Диктаторы обмана: новое лицо тирании в XXI веке - Сергей Маратович Гуриев
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
СИЛА ПОСТИНДУСТРИАЛИЗАЦИИ
Первый ингредиент нашего модернизационного коктейля – переход к постиндустриальному обществу. С начала промышленной революции в XVIII веке изменилась экономическая жизнь – а вместе с ней изменились и общество, и политика. Иногда люди представляют себе этот процесс как единовременную всеобъемлющую трансформацию, которая одним махом превратила традиционные сообщества в современные. В действительности все было не так. Изменения происходили в два этапа.
На первом этапе люди перемещались из сельской местности, с ферм и мастерских, в города на фабрики. Натуральное хозяйство и ремесленный труд уступили место массовому производству и серийной продукции. Общества небольших, по большей части самодостаточных деревень превратились в сложные, взаимозависимые системы. Второй этап начался после Второй мировой войны в экономически более развитых странах. Тогда «индустриальное общество» сменилось «постиндустриальным», в котором производственный сектор отошел на вторые позиции, уступая сектору услуг и – самое главное – сектору создания и обработки информации.
То, как этот второй этап изменил жизнь в демократических странах Запада, описывали многие эксперты – от социолога Даниела Белла до бизнес-гуру Питера Друкера и футуриста Элвина Тоффлера. А вот его влияние на авторитарные государства изучено мало. Те, кто занимались этим вопросом, считали, что модернизация – прямой путь к демократии. На самом деле, как мы уже отмечали, она действительно подталкивает в этом направлении. Но многие диктаторы не поддаются этому давлению, а адаптируются к новым вызовам.
Но прежде чем обсуждать тактику диктаторов, рассмотрим, что представляет собой переход к постиндустриальному обществу. Этот процесс состоит из нескольких взаимосвязанных изменений. Во-первых, меняется характер работы. К концу XX века промышленность перестала быть локомотивом экономического роста на Западе. Теперь для прогресса требовалось не большее число заводов с длинными сборочными линиями. Темпы развития зависели от изобретения умного оборудования и эффективных способов его эксплуатации, а также от появления новых продуктов, о потребности в которых люди и не подозревали. Другими словами, прогрессу требовались инновации.
Доля промышленного производства в общем объеме выпуска сокращалась. Уже к 1970-м в США число рабочих мест в секторе услуг превысило число рабочих мест в промышленности8. Сохранившаяся часть промышленности использовала все меньше заводских рабочих9. Механическая работа автоматизировалась, а остававшиеся на производстве люди зарабатывали в основном умственным, а не физическим трудом. Они становились операторами ЭВМ и техническими аналитиками, технологами и программистами, конструкторами и маркетологами, бухгалтерами и менеджерами10. Они ставили эксперименты, решали задачи, собирали данные и занимались их интерпретацией.
Между тем растущий сектор услуг нуждался в творческих силах. Конечно, он создавал рабочие места для уборщиц и для изготовителей гамбургеров. Но они трудились бок о бок с полчищами консультантов, архитекторов, инженеров, врачей, ученых, художников, дизайнеров, артистов, спортсменов и журналистов – то есть тех, кого урбанист Ричард Флорида включает в «креативный класс»11. К 2015-му этот класс в США состоял из 52 млн человек – около трети от всей рабочей силы12. В Западной Европе его доля колебалась от 26 % в Португалии до 54 % в Люксембурге.
Все, что создавали эти профессионалы – от финансовых инструментов до медицинских препаратов и музыкальных представлений, – требовало глубоких знаний и оригинального мышления. Ценность произведенного ими заключалась не в использованных материалах, а в информации, которой они владели. Цифровые технологии обеспечили неограниченное воспроизведение и практически бесплатное распространение информационной продукции. Благодаря этому экономия за счет увеличения масштаба оказывалась просто невероятной13.
Изменение в источниках роста поставило авторитарных лидеров перед трудным выбором. Раньше Сталин и Мао могли удвоить ВВП, не считаясь с человеческими затратами, просто отправив крестьян на заводы. Принудительное перераспределение рабочей силы было жестоким, но результативным способом повысить выпуск продукции. Несмотря на неэффективную организацию промышленности при Сталине, производительность труда на заводах все равно была выше, чем на селе14. Но как только для новых прорывов требовалась творческая фантазия, сталинистское принуждение переставало работать. Идеи не рождаются по приказу15. Инновационная деятельность, которая практически по определению нуждается в свободе нарушать правила, задыхалась в бюрократических тисках. А идеология ее попросту убивала.
Пионер диктатур обмана Ли Куан Ю понимал это уже в 1990-е. В одном из интервью он сказал: «Из современного высокотехнологичного оборудования просто невозможно выжать максимальную производительность без инициативной и самостоятельной рабочей силы. Нет смысла вкладывать сто миллионов долларов в станки, если не извлекать из них не менее 95 % производительности с помощью кружков контроля качества, привлекая к задачам повышения производительности инженеров, как это делают японцы? … Высокообразованного работника не заставишь перестать думать, когда он уходит с завода в конце рабочего дня»16.
Высокообразованные работники – это отдельная тема. Одновременно с изменением характера труда менялось значение образования. В век бурного развития промышленности капиталисты добились от государства создания системы начальных школ17. Владельцам заводов не хватало подготовленных работников. Основы грамоты и арифметика были нелишними, но еще важнее были добропорядочность и исполнительность. Бывших крестьян следовало научить часами сидеть на одном месте, выполняя скучную, однообразную работу. От них требовалось стать внимательными, уважительными, «пунктуальными, послушными и трезвыми»18. А особенно полезными эти свойства были в политическом плане. Чтобы угодить властям, учителя начальных классов не забывали воспитывать в детях почтительность и патриотизм. И даже средняя школа способствовала социализации.
Но высшее образование устроено по-другому. Страны, в которых шел переход к постиндустриальному производству, ощутили потребность в человеческом капитале иного качества. Начального и среднего образования хватает для освоения базовых рабочих специальностей. Но чтобы конкурировать с экономически развитыми державами, работники должны иметь высшее образование19.
Проблема для автократов в том, что высшее образование неразрывно связано со свободой мысли. Невозможно полностью стерилизовать университетское обучение. Критическое мышление так и норовит выскользнуть из-под контроля. Студенты, которые сегодня пришли на лекцию по электродам, завтра запросто могут заглянуть на лекцию по электоральным процедурам. Аналитические, коммуникативные и организационные навыки применимы для решения разных задач – включая координацию антиправительственных протестов20. Кроме того, передовая наука по определению является международной, а следовательно, содержит дополнительную информацию о внешнем мире. По этим причинам диктаторам намного сложнее контролировать высшее образование.
Вот лишь один пример. В начале 1950-х в СССР царил конформизм. В ходе
