Святополк Окаянный - Александр Майборода

Только под утро, сквозь горячечное полузабытье, Владимир сообразил, что преданный им брат вовсе не грозился, а, смеясь, предупреждал. Только над чем он смеялся и о чем предупреждал, Владимир так и не мог догадаться, и это его сильно пугало. Так пугало, что он, не дождавшись рассвета, через силу свалился на пол и встал на колени перед иконой, привезенной из Константинополя легендарной прабабкой княгиней Ольгой, первой христианкой на Руси.

Он молился истово за грехи совершенные и не просил простить грехи будущие, так как и прежних грехов у него было так много, что и сам Господь Бог вряд ли мог их пересчитать.

От молитвы очнулся Владимир только, когда в дверь робко стукнули. Не желая, чтобы его видели в унизительном положении, Владимир, напрягая все силы, переполз обратно на постель. Улегшись в постель, он взглянул в окно.

За окном ярко ластилось солнце. Холодной хрустальной лазурью синело небо. Слышно было, как с крыши капали капли тающего под горячими лучами снега. Где-то в тайных уголках под крышей любовно ворковали голуби. А на дереве, голые ветви которого лезли в окно, вздулись пухлые коричневые комки, — крикливо задирались воробьи. Весной оживает жизнь, и даже из горла седого ворона раздается мелодичный звук, подобный тому, что исторгает нечаянно задетая струна воздушной арфы.

Владимир вздохнул. «Все проходит» — так написано на кольце царя Соломона. Жаль только, что с каждым днем время бежит все быстрее и быстрее.

В дверь опять робко стукнули, и Владимир слабым голосом разрешил войти в комнату, в последнее время больше похожую на келью монаха.

В комнату вошли воевода Добрыня и любимый сын Борис.

Добрыня стар уже, давно умерли его друзья богатыри Илья Муромец и Александр Попович. Но силен еще старый богатырь: широк в плечах, с мощной, как кадка, грудью, — длинная до колен белая рубаха плотно облегает мышцы. Чернявое лицо узкое, длинный шрам, глаза со свирепым выражением, не знающие пощады. Волосы только на голове сильно поредели, поэтому бреет он голову.

Владимир вспомнил, как, крестив в Киеве горожан, он отправил Добрыню приобщать к новой истинной вере непослушных и своенравных новгородских мужиков. Угадал он тогда — в Новгороде народ не захотел добровольно приобщаться к новым богам, так как их прекрасно устраивали и старые. И тогда Добрыня с дружинниками повторили проверенный на киевских горожанах безотказный прием: загнали людей в покрывающуюся льдом реку и выпустили из нее только новообращенных христиан. Долго потом из Волхова вылавливали трупы утопленников. Говорят, даже в Ильмене весной вылавливали утопленников. Но чего только не сделаешь ради истинной веры?

На Борисе шелковая алая рубаха, струится с узких плеч на колени. Лицо тонкими благородными чертами. Русая бородка аккуратно подстрижена. Большие серые глаза смотрят добро. Красив князь, но молод еще, а потому и добр. Но молодость быстро проходит.

В руке на золотой цепи Борис, как собаку, ведет любимого венгра Георгия. Георгий смазлив не хуже девки — холеные волнистые волосы тщательно расчесаны, черные брови узкими стрелами вразлет, глаза за пушистыми ресницами большие, красивые, как у телка. Одет в длинную шелковую розовую рубаху — почти до пят. Девка — да и только!

Девка или парень — Владимиру все равно: детей им не заводить.

Владимир кашлянул:

— Пса своего оставь за дверью.

Борис обернулся к любимчику и строго предупредил:

— Сиди за дверью и никуда не ходи!

Но цепь привязал к ручке на двери и прикрыл ее. Пока он устраивал своего любимца, Добрыня присел на лавку рядом со столом и начал раскладывать свитки и берестяные грамотки, которые принес в руке. Он пришел с обычным утренним докладом, во время которого рассказывал князю о делах прошедшего дня, спрашивал совета о предстоящих делах.

А Борис, придав лицу печальное выражение и присев на край отцовской постели, заботливо спросил:

— Здоров ли, батюшка?

Печальное лицо сына встревожило Владимира — молодой человек должен радоваться жизни, — и он неожиданно окрепшим голосом проговорил:

— Борис, не стоит печалиться над моей болезнью. Болезнь уйдет, как пригреет солнце.

Борис перекрестился, лицо его повеселело, и он участливо проговорил:

— Выздоравливай, батюшка.

Немного подумав, он выпалил:

— Выздоравливай скорее, а то нехорошие дела творятся у нас, Ярослав отказался присылать дань.

