здравого смысла ставит эту слепую веру под огромный вопрос, на который нет ответа. Так что лучше? Погибнуть под стенами Периметра от предательской энергопули, или же закончить своё бренное существование в Апологетике, во время общей “чистки”, когда эксперимент Высших завершится? Выбор печален в обоих случаях. Но что если отправка во внеземной рай окажется истиной? Тогда я стану одним из первых землян, отправившихся покорять другую планету. О подобном я даже мечтать не мог. И если этот новый мир вдруг окажется правдой, если он выглядит хотя бы приблизительно так же, как в “рекламном ролике” изначального сознания изгнанников, я стану самым счастливым человеком во Вселенной! Ну а самое главное, Райли будет со мной всегда, и нам не придётся расставаться. Именно это подкупало меня больше всего, заставляя поверить в фантазию, которую мой трезвый рассудок всячески отрицал. Что характерно, останавливало меня вовсе не чувство сомнения. Полагаю, что с ним бы я справился легко. Крест на моей альтернативной идее ставило Хо, прячущееся внутри меня. Пока оно со мной, путь в новый, чудесный мир мне заказан. Даже если сёстры меня с ним выпустят (а они вряд ли на это пойдут), протащить с собой этот чуждый новому миру элемент, означает, поставить под угрозу стабильность и безопасность колонизируемой Терра Новы. Неизвестно, как Хо себя там поведёт, да и какая разница? Оно там чуждо. Ему там нет места. Нет, я не позволю этому существу прямо, или косвенно навредить моим друзьям. Собственно, в подобных мыслях я и пребывал в течение последующей пары дней. Очень хотелось воспользоваться временем этой передышки для общения со своими друзьями, ведь если я покину Апологетику, то больше никогда их не увижу. Я знал, что время от времени они приходят к моей комнате, но заходить не решаются, ожидая, когда я их приглашу войти. Но я не приглашаю и они уходят. Они не беспокоят меня, очевидно, ощущая, что со мной что-то не так, и что мне необходимо побыть одному. Никто не пытается нарушить моё подозрительное молчание. Даже Флинт. Никто не заходит ко мне, кроме равнодушной Лигриль, приносящей мне еду два раза в сутки. Может быть, следовало перебороть себя, и поговорить с ними, однако я боялся, что это общение окончательно перевесит чашу весов в пользу предложения Эвилона, против которого неистово сопротивлялся мой разум. Особенно сильно меня тянуло к Райли. Я с трудом удерживал себя, чтобы не пойти к ней, но оставался на месте. Увидев Райли, я бы точно не выдержал, и свернул не туда. Поэтому, я желал, для начала, твёрдо определиться с выбором, а уж потом выходить на контакт с друзьями. С выбором я определился, хоть он и был труден. Конечно, альтернатива была заманчивой, но слишком нереальной. У меня есть свой дом, свой мир, из которого я ушёл. Плохой он, или хороший – но он мой. И мне не нужно ловить журавля в небе, а нужно просто признать, где моё истинное место. Убьют меня на Периметре? Да и пусть убивают. Я устал метаться внутри Тенебрариума. Пора заканчивать свою одиссею.

Вечером, предшествующим дню проводов, Райли выпустили из медицинского блока, и она сразу пришла ко мне. Подруга всё ещё была с повязкой на голове, но синяки и царапины на её теле почти исчезли. Райли не стала спрашивать, почему я её не навещал. Упреждая этот вопрос, я сам извинился, сказав, что хотел дать ей отдохнуть от всего. Но она не держала обиду. Полночи мы с ней пробеседовали. И я, наконец, смог излить ей душу, по поводу своих подозрений, предложения Эвилона и задания Элекена. -Какой им смысл тебя убивать? -ответила она. -Если ты принесёшь им то, что они хотят. Думаешь, что твой куратор настолько вероломен? -Кто же его знает? -Может, так оно и будет. Но ты хотя бы попытаешься. -Согласен с тобой. Ну а что ты