Колония - Андрей Ливадный

Решетов отвернулся от карты.

— Итак, подвожу краткий итог: первый модуль осуществляет посадку на территории «Южного». Фирсов, — обратился он к командиру роты десанта, — твоя задача обеспечить безопасность порта и способствовать эвакуации сотрудников нашего сектора в том случае, если их дальнейшее пребывание в колонии будет сопряжено с угрозой для жизни.

— Задание понял.

— Остальным… — Решетов посмотрел на командиров взводов, — выдвигаться к точкам, откуда транслируются сигналы бедствия. Выяснить обстановку, по возможности оказать помощь. В случае, если там развязаны боевые действия, проверить сигналы и отходить к «Южному» для осуществления прикрытия порта и эвакуации населения на международную станцию «Фобос».

— Это все, командир?

Решетов посмотрел на задавшего вопрос Шевцова и кивнул:

— Да, это вся информация, которой я располагаю. Существуют непроверенные данные о том, что кибернетические системы азиатов поражены экзовирусом, но я не склонен верить версиям о древних цивилизациях. Мы сами себе «цивилизация», и ни для кого не секрет, что концерн по своей сути преступный клан, обосновавшийся в колонии. Причину сегодняшних проблем надо искать не в мифическом прошлом, а в людях. Если там действует компьютерный вирус, поразивший кибернетические системы, значит, его написал и запустил человек.

Решетов секунду помолчал, а затем подытожил:

— Командование требует проверки сигналов бедствия, сбора исчерпывающей разведывательной информации о состоянии дел в колонии и обеспечение прикрытия «Южного». Поставленную задачу могут выполнить только отделяемые модули, работающие в режиме упреждения. Базовый корабль сможет оказать вам реальную поддержку только спустя указанное мной время. Вопросы?

Ответом ему послужила тишина. Уточнять было нечего. Все и так предельно неясно.

— Тогда по местам и… с богом, ребята.

Марс. Древние внутрискальные сооружения…

Тонкая нить воспоминаний тянулась к нему из бездонной вечности небытия.

Она извивалась, растягивалась, грозя истончиться и порваться, будто эрмигонская водоросль, раз в году всплывающая из пучин океана, чтобы расплестись на сотни мерцающих нитей, которые, коснувшись солнечного света, распадутся, канут в глубину и дадут начало новым жизням…

Память…

Он не ощущал тела, только разум, словно бесплотный дух, витал в сумраке забвения.

«Где я?»

«Что со мной?»

Нить воспоминаний стала крепче, прочнее и вдруг захлестнула, словно удавка, не давая дышать, взрываясь в очнувшемся рассудке миллионами образов-брызг…

…Невыносимо-яркий, стерилизующий ультрафиолет.

Белоснежные стены шлюза, колючий иней, на глазах превращающийся в капельки конденсата.

Его схватили.

Схватили и привезли на орбитальную станцию.

Липкий гложущий страх, запах ненависти, запекшаяся кровь на рассеченном лбу, привкус стерильного воздуха, такой же противоестественный для дыхания, как запах его пота для этих помещений.

«Нет, это было позже… Память подводит меня…»

Новый образ возник из темноты, будто кто-то послушно сменил информационный носитель, отмотав события назад…

…Внутренний створ огромного шлюза с шипением распахнулся, открыв доступ к космическому кораблю, который несколько минут назад вошел во внутренний док орбитальной станции.

Насосы все еще нагнетали воздух, создавая избыточное давление, по обшивке корабля змеился сложный узор инея, кое-где, нарушая замысловатый рисунок изморози, возникший от мгновенного соприкосновения воздуха с впитавшими космический холод бронеплита-ми, извилистыми дорожками скатывались первые капли конденсата, негромко потрескивали остывающие дюзы реактивной тяги, клубился быстро улетучивающийся пар, тонко ныли сервомоторы решетчатых ферм обслуживания — шел обычный процесс шлюзования, когда на обширной площадке появились пять биомеханических существ.

Их вид внушал невольный трепет. Взгляд терялся в сложном сочетании механики и биологических компонентов, казалось, перед тобой уже не человек, но и не машина в ее классическом понимании…

С резкой ритмичной вибрацией открылся люк звездолета, расколовшись на четыре остроугольных сегмента, изнутри выдвинулся короткий трап, и по нему на рифленый металлический пол шлюза спустился единственный пассажир, прибывший на борту корабля. Биомеханические создания тут же окружили его.

— Не делайте глупостей, Эргвин, — произнес один из них. — Вы должны смириться.

«Они по-прежнему боятся меня».

Эргвин повернулся, окинув внимательным, чуть насмешливым и одновременно вызывающим взглядом пятерых конвоиров.

Его снедала неизвестность, но демонстрировать собственные чувства он не собирался. Не дождетесь.

Взгляд невольно сосредоточился на ближайшем биомеханическом существе, губы, сжатые в тонкую упрямую линию, презрительно шевельнулись, выталкивая слова:

— К этому меня приговорил суд?

— Нет. Пред тобой мнемоформы, высшая ипостась разума, ты же приговорен к заключению в ограниченный энзиклон. Твое тело будет полностью механическим, а разум временно скопирован в нейроматрицу.

— Из меня сделают робота? Зачем? — Эргвин нахмурился, с трудом сохраняя самообладание. Он не хотел, чтобы страх перед неизбежностью вырвался наружу, отразившись на его лице.

Губы продолжали кривиться в усмешке, но внутри росло ощущение обреченности.

«На этот раз я по-настоящему влип…»

— Ты сохранишь рассудок, память и чувства, но не сможешь продолжить избранный путь злодеяний, — произнес мнемоклон. — Встроенные блоки ограничителей и система дистанционного контроля не позволят тебе использовать преимущества механического тела во вред окружающим энзиклон-форма предназначена для созидания, и тебе придется смириться с этим.

По телу Эргвина пробежала невольная дрожь.

— Так вы не убьете меня… — Усмешка исчезла, губы плотно сжались в побелевшую, бескровную линию. Эргвин не предполагал подобного оборота событий. Ему бы хватило мужества принять смерть, но стать механической куклой, рабом, игрушкой в замыслах существ, избравших для себя противоестественную форму существования, — к этому он не был готов…

— Насильственная смерть не имеет никакого смысла, если рассматривать ее в качестве наказания, — произнес мнемоклон. — Физическая казнь — это пережиток прошлого. Ты приговорен к исправлению, Эргвин, и это предполагает иную форму существования, специально разработанную для таких, как ты, заблуждающихся и непримиримых. Осознание собственных заблуждений и дальнейший прогресс рассудка — вот где конечная цель исправления личности. Если процесс пойдет в верном направлении, тебе, как и любому осужденному, будет дан шанс дальнейшего саморазвития — трансформация в свободную мнемоклон-форму, для которой несущественна телесная оболочка как таковая. Он сделал широкий жест, указывая на четверых спутников, не принимавших участия в диалоге. — То, что ты видишь перед собой, можно рассматривать, как сменную одежду, временный, легко видоизменяемый носитель для разума.