Владимир, забыв от удивления о болезни, привстал и возмущенно воскликнул:

— Как, Ярослав отказывается платить дань? Да такого быть не может!

Ему на мгновение вспомнилось ночное предупрежден и е духа Ярополка. Ох не зря смеялся Ярополк — дождался-таки, ирод, сын против отца пошел! Что еще может быть слаще для духа желающего мщения? Сын против отца, брат против брата. На брата, убившего брата, наложено страшное проклятие: его потомкам предстоит убивать друг друга, пока не изведут они сами свой род до конца.

Владимир резко одернул себя. Однако глупости это, ибо так в царских родах заведено, что страшнее врага, чем родной брат, нет... И не Владимиру менять старые обычаи, а потому — все вон из ума!

Добрыня, уже развернувший свои свитки и готовый к докладу, погладив рыжую бороду, степенно подтвердил:

— В самом деле Ярослав отказывается платить дань. Ярослав говорит, что отец болен, а брату он не обязан давать дань, так как старше Бориса.

Владимир почувствовал в себе старинный боевой дух, который у него всегда появлялся в минуты опасности. Сердце учащенно забилось, щеки загорелись розовым румянцем, и в теле неожиданно появилась сила. Владимир сел, спустив босые ноги на пол на толстый ковер из заячьих шкур, и негодующе спросил:

— И что за дурь ударила Ярославу в голову — идти против меня?!

Борис испуганно вскочил и отступил на шаг к окну.

Добрыня, тряхнув хохлом на бритой голове, рассудительно заметил:

— Да нет тут никакой загадки. Вся свара идет из-за Святополка. Ты объявил Святополка своим сыном и тем самым сам отдал ему старшинство среди сыновей. Но в то же время ты держишь его под замком и говоришь, что хочешь посадить на Киев младшего — Бориса. При этом ты обходишь Ярослава. Вот он и обижается.

— На Киев я посажу того, кого пожелаю. А пока я хочу, чтобы Великим князем был Борис, и так будет! — вспылил Владимир. — Ярослав не понимает, что Святополк чужой для вас.

Добрыня возразил:

— Ярослав это прекрасно понимает и не питает родственных чувств к Святополку. Однако после того, как умер его старший брат Изяслав, он старший после Святополка. Ущемляя старшего среди сыновей, ты дал формальный повод Ярославу говорить о нарушении тобой исконного родового порядка. Потому он считает, что имеет право отказаться от своих обязательств по отношению к тебе. К тому же его дружина, по настоянию его жены дочери шведского конунга Олава Ингигерды, набрана из нищих шведских варягов. А тем хочется много золота, гораздо больше, чем имеется в Новгороде.

Лицо Владимира загорелось гневом, и он жестко сказал:

— Он весь в свою мать, та перечила мне и хотела даже убить меня. Тогда ради маленького Изяслава я не казнил ее...

Рогнеда, которой за постигшие ее беды дали имя Гореслава, пережила убийство Владимиром ее отца и братьев, но обида в душе гордой полоцкой княжны осталась навсегда, и когда Владимир завел вторую жену и выселил ее из своего дворца в уединенное жилище в селе Предславино, на берегу реки Лыбеди, она решила его убить. Для этого Рогнеда заманила Владимира к себе, и когда, как ей показалось, он крепко заснул, она достала спрятанный нож и нанесла удар прямо в сердце распутного князя.

Но Владимир, почуявший замысел Рогнеды, не спал, он только притворялся. Одной рукой он отвел удар, направленный ь сто сердце, а другой, ухватив пышные волосы, склонил к своим ногам голову гордячки. Однако он не стал сразу ее убивать. Он приказал ей одеться в брачные одежды и, сидя на богатом ложе в светлой храмине, ждать смерти от его руки. Он жаждал лично отрубить ей голову.

Но когда, после очередной развратной ночи с какой-то девкой, рано утром он вошел в комнату, где уже несколько дней ждала смерти его гордая жена, чтобы убить ее, в комнате неожиданно появился маленький сын Изяслав. Он подал отцу обнаженный меч и сказал:

— Ты не один, о родитель мой! Сын будет свидетелем, чтобы в будущем знать, как поступать с матерью своих детей.

Раздраженный Владимир бросил на землю меч и ушел. Немного погодя, он собрал бояр для совета, что делать с непокорной матерью и ее сыном. Бояре, многие из которых хорошо помнили судьбу отца и братьев Рогнеды, сказали:

— Прости мать и младенца. И дай им в удел бывшую область ее отца.

Немного подумав, Владимир согласился, и даже построил для Изяслава город, названный его именем.