думаешь по поводу слов апологета Эвилона? Вдруг он прав? -Я не могу оспаривать слова верховного апологета. Если он так сказал, значит возможность действительно есть… -В таком случае, перспектива очень заманчива. Представь, -я взял её за руку. -Мы с тобой будем вместе! Всегда! Райли улыбнулась. -Да. Было бы здорово. Я бы тоже этого хотела. Но, Писатель, пойми, всё это просто фантазия. Тебе там не место. Ты должен жить среди своих. Среди людей. Только здесь, на Земле, ты будешь счастлив. Я знаю это потому, что прочитала тебя. -А не потому ли, что ты сама не веришь в это будущее? -искоса взглянул на неё я. -В том числе и поэтому, -ничуть не смутившись, ответила она. -Значит, ты тоже… -Не только я. Многие из нас, в глубине души… -И вас это не напрягает? -А почему нас должно это напрягать? Это наш путь. Наша жизнь. У неё есть начало и должен быть конец. Что будет дальше – роли не играет. Главное, что есть сейчас. Кто-то лелеет мысли о счастливом переселении. Как Флинт, например. А кто-то просто живёт, выполняя предначертанное. -“Выполнять предначертанное?” То есть, жить по шаблону? -Почему ты удивляешься? Разве у людей жизнь проходит иначе? Вы тоже рождаетесь, живёте и умираете, не зная, что вас ждёт после смерти. Но при этом, вы упорно выполняете то, что вам предначертано: учитесь, развиваетесь, обретаете опыт, создаёте семьи, рожаете детей и, перед тем как уйти, передаёте потомкам своё наследство. Хочешь сказать, что это бессмысленно? -Не знаю. Я так этого и не понял. Наверное, я до сих пор не повзрослел. -Тогда сейчас самое время повзрослеть, милый. Глядя на Райли, такую близкую и родную, я постоянно ловил себя на мысли, что не представляю, как буду завтра с ней прощаться. И вот, наступил последний день моего пребывания в Апологетике. Прощаться с ребятами мне не хотелось. Было желание тихонько улизнуть с утра пораньше, чтобы не видеть никого из друзей. Долгие проводы – долгие слёзы. Но так, “по-английски” уходить было бы очень неприлично и бессовестно с моей стороны, учитывая, сколько добра они для меня сделали. Следовало поблагодарить товарищей за то, что были со мной, учили, помогали и постоянно спасали. Как бы горько мне ни было с ними расставаться. В моей комнате не было окна, и я не видел рассвета, но почувствовал его приближение каким-то сверхъестественным чутьём, и поднялся, аккуратно заправив кровать. Вещи уже были собраны. Я сидел и думал, как выйду к ним. Я знал точно, что они меня ждут, что хотят попрощаться со мной, но не решаются, понимая мои чувства. Здесь мне опять помогла чуткая Райли. В дверь тихонько постучали. Я вздрогнул и повернул голову, полагая, что это Лигриль, или кто-то из верховных апологетов. Но в комнату неожиданно вошёл Флинт. -Грустишь? -спросил он с улыбкой. -Нет, всё нормально, -ответил я, и с трудом затолкал обратно в нутро подкатившие слёзы. -Да кому я вру? Я чувствую себя ужасно, дружище. Не в силах больше сдерживать эмоции, я подошёл к Флинту и крепко, по-братски его обнял, хлопая по спине: “Иди сюда, лысый чёрт! Идём, сядь. Посиди со мной”. -Писатель, так нельзя, -в голосе Флинта я впервые услышал сочувствие и грусть. -Твои чувства за двое суток затопили весь этаж. К двери невозможно подойти от тоски, которую ты источаешь. Райли сказала, что сумеречники обещали тебя выпустить. Это же отличная новость. Значит, ты вернёшься домой. Надо радоваться, а не тосковать. -Флинт, я не могу. Я слишком привык к вам. И к тебе в том числе. Хоть ты и козёл, но ты самый лучший козёл в мире! -За козла ответишь, -погрозил он, и мы рассмеялись. -Я буду скучать по тебе, Флинт. -Я по тебе тоже, Писатель. Но слишком не обольщайся. Долго скучать не буду. Как только меня отправят в новый, чудесный мир, мне уже будет не до тебя, извини. -Ты веришь в