Выбирая свою историю. «Развилки» на пути России: от рюриковичей до олигархов - Ирина Карацуба

Конституция была монархической, но в крайнем (ас учетом российской политической практики весьма вероятном) случае Муравьев предполагал введение республики. Как он говорил на следствии, «если бы императорская фамилия не приняла конституции, то как крайнее средство я предполагал изгнание оной и предложение республиканского правления».

Необходимость же монархии для России он обосновывал высказанным еще в «Наказе» Екатерины II аргументом — обширностью территории страны, требующей значительной силы власти. При этом Муравьев высказывал опасение, что сила власти может прийти в столкновение с началами свободы. И для этого необходим повышенный контроль представительных учреждений за действиями администрации. «Всякий чиновник исполнительной власти отвечает за каждое свое действие, никто не может оправдываться полученным приказанием… и всякий исполнитель противозаконного веления будет наказан так, как и подписавший веление. Император не подлежит суждению (если же сам император лично учинит какое-либо преступление, за которое никто другой не подлежит ответственности, то сие приписывается нравственному недугу Народным вечем, которое, в таком случае, учреждает регентство посредством особого закона)».

Если в столице (по первому проекту ею должен был стать Нижний Новгород, по второму — Москва) деятельность императора и чиновников контролирует Народное вече, то в обширной стране трудно обеспечить законность действий чиновников, отдаленных от столицы, без дополнительных гарантий.

Этим обстоятельством Муравьев в значительной степени объясняет федеративный характер будущего российского государства: «Федеральное или Союзное правление одно разрешило сию задачу, удовлетворило всем условиям и согласило величие народа и свободу граждан». Муравьев был большим поклонником федеративного устройства Северо-Американских Соединенных Штатов и внимательно штудировал как федеральную американскую конституцию, так и конституции всех 23 штатов. Будущая Россия мыслилась им как федерация, состоящая из 15 держав и областей (в третьем проекте), образованных по территориальному принципу (Балтийская, Заволжская, Западная, Черноморская, Ленская и др.). В каждой из держав предусматривалось двухпалатное законодательное собрание (Державная дума и палата выборных). Державы делились на уезды во главе с выборными начальниками — тысяцкими.

При этом понимание Муравьевым федерализма, как справедливо заметил его биограф Н. М. Дружинин, было довольно специфическим: в столице Народное Вече под контролем императора издает общегосударственные постановления, а в державах и областях действуют областные собрания, которым предоставлены «частные расположения, касающиеся до областей». Такая интерпретация федерализма очень далека от североамериканского права, утверждавшего первоначальную власть каждого отдельного штата и не признававшего исключительного суверенитета за союзными органами. Произошло это потому, что Муравьев видел в федеративном правлении только противовес бюрократическому централизму, для чего вполне достаточно расчленения государственной территории на полуавтономные области.

В отношении тактики Муравьев полагал, что военная революция произойдет в столицах и других частях страны, где имеются вооруженные силы, руководимые офицерами — участниками тайных обществ.

«Силою оружия», как лаконично ответил он на вопрос следственной комиссии, Сенат будет принужден к опубликованию Манифеста об отмене крепостного права, о равенстве всех перед законом, о свободе печати и т. д. Предполагалось избрание выборных «представителей народных», которые «учредят на будущее порядок правления и государственное законоположение». Одновременно в тех частях России, где одержат успех войска, руководимые тайными обществами, упраздняется крепостное право («раб, прикоснувшийся земли Русской, становится свободным») и военные поселения, вводятся представительные учреждения, свободы печати, слова и совести. Движение войск на столицы прекращается с упразднением прежнего правления.

По-другому эти же проблемы решал Пестель в своей знаменитой «Русской правде» — наказе Временному верховному правлению на переходный период. Нарочито архаическое название было дано для того, чтобы подчеркнуть связь будущей революции с историческим прошлым русского народа, почтить национальные традиции. Той же цели служило и предполагавшееся перенесение столицы в Нижний Новгород с переименованием его во Владимир, введение древнерусских образцов в форменную одежду.