него? В этот новый мир? Только честно. -На что ты намекаешь? -Просто интересуюсь. -Верю ли я? Хм. Да, верю. Потому что эта вера – всё, что у меня осталось. Я дошёл до Апологетики, значит меня ждёт награда за всё, что я пережил. Иначе и быть не может. Ничего другого я и слышать не хочу. Не пытайся меня переубедить, Писатель, иначе мы поссоримся. -Да я и не пытаюсь. Извини, если задел. Просто я переживаю за будущее своего друга. -Правда? -он взглянул на меня одним глазом. -Ну тогда прощаю. Всё у меня хорошо будет. Надеюсь, что и у тебя тоже, друг. Ты – хороший человек, и тоже заслуживаешь счастья в своём родном, привычном мире. -Спасибо. Послышался стук в дверь. -Кто там? -спросил я. -Это я, Гудвин. -Входи. Дверь открылась и Гудвин вошёл. -Райли мне сказала, что ты сегодня… А, вы тут общаетесь. Простите, зайду попозже. -Нет-нет, оставайся, -остановил его я. -Я как раз собирался уходить, -поднялся Флинт. -Ну, вот. А ты куда собрался? Сиди! -воскликнул я. -Не-е, я пойду. Разойдясь с Гудвином, Флинт вышел из комнаты. Гудвин подошёл ко мне, пожал руку и сел рядом. -Сегодня уходишь? -спросил он. -Да. Если не уйду сегодня, то не уйду никогда, -я грустно усмехнулся. -Правильно. Не теряй уверенности. Она обязательно приведёт тебя к цели. -Гудвин. Не знаю, правильно ли я поступлю, если скажу это… Но я очень переживаю за вас. И за тебя, в частности. -Переживаешь? Почему? -Кто знает, что вас ждёт дальше. Эта неизвестность изводит меня. Мне очень хочется, чтобы у вас всё было хорошо. Чтобы вы на самом деле переселились в обещанный вам мир, и жили бы там счастливо. Но я опасаюсь, что всё это лишь обман. Там, под нами, на нижнем этаже, я видел апологетов, прикованных к специальным устройствам, выкачивающим из них энергию. И мне это зрелище очень не понравилось. Вашими знаниями насыщают некий поток, который нужен Сакрариуму. Не знаю, для чего это делается, но боюсь, что для вас ничем хорошим эта процедура не закончится. Хотелось бы ошибаться. Хотелось бы думать, что всё это – мои пустые опасения. Но даже Нибилар не смог меня успокоить. Похоже, он сам ничего не знает, и плывёт по течению. Когда я об этом думаю, мне становится не по себе. -А ты не думай, -ответил Гудвин. -Думай о себе. И будет проще жить. -Я не эгоист. -Иногда, просто необходимо быть эгоистом. Что толку от твоих душевных метаний? Ими ты ничего не изменишь. И не поможешь ни нам, ни себе. Да и нужно ли нам в чём-то помогать? -Гудвин, -оторопело посмотрел на него я. -Неужели ты… Так ты всё знал с самого начала? Даже тогда, когда говорил нам про уверенность, про нашу цель? Когда проверял, готовы ли мы идти в Апологетику? Ты уже тогда был в курсе? Он кивнул. -Но почему же тогда ты так воспевал эту цель? Почему говорил о ней, как о спасении? -Потому, что считал её нашим спасением. И сейчас считаю. -Спасением от чего?! Не могу понять. -“Так жизнь скучна, когда боренья нет”, -процитировал он. -Лермонтов? -усмехнулся я, внезапно вспомнив своих попутчиков из поезда. -Он самый. Замечательный поэт. В нашем мире совсем нет поэзии. А у вас столько прекрасных поэтов. Я бережно храню эти строчки в памяти “старого хозяина”. Они наполнены великой мудростью вашей цивилизации. Ведь на самом деле, жизнь без борьбы – это не жизнь. Как точно Лермонтов это подметил. Пока ты стремишься к чему-то – тебе интересно жить. Но как только стремиться становится не к чему, жизнь теряет всяческий смысл. Ведь я давно нашёл Суфир-Акиль. Одним из первых изгнанников. И когда уже собирался идти в Апологетику, неожиданно вспомнил эти стихи, поняв, что я попросту сокращу собственный век. И тогда, я решил растянуть остаток своего инсуакиля насколько это было возможно. Так я дождался последних изгнанников со своего сектора, и ничуть об этом не жалею. Моя жизнь в изгнании была тяжёлой и непростой, но именно сейчас, оказавшись в лоне доброй Апологетики, я особо ярко чувствоую всю её прелесть и необходимость. Я не жалею ни об одном просроченном дне, вспоминая их с наслаждением и ностальгией. -Но что тебе мешает найти себе новую цель, новый интерес? -Мой друг, ты опять забываешь, что я – не человек. Люди, в отличие от нас, могут ставить себе цели самостоятельно. А если у людей появляется всё, что они желают. Если добиваться им более нечего, тогда бесцельность их существования порождает безумство. Люди начинают “беситься с жиру”. Это своеобразная защита, ограждающая их от страшной пустоты, зияющей на том месте, где должен находиться смысл их существования. Изгнанники, в отличие от людей, ограждены от подобных “болезней”, потому что цели им изначально диктуются свыше. Такой подход упрощает задачу, избавляет от ложных целей, и страхует от внезапной потери жизненного смысла. Очень удобно жить, постоянно видя перед собой путеводную звезду, согласись? Но… Здесь прячется один досадный нюанс. Допустим, ты достиг своей цели. А что дальше? Хорошо, если кто-то укажет тебе следующий рубеж. А если не укажет? Если ты остановился здесь, в мёртвой точке, как сейчас, в Апологетике. И ждёшь какой-то развязки, не имея возможности самостоятельно решать свою судьбу. Вот тут-то и начинаешь понимать всю прелесть “боренья”. -А если изгнанник попробует изменить свою цель? -спросил я. -У него вряд ли что-то получится, -ответил Гудвин. -Все альтернативы рано или поздно упрутся в бессмысленность и бесполезность. Вспомни Грязного Гарри и Латуриэля. Задай себе вопрос. Чего они добились? Чем это для них закончилось? И стоило ли оно того? Боюсь, что изгнанники обречены на Апологетику, а апологеты – на исход. И никто не в силах вырваться из этого замкнутого круга. Ну, кроме твоей подруги Райли, наверное. -Райли? А она тут причём? -У Райли есть редкий второй субкод, благодаря которому она может то, чего не можем мы. Она может выбирать свою цель. И кажется, она её уже выбрала. -Неужели она одна на это способна? -Да. Взять, к примеру, Тинкербелл. Она изо всех сил старается вырваться из этой системы, но, в отличие от Райли, не видит конечную точку своей новой цели. Всё, что Тинка хочет – так это выжить любой ценой. Но она не понимает, для чего хочет выжить, и с какой дальнейшей целью. Вот, чем она отличается от Райли. Вот, чем я отличаюсь от Райли. Тридцать седьмая способна менять курс. Она может выбирать. А мы – нет. Однако счастье не всегда заключается в свободе выбора. Тем более, что у Райли сейчас есть только два пути: остаться с нами, или остаться одной. Теперь ты понимаешь, Писатель? Свобода порождает сомнения. А сомнения – это всегда риск. Великий риск прийти не туда, куда следовало. Я тебя загрузил, да? -Гудвин рассмеялся. -Прости. Порой на меня налетают философские раздумья. Здесь, в Апологетике, это происходит особенно часто. Всему виной избыток свободного времени. Думаю, что тебе пора собираться, если хочешь успеть добраться до главных ворот Периметра засветло. Близится зима, дни стали короче. Поэтому придётся поторопиться. Тебе помочь собрать вещи? -Спасибо. Я уже всё сам собрал… Э-э, Гудвин. Скажи, как мне поступить? Уйти, или остаться? -Зачем спрашиваешь? -Хочу узнать твоё мнение. -Моё мнение – пустота. Руководствуйся своим мнением. -И всё же, ответь. Гудвин вздохнул. -У тебя появилось сомнение? Твоя уверенность пошатнулась? Подумав немного, я твёрдо ответил, -нет. -Тогда иди по той дороге, которую выбрал. Уверенность прежде всего. Уверенность – это таран, который пробьёт любые преграды. Поверь своему старому другу. Я понимаю, что тебе грустно с нами расставаться. Но ты должен. Если ты уверен в своей цели. -Спасибо тебе, Гудвин.