Во времена Союза благоденствия Михаил Лунин, посмеиваясь над обстоятельностью Пестеля, говорил, что тот «хочет наперед енциклопедию написать, а потом к революции приступить». «Русская правда», действительно, была документом стратегической важности — она должна была гарантировать, «что Временное правление единственно ко благу Отечества действовать будет», а не по «своему произволу, личным страстям и частным видам», а, следовательно, не ввергнет государство в «ужаснейшие бедствия и междоусобия».

Лидер южан был горячим противником крепостного права. «Рабство крестьян всегда сильно на меня действовало», — утверждал он на следствии. О необходимости его уничтожения написаны самые страстные, яркие страницы проекта:

«Рабство должно быть решительно уничтожено, и дворянство должно непременно отречься от гнусного преимущества обладать другими людьми. Нельзя ожидать, чтобы нашелся один злосовестный дворянин, чтобы не содействовать всеми силами к уничтожению рабства и крепостного состояния в России. Но ежели бы, паче всякого чаяния, нашелся изверг, который бы словом или делом вздумал сему действию противиться или оное осуждать, то Временное верховное правление обязывается всякого такового злодея безызъятно немедленно взять под стражу и подвергнуть его строжайшему наказанию, яко врага отечества и изменника противу первоначального коренного права гражданского. Сие уничтожение рабства и крепостного состояния возлагается на Временное верховное правление, яко священнейшая и непременнейшая его обязанность».

Аграрная программа Пестеля преследовала цель, освободив крестьян, улучшить их положение, «а не мнимую свободу им даровать». Для этого земли каждой волости делятся на две части, одна из которых будет собственностью общественной, другая — частной. Для формирования общественного земельного фонда предусматривалась частичная конфискация помещичьих земель (если у помещика имелось более 10 тысяч десятин, то половина отбиралась «без всякого возмездия», а если менее — то с денежным или земельным возмещением). Но в любом случае помещик не мог владеть более чем 5 тысячами десятин. Национализированные таким образом земли Пестель предполагал разделить на две части: общественную и частную.

Земли общественные (волостные) предназначаются для «доставления необходимого всем гражданам без изъятия»; они не могут продаваться или закладываться. Каждый россиянин имеет право получить в своей волости участок земли, достаточный для пропитания одной семьи (муж с женой и тремя детьми). Земли частные свободно продаются и покупаются; они «будут служить к доставлению изобилия». Цель всего этого необычного аграрного проекта — обеспечить каждому россиянину прожиточный минимум, защищающий его от нищеты и от произвола «аристокрации богатств».

Этот аграрный проект Пестеля вызывал неоднозначную реакцию у его сторонников, особенно у тех, кто владел крупными земельными угодьями. Неоднозначны в его оценке и историки. Александр Герцен считал, что руководитель Южного общества был «социалистом прежде, чем появился социализм»; немало позднейших историков эту точку зрения разделяют. Другие усматривают в этом проекте отражение общинной традиции землепользования: часть земель используется коллективно, часть — индивидуально. Наконец, третьи справедливо указывают на общность этих глав «Русской правды» с системой землевладения в древнем Риме. Очевидно, что главным для Пестеля был понимаемый в широком смысле слова принцип справедливости, социальной правды, устраняющий потенциальные конфликты и противоречия, цементирующий общество и способствующий желанному «единородству, единообразию и единомыслию».

Одним из первых отечественных мыслителей Пестель отразил в теории новые общественные противоречия, складывающиеся в развитых странах Европы. «Отличительная черта нынешнего столетия ознаменовывается явною борьбою между народами и феодальною аристокрацией, во время коей начинает возникать аристокрация богатств, гораздо вреднейшая аристокрации феодальной». Возникновение в России «аристокрации богатств» неизбежно, поскольку в гражданском обществе будут обеспечены собственность, свобода предпринимательства, частная инициатива и конкуренция. Именно поэтому, считал Пестель, следует принять особые меры против всевластия богатых и обнищания